формируется в эволюции и как сознание развивается в процессе обучения?
Приведем сначала одну наглядную аналогию: каковы функции пищеварения? Как функция пищеварения имеет и место своего осуществления (тело человека), и органы, причастные к ее осуществлению (пищевод, желудок, поджелудочная железа, прямая кишка и т. д.), так и функция сознания имеет и область своего действия, и объекты, причастные к осуществлению этой функции. Более того, каждый из этих объектов имеет и «место» своего расположения, и функцию, им исполняемую. Так, как мы уже выяснили ранее, объектами причастными к осуществлению функции сознания в первую очередь являются:
- электрохимическое (нейробиологическое) взаимодействие нейронов нашего мозга, осуществляющее мышление и чувствование на уровне бессознательной, «безмолвной» материи мозга;
- долговременная память, осуществляющая функцию хранения информации, скорее всего, в тех же (или близким к ним) структурах мозга, которые генерируют процесс мышления и чувствования;
- язык (речь), который одновременно и дает наименования этой информации, и озвучивает эти наименования для того, чтобы мы могли передать результат мышления своим сородичам;
- и наша способность сосредоточения, положим, на предмете мышления и слежения за ходом мышления, которая (способность) осуществляет координацию процессов мышления и извлечения из нашей памяти необходимых наименований и знаков, пригодных для адекватного выражения смыслов (и значений).
И это перечисление позволяет нам, в некотором роде, ответить в самом приближенном виде на пятый вопрос: каково устройство сознания, то есть, какие объекты причастны к осуществлению функции сознания? Осталось только разобраться, в какой взаимосвязи они, эти органы-объекты, находятся между собой. Этим мы и займемся. Потому что взаимосвязь позволит нам выйти на саму главную функцию, а зная эту функцию, мы уже сможем «изобразить» сознание «в обвязке» тех объектов, которые имеют самое непосредственное отношение к этой главной функции, и без которых она не могла бы быть осуществлена.
Итак, как мы полагаем, сознание человека появилось тогда, – вопрос, напрямую не заданный К. Анохиным в своей статье – когда у человекоподобного существа возникла Необходимость выхода на новый уровень мышления, мышления рационально-иррационального, то есть с прибавкой к логическому мышлению весьма существенного интуитивно-инсайтного «довеска». Уровень идеального логического, то есть причинно-следственного мышления не позволял производить новизну. Необходим был выход на фундаментальный уровень ее создания, а именно, уровень материальный. Потому что только материя – в результате своих флуктуаций и бифуркаций – способна на спонтанную самоорганизацию своих частиц (молекул, нейронов и т. д.) и возникновение каких-либо новообразований. Логика же, как мы уже не раз отмечали, способна «лишь» на то, чтобы «раскачать» частицы материи – как ветер раскачивает волны на море – до необходимого уровня их флуктуации; до того уровня, когда становится возможным спонтанное бифуркационное образование «диссипативных структур» (по И. Пригожину), одним из элементов которых являются совершенно новые низкоэнтропийные, упорядоченные ансамбли из этих частиц. (Каковыми, положим, являются «ячейки Бенара», образованные частицами (молекулами) какого-либо жидкого вещества).
Вот здесь – и мы обращаем на это особое внимание! – ключевой момент возникновения у человека способности генерировать новые идеи: только наращивание человеком своей способности эффективно мыслить на уровне логического (причинно-следственного) мышления могло привести к возникновению у него способности генерировать идеи. Потому что только возбуждение нейронной деятельности мозга «приступами» подхода логики с той или иной стороны к решению задачи способно привести к бифуркации и последующей спонтанной самоорганизации материи мозга в некий низкоэнтропийный («замороженный», по С. Деану), ансамбль. В Природе нет другого способа создания новизны, кроме как способа спонтанной самоорганизации частиц материи, будь то в пространствах Вселенной, в живой Природе, в социуме, в мозге человека или в его геноме. В связи с этим, вполне можно предположить, что мозг любого живого организма – кроме человека – потому не смог выйти на уровень генерирования идей, что у него не было условий для возникновения достаточно развитой способности логического мышления. Будь она, логика, развита, положим, у приматов, они бы тоже могли выйти на уровень социального (а не стадного) разумного существования.
Так вот, появление у «когнитивных организмов» (К. Анохин) – а именно, у человекоподобного существа – новой способности создавать иррациональные идеи потребовало возникновения у него новой способности раскрывать и выражать («озвучивать») смыслы этих идей. Но для того чтобы осуществлять это, надо было внове образуемые в мозге материальные («замороженные») ансамбли переводить в нечто такое, что позволяло бы эти новые смыслы претворять в практику совместного проживания. Ведь для чего-то возникали эти смыслы, и возникали они спонтанно, как это, кстати сказать, происходит и в наше время. Вот здесь-то и потребовался механизм, во-первых, упомянутого нами ранее дублирования уже свершившегося акта в материи мозга (а именно, образования ансамбля нейронов), а во-вторых, перевода «смысла» этого ансамбля в нечто нами уже осознаваемое, понимаемое и выразимое.
А вот здесь – в связи с задачей дублирования и перевода – появилось уже другая Необходимость, Необходимость создания языка, то есть того, что переводило бы «материальную мысль» в мысль идеальную, то есть выраженную посредством речи и наименований предметов (существительных) и действий над ними (глаголов). Иначе говоря, появилась Необходимость наименования-называния того, что мы видим, слышим, ощущаем посредством произнесения звукосочетаний (фонем) нашей речи.
Именно здесь, на границе взаимосвязи показаний органов наших чувств – показаний, зафиксированных в нейронных структурах мозга, – со знаками (фонемами) языка свершилось «бракосочетание» материи мозга с речью. А результатом его оказалось новорожденное дитя – сознание. Ведь то, что мы видим, слышим, ощущаем – то есть то, что осознано нашим умом в его конкретике и сиюминутности оказалось к тому же названным и закрепленным, то есть способным быть помещенным в нашу долговременную память. (Вспоминается одно изречение: мы не знаем, на что мы смотрим, пока нам не скажут, что мы видим).
А объекты нашей памяти уже никак не могут быть неосознанными, поскольку в любой момент они могут быть нами извлечены из хранилищных запасов памяти и «вплетены» в любое из наших размышлений. Так что память и сознание – кровные братья: они разные, но у них общие родители: материя нашего мозга и речь, призванная к тому, чтобы выражать, озвучивать результаты деятельности этой материи. Можно сказать, что показания органов наших чувств, будучи нами названными, открыли нам не только дверь к сознанию, но и дорогу к его последующему развитию.
Выходит так, что сознание появляется тогда, когда воспринимаемое органами наших чувств обретает название, и образ этого названного объекта помещается в нашу память. Любое животное, положим, видит предметы вокруг себя, и, наверняка, в какой-то степени осознает их, – оно же на них не натыкается как слепое существо. Но это сознание у него, можно сказать, (в основном) сиюминутное, перескакивающее с одного предмета на другой и ни на чем конкретном долго не закрепляющееся. Да к тому же у него нет способности называть их и, тем самым, фиксировать путем размещения образа этого названного в свою память. (Можно даже сказать, что сознание – это глаза нашего мышления: потому что только то, что осознанно названо может быть увидено нашим мышлением).
Как видим, главная функция сознания – переводить наше мышление (и частично чувствование) с «языка» немой деятельности нейронов мозга на язык того, что с некоторых пор мы стали понимать, а именно на язык наименований объектов (существительные) и действий над ними (глаголы). То, что мы уже назвали, не может быть неосознанным. Потому что именно то, что мы называем и собираемся проявить находится в бездонных глубинах электрохимического и нейробиологического немого (для нас) взаимодействия нейронов. А то, посредством чего мы даем то или иное наименование этому взаимодействию, является усвоенный нами язык в каком-либо его виде. Иначе говоря, осознанным является только то, что мы можем, во-первых, выразить, а во-вторых, транслировать своему окружению и тем самым побуждать его к ответным и адекватным действиям. (Выражаем мы посредством наименований, транслируем – посредством звуков (фонем) или слов).
Исходя из этого, можно заключить, что, положим, даже пчелы и муравьи обладают, если можно так выразиться, инстинктивным сознанием, поскольку, используя некоторый набор символических знаков (движений, запахов), они общаются со своими собратьями по улью или муравейнику и передают им свой субъективный опыт.
Итак, главная функция сознания в том только и заключается, чтобы транслировать результаты «безмолвной» материальной деятельности нейронов нашего мозга нашему окружению. И эта трансляция немыслима без того, чтобы, прежде всего, переводить немые коды нейронных образований (ансамблей) в коды культурных знаков и наименований. То есть в то, что получилось в результате взаимосвязи проявления (видения, слушания, ощущения, обоняния) органов наших чувств с сочетаниями фонем нашего (нарождающегося) языка. Именно перекодировкой материальных (нейронных) кодов-соединений в коды идеальные, культурные, занимается наше сознание.
(Кстати сказать, в этом различие подходов к сознанию у А. Дамасио и у нас. А. Дамасио22 рассматривает сознание в его причастности к трем видам самости: протосамости (ощущения), базовой самости (внимание на объектах) и автобиографической самости (осмысленности своего существования в прошлом, настоящем и будущем). У нас же сознание рассмотрено в его причастности к раскрытию сути беззвучной материальной деятельности нейронов мозга в культурных знаках, имеющих вербальное звучание, то звучание, которым мы можем поделиться в первую очередь со своими сородичами).
В этом, можно сказать, заключается природное предназначение сознания – предназначение выхода на новый уровень создания новизны. Если ранее создание новизны было прерогативой лишь самой Природы, то теперь эта новизна все новых и новых видов – материальных, технических, научных, этических, культурных, социальных и т. д. – могла создаваться посредством взаимодействия нейронов мозга, принадлежащего человеческому организму. Тому организму, который стал разумным в результате обретения человекоподобным существом способности рационально-иррационального (интуитивно-инсайтного) мышления. Не возникни у него способности генерировать новые идеи, он так и остался бы человекоподобным, но не разумным существом. У человека не было более высокого природного предназначения, чем – наравне с
