земная жизнь вошла в совсем-совсем иное русло. Приобрела решительно иной смысл. Здоровье у Белошапки резко поправилось. Наконец зажил спокойно и безмятежно, как все, которые бросили писать. Плюнув на всё, в том числе на прочие смыслы и на то, что он должен был бы про них сказать. Да и на фиг, оказывается, это никому не нужно было никогда. Никому он на самом деле ничего не должен! Тем более, сказать. Повезло человеку, конечно, хоть и не сразу. Но заслужил мужик покой, чего уж! Курей вот стал выращивать. Говорит, для забавы. А там кто его знает.
Кузьмич же на пенсии с самого начала переключится на этот, самый оптимальный режим земного финиша. Всё-таки, с горки катясь, почему-то быстрее набираешься смысла. Бывший наш первый секретарь, конечно же, никому и никак писать не станет. Ещё чего. Себе дороже. Сожранный притяжителем гроз Глушковым, он никуда жаловаться не будет. Сразу и наглухо замолчит. Получая взамен полное довольствие от райкома и райисполкома. Конвертация тут произойдёт полная. А всё потому что прочно стоял на земле. Сразу брал с обидчиков и покровителей чем надо. И всегда крестился по самой последней партийной моде, хоть по-прежнему и как бы шутливо, но всё же именно как надо, строго соблюдая очерёдность взмахов проверяющей щепоти. «Что забыл?» Сначала далеко вниз, к истоку, где раки водятся, и только потом вверх и влево, партбилет, а в конце и вправо, остальные документы. Но никак не наоборот.
Наш неизменно толковый экс-секретарь предельно надёжно преобразовал неизменно продажный смысл жизни в самую прочную из валют - здоровье и долголетие. А их никому ни один Трифон в бокальчик не нацедит. После чего смысла обретённого жизнестояния никак и ни за что не хотел терять. Уж он-то лучше всех и всегда знал, почём фунт господского изюма. И что плетью обуха не перешибёшь. Однако, как ни странно, достигнув нирваны, вскоре Кузьмич всё-таки помрёт. Даже на остатнюю рыбалку не съездит. Какой смысл?! Хотя, казалось бы, теперь-то уж - на вершине исполненных и пока ещё в накат исполняемых желаний, когда ты сам себе Трифон, предельно рационально забив на все последние треволнения жизни, - жить бы да жить. Да видно считался у чертей на примете. Пасли, пасли они своего любимого теля, пестовали, да и выпасли. Выкормили. Надо же и к столу подавать! Бедный мужик, разбитый последним инсультом, он даже шутейно перекреститься по-новому не смог. Нарушил очерёдность. Ширинку с партбилетом спутал. Вот таким его бог и принял, расстёгнутым. А мы запомнили. И с тем и с этим. В миксе.
Эх. На рыбалку мы с ним и вправду так и не съездили. Сначала он долго колебался, но так и не решился на риск ущерба своему авторитету. Вдруг, мол, я растреплюсь повсюду какого цвета труселя первого секретаря. И сколько туда влезает раков. Потом и я, став московским собкором по всему региону, никак не мог подобрать форму приглашения, чтобы не обидеть старика. Да и сам он, видимо, отловился напрочь. Даже в нечаянных, под рюмочку, рискованных мечтах. Потому что реальная рыбалка, с фактическим уловом, да ещё и с натуральными злыми раками возле причинного места у подавляющего большинства мужиков лишь по бесшабашной юности бывает. Чтобы потом вспоминать и хохотать с друзьями. Иногда до упаду. В прямом и переносном смысле.
Может быть, тоже лишь при функции был наш Кузьмич, а без неё напрочь сдулся, да похлеще Трифона у Лукича?! Или рикошет от генераловского дискобола, попавшего в туземный коммунизм, ненароком и бывшего первого коммуниста района зацепил?! А затем и срубил под корешок. Вот и гадай теперь, как жить! Вот и рыскай в поисках действительно надёжного жизненного ориентира и способа! Куда, что и как ни кинь - везде клин! Всё обязательно канет, как в прорву. И круги за спиной никогда не разойдутся! Подозреваю, что и с Уругваем будет то же, как только там наших поднакопится побольше. Бедный-бедный уругвайчик.
Оказывается, чем больше держишься за эту нашу жизнь, тем меньше за что в ней получается. Потому что по большому счёту, конечно же, вовсе и не жизнь здесь бывает, есть или может ещё немножко будет. До того тяжело даётся! Словно порядочная! Тогда чего ради вообще затеваться, появляясь в такой свет?! Что угодно в нём, при любом раскладе всегда и повсюду непременно потеряет смысл. Рано или поздно. Наверно, каждый у гробовой доски ума не приложит именно этому «вновь открывшемуся», исключительно неприятному обстоятельству! Для вот этой-то фигни всё-всё и было?! Тьфу!!!
Вот и я, некоторое время спустя, формально, по внешним критериям жизненного успеха обгоню Лёньку. Притом, по всем статьям. И без всей его пробивной «элегантности» и прочей бесстыдной «изысканности». О боевой ничьей останется несбыточно помечтать теперь ему, бывшему демону районки, моему прошлому непосредственному начальству и конкуренту, да поглотать злые, отчаянно завидущие слёзы. Но сам начальством я всё-таки не стал, пронесло, спас душу. Однако и так называемого, прости господи, счастья я конечно тоже не нашёл. Нигде, ни тем более в самом себе. Оно же при любом приближении всегда ускользает за горизонт призрачной нашкодившей зарницей. Знает, что будет, если поймают. Всю жизнь коварно намекало на себя, лишь бы душу человека растревожить. А самого-то и не бывает вовсе. Хорошо тебе прямо сейчас?! Вот и не копайся почему. Если оно ещё работает, хоть как-то, лучше в него не лезть. Это и есть оно самое, на этот миг.
Всё-таки, даже работая на Москву, в центральном органе партии, у меня почему-то никогда и мысли не закрадывалось хотя бы раз воспользоваться Лёнькиными услугами. Всё-таки журналистом-то он всё равно оставался неплохим, хотя и классическим лакеем лакеев лакейских. Впрочем, пересечься мы и не могли. Даже если я ехал в его районы. Потому что в хозяйствах, предприятиях и конторах ждали именно меня, а не его. А потом, как водится, ставший ненужным журналист Куделин спился, даже, говорят, пропил дорогую редакционную аппаратуру или её у него банально украли. Во всяком случае, Лёнька был вынужден написать увольнение по собственному желанию. Чтоб хоть не по статье уйти. И вернуться в милицейские пенаты, пусть даже участковым по каким-нибудь хуторам. Однако после всего его вряд ли и туда взяли. Даже с учётом его напористости, которая, конечно, тоже сойдёт лишь для любителя покопаться в чужих заработках.
Вот чем страшна среди людей любая должность - как только ты её потерял - ты и вправду не человек! И судьба отворачивается от тебя! Ты никто и звать тебя никак. Кто в Отчизне устоит после такого удара, как потеря должности, да вдобавок ничего не имея за душой?! Кто ж на тебя посмотрит, если ты не при исполнении, если ты не при функции? Вот и Лёня это испытал на своей шкуре, наверно, как никто из персонажей его многочисленных разоблачительных материалов. Чем выше он сам заносился, становясь большой шишкой среди писарей, тем катастрофичней оказалось его падение. Вот почему бы не оставаться простым и будучи вознесённым?! Может боженька и зачёл бы это в графе под фамилией «Итого»?! А то ж ведь так и не женился ни разу! Не говоря уже про деток всяких. Впрочем, неизлечимое женолюбие чаще всего именно так и заканчивается.
Буквально с первого впечатления, физиономия перемётной сумы Куделина мне всё время кого-то напоминала. И не человека конкретного, а скорее типаж. Его бог всё же пометил в своей галерее явно отпетых персонажей. Только по факту беспрерывного пикирования, схваток со всеми подряд и последующего неизбежного срыва на дно я всё же осознал долго мучившее меня предощущение на его счёт. Встречал, встречал я, конечно, и раньше таких вот болезненно деятельных субъектов - типично леченых алкашей, с вымученно праведным и одновременно залихватским, трусливо-хамским выражением лица. Финал конечно вполне закономерный. И друзья ОБХа-эсэсовцы с прочими инопланетянами, вроде непотопляемого милицейского начальника Соколова, не помогли! Даже они! И некогда благодарное районное человечество, давно позабывшее все до единой его лихие публикации и его самого! Оно-то и не такое и не про таких напрочь забывало, что конечно же есть сугубый закон мироздания!
Впрочем, гораздо-гораздо позже, уже на излёте всех-всех наших событий, дошёл слух, что взял его на работу начальником своей охраны какой-то очень крутой босс из поднимающейся отовсюду кооперации, из межхозяйственного детища Глушкова-Лукича, ставшей корпоративным бизнесом, принявшемся, подобно стае голодных волков, дербанить вовсю затрещавшую страну.
Я долго думал, ломал голову над тем, кто бы это мог быть, кому могла понадобиться газетно-ментовская пакостность Лёньки, но так никто ничего не мог мне сказать, пока однажды я сам не увидел в своей собственной газете, пока ещё важной по стране, снимок выдающегося хозяйственного руководителя своего родного региона. Будущего заместителя губернатора. Да, судьба, разумеется, их неизбежно свела опять вместе. Преследователя и его «жертву». «Вот и встретились два одиночества», как певала когда-то моя бывшая хозяйка-бабушка дуэтом со своей проницательной, но рыжей кошкой Дунькой. Мур-р, мяу! Конечно, это был именно хан половецкий, бывший завсклада заготовительной базы краевой потребкооперации, Алексей Петрович Нестеренко. Всё произошло, в точности, как он и предрёк нам на дорожку. Отсидел, как положено, свои три года, навешенные ему доблестным лейтенантом Витькой Титаренко и пронырливым газетчиком Лёнькой Куделиным. Причём и там, на зоне, конечно как сыр в масле катался. Так вот бывший завсклада и отомстил крутому расследователю всех своих грязных дел, сделав его своим охранником, прибегающим на щелчок хозяина. «Чего изволите, Алексей Петрович?!». В результате такого кунштюка судьбы фирменная пакостность Лёньки, разумеется, полностью слиняла, в ноль ушла, потеряла даже следы былой лёгкости, в том числе некогда своеобразной элегантности. Где вы видели элегантного цепного пса?!
Непотопляемый хозяин жизни, межзвёздный рейнджер Алексей Петрович даже царицу Таню, бывшего директора нашего районного молокозавода пристроил куда-то там поближе к себе, кажется, чуть ли не ректором кооперативного института сделал. С ума сойти, оказывается, она ещё и кандидатскую диссертацию защитила, а потом как положено профессором стала. А вот взамуж так и не вышла. Не сыскала смертника. Даже её дружок, супер-милиционер Соколов побоялся насовсем с нею связываться. Своими губами-лезвиями вероятно немало студентов покромсала, из тех, кто не так зарядил зачётку, в смысле недоложил. Татьяна Васильевна Иванова, по-прежнему простенько и со вкусом именуемая царицей Таней, конечно, также немного посидела в тюрьме на пару с великим и могучим половцем, на посошок замечательного пути в ещё более увлекательную и куда более сытную жизнь. Всех-всех своих собрал под крыло хан половецкий Алексей Петрович. Даже бравого отставного милицейского начальника Соколова поставил на специально созданную под него общественную милицию. Дал внеочередное звание полковника и поставил после школы милиции править новым учреждением внутренних дел, чем-то средним между обычной милицией, народной дружиной и крышующим всех и вся бандформированием, законным и
