штатном режиме, никаких сбоев или неполадок отмечено не было. Роботы в указанный период были заняты завершением монтирования и отладкой внутренних систем лойера. На видеосъемке, автоматически проводимой роботами, Лукки появляется только однажды, так как управление киберами, как вы знаете, осуществляется дистанционно. Видно его спину и понятно, что он спешно выходит из ячейки. Сейчас я покажу кусок записи. Как предположил Верес, - кивок в мою сторону. – Лукки мог кто-то вызвать. Голосом или по коммуникатору. Если у него действительно были галлюцинации, то такой вызов мог ему почудиться. Если ничего такого не было, то его кто-то специально выманил, - свирепый взгляд из-под насупленных бровей. – И убил. Вернее, испугал так, что он умер сам, - короткая пауза. – Если так, то, клянусь, этого ублюдка ждет такая же смерть!
Все молчат. Экспрессивное выступление Глисса и правда производит сильное впечатление. Пока он готовит запись к просмотру, Зордан, оглядев всех, жестко спрашивает:
- Ты подозреваешь кого-то конкретно, Глисс? Укажи, пожалуйста, пальцем.
Глисс начинает сопеть сильнее, переступает с ноги на ногу и бурчит:
- Да никого я не подозреваю! Просто если совершено убийство, то кто-то в любом случае это сделал. Правильно? А кроме экипажа на корабле никого нет. Вот и все.
- Тогда кто, Глисс? – настаивает капитан. - Посмотри каждому из ребят в глаза. Кто это? Течер? Данг? Верес? Я? А, может быть, Рыся или Дара?
При упоминании Рыси Глисс дергается, видно, что ему большого труда стоит удержать свои кулаки в бездействии.
- Рысю попрошу не трогать, - сквозь зубы произносит он.
- Но почему, Глисс? – преувеличенно недоумевает капитан. - Ведь она тоже член экипажа. Разве нет?
- Зордан, Рыся никогда не смогла бы такого сделать! Рыся не такой человек!
- Какой «не такой»? А кто тогда, по твоему мнению, такой?
- Зордан, да что ты к нему пристал? – не выдерживаю я. – Всем известно, что Лукки был старым другом Глисса.
- Ты не понимаешь, Верес! – бешено смотрит на меня капитан. – Если каждый начнет подозревать каждого, то в скором будущем, очень скором, уверяю тебя, мы превратимся в свору диких зверей и в конце концов перебьем друг друга, без всяких, заметь, на то оснований! - Зордан вновь обводит взглядом свою команду. - Ребята, я хочу, чтобы вы все уяснили, что озлобление – это путь в пропасть, откуда выхода не существует. Тем более, что никаких причин для подозрений нет. Сейчас мы посмотрим запись, но предварительно я собираюсь вам напомнить, что согласно заключению, Лукки умер вследствие естественных причин. Не отравления, не применения оружия, а естественных причин! – Зордан делает паузу. – Рыся предполагает, что его испугали. Да, пусть так. Но я убежден, устрашили Лукки его собственные призраки, а не что-то реальное. А теперь Глисс, запускай запись.
На экране отображается кусок отсека, время от времени загораживаемый внутренней обшивкой лойера. Появляется фигура Лукки, который быстро пересекает поле зрения камеры. Он действительно виден только со спины.
Глисс останавливает запись и запускает ее вновь в замедленном режиме. Лукки вновь проходит мимо лойера, руки отведены в стороны, он ими размахивает, как делает всегда, когда торопится. Он спешит, но не бежит. Спина не напряжена. Волосы взлохмачены не больше обычного. Ясно, что в этот момент он еще ничего не боится и не подозревает о грозящей ему через минуту опасности.
- Запись сделана в четырнадцать двадцать восемь по бортовому времени, - уточняет Глисс.
- Да, получается, мы видим его непосредственно перед гибелью, - Рыся сцепляет руки на груди. - Лукки в это время выходит из ячейки номер восемь. С какой-то целью заглядывает в ячейку номер три. Где и встречает смерть. Хотя, судя по внешнему виду, чувствует он себя хорошо.
- Версия с галлюцинациями кажется наиболее правдоподобной, - замечает Течер. – Хотя, насколько мне известно, кошмары среди нашей четверки прекратились.
- Если Лукки стал жертвой снов, так сказать, вырвавшихся на поверхность реальности, то и тебе, и мне, и Вересу нужно быть особенно внимательными. Нельзя исключать, что у нас могут возникнуть аналогичные проблемы, - чуть заикаясь, произносит Данг.
- Честно говоря, я слабо себе представляю, что кто-то из нас смог бы напугать Лукки, который вовсе не трус, до такой степени, что он умер. Причем умер так быстро, что не попытался ни с кем связаться и попросить помощи, - медленно говорю я.
- Тогда давайте подытожим, - вступает Зордан.
- А что думает по этому поводу Дара? – обращаюсь я к застывшей девушке, не принимающей никакого участия в разговоре.
- Я? – поднимает она бездонные глаза. – Ты ведь уже знаешь, что я думаю по этому поводу.
- Знаю? – изумляюсь я. – Так у нас же еще не было возможности поговорить с тех пор, как пропал Лукки.
- Это все звенья одной цепи: проблемы с киберами, ваши сны, смерть Лукки. Мы неотвратимо идем к гибели с момента выхода из подпространства. И этого уже не изменить. Что бы вы ни делали, что бы ни решали, впереди нас ждет только смерть. Неужели вы не видите? – Дара с удивлением оглядывает всех сидящих.
Не знаю, как других, а меня мороз продирает от этих слов. И как и два дня назад я невольно подпадаю под власть ее убежденности. Охватывает такая тоска и безысходность, что хоть волком вой.
- Дара, прекрати! – хлестко, будто дает пощечину, говорит Зордан. – Хватит играть в Кассандру! Будь уверена, еще одно такое высказывание, и тебе придется уйти из флота.
- Ты ведь понимаешь, что это уже неважно. Ведь я права, - усмехается Дара.
- Разве ты не помнишь, что говорила в предыдущем полете? – с яростью спрашивает он.
- Я говорила не так. Разве нет? И обстоятельства там были иные. Точнее, они изменились.
- А здесь они поменяться не могут, верно? Дара, ты меня знаешь, предупреждаю в последний раз – прекрати!
Дара качает головой, откидывается на спинку кресла и демонстративно прикладывает ладонь к губам.
- Зашибись! – выдыхает Глисс.
Потом я медленно бреду позади всех, так как выдавливать из себя какие-то слова нет никакого желания. В своей каморке плюхаюсь в кресло и уставляюсь в темную кромку неба. Кажется, стоит сделать лишь шаг и тебя обхватит высокая колышущаяся трава, цветы лягут в твои ладони, а ты будешь идти и идти по бескрайнему простору к одному тебе ведомому пределу. Но это только иллюзия, дарованная космическим скитальцам, чтобы они не теряли рассудок. Милость, благодеяние, забота. Однако именно сейчас от этой бутафории тянет противным душком фальши, ведь перед ликом смерти многое кажется ложью.
Резким движением отключаю искусственный мираж, и взору немедленно предстает унылая комнатенка со стандартным набором мебели и вещей. Прижимаю ладони к лицу, наклоняю голову, а из груди рвется то ли стон, то ли вой. С Лукки мы были знакомы еще до полета, общались, здоровались за руку, хотя тогда нам и не доводилось работать вместе. Он был приятный малый, надежный, легкий на подъем, с золотыми руками. И вот его нет. Нигде. Никогда он не поздоровается, не подмигнет, не встанет рядом с тобой плечо к плечу. Плохо то как, господи! Хуже, наверное, только вахтенным. Я хотя бы могу лечь спать или включить кино или сделать еще тысячу вещей, чтобы отвлечься. А им там куда деваться от своих мыслей? Вот то-то же. Эх…
Какая глупая смерть. И какая непонятная. Ведь я же видел Лукки там, как, впрочем, и все остальные. Дикое, без кровинки, искаженное страхом до неузнаваемости лицо, выпученные глаза. И руки. Большие веснушчатые кисти, по детски выставленные вперед в попытке защититься от слишком внезапно нагрянувшей опасности. Что могло настолько напугать рослого, сильного парня, закаленного тяготами полетов к звездам? Ведь он не сосунок, не стажер, психологическая подготовка у нас дай боже! Ерунда какая-то, честное слово. И кроме объяснений капитана, ничего более правдоподобного в голову не идет. Судя по записи, Лукки торопился. Но в столовой он уже был. Как говорит Глисс, Лукки сумел увернуться от Рыси и поел на ходу. Столовую он покинул где-то сразу после четырнадцати часов. Получается, Лукки вернулся в восьмую ячейку, приступил к работе и сразу же куда-то ринулся. Действительно, какого черта ему нужно было в третьей ячейке? Наверное, ничем кроме галлюцинаций этого и не объяснить. Ладно.
Однако не одной Рысе кое-что напомнила смерть нашего товарища. Ведь согласно ее же рассказу звездолетчики, найденные на «Таэре» и других кораблях, тоже словно подверглись атаке чего-то невообразимо жуткого. Насколько я помню, она говорила, что их лица представляли собой просто маску ужаса. Так, может, Дара права, и это только начало?
Меня вновь продирает холод. Стиснув руками плечи, я вперяюсь в картинку напротив, где отец показывает мне звездное небо, давая объяснение движению небесных светил. Зачем он делал это так страстно, что наперекор моим страхам сумел зародить в детской душе мечту о других мирах, пространствах и измерениях? Не попадая зубом на зуб, залезаю под одеяло, регулирую подогрев и укрываюсь с головой в попытках согреться.
Просыпаюсь от звука побудки. Недоуменно открываю глаза, ведь спать хочется дай боже. Плотнее укутываюсь, намереваясь от зарядки отлынить, и тут вспоминаю все. Сразу же сажусь. Нет, боль потери не стала меньше, что бы ни говорили. А, значит, надо занимать себя делами. Чтобы не думать, не вспоминать и не терзаться бесполезными предположениями.
Похоже, у всех эта ночь выдалась не очень, ведь мы действительно стали одной командой, и трагическая гибель одного из нас бумерангом чиркнула каждого. Не слышно бодрых криков и веселых возгласов, взгляды старательно отводятся в сторону, а сама разминка выполняется как бы по принуждению.
Отбыв эту повинность и не перемолвившись, кроме приветствий, ни с кем ни словом, пытаюсь привести себя в порядок. Принимаю душ, бреюсь, приглаживаю волосы. И неожиданно понимаю, что никаких кошмаров мне сегодня не снилось! Даже замираю от изумления, уставившись в свое отражение в зеркале. Надо же, неужели свободен? Прислушиваюсь к ощущениям внутри. Не тошнит, никакой слабости или чего-то в этом роде. Ну, хоть какая-то радость в жизни, и то вперед.
После обеда меня вызывает Рыся:
- Слушай, если будет время, зайди, пожалуйста.
Топаю пустыми коридорами, ведя ладонью по обитым мягким материалом стенам. Корабль словно вымер. Ни разговоров, ни смеха. Да и трапезы наши сейчас проходят в траурном молчании, ведь вон там слева за столом пустует место Лукки. И до сих пор кажется, что он вот-вот войдет, засмеется и спросит: «А чего это у вас здесь как в морге?».
- Ну, а ты сам что обо всем этом думаешь? – услышав мои шаги, оборачивается Рыся.
Лицо у нее осунулось, веснушки четче выступили на побледневшей коже, по углам рта появились морщинки. У нее выдалась, наверное, самая невеселая ночь.
- Куда вы положили Лукки? – интересуюсь я, подходя ближе, и усаживаюсь рядом.
- В изоляционную капсулу. Куда же еще? Когда вернемся домой, его еще раз посмотрят специалисты, а потом тело передадут родственникам. Кстати, есть ли у него родственники?
- Честно говоря, не знаю. Мы общались и раньше, но разговор как-то не касался таких тем.
- Ты не ответил на мой вопрос, - измученный взгляд устремляется прямо в мои глаза.
- Вопрос не из легких, верно? Честно
