Близкий контакт

не может.
        - Никогда не говорите никогда, иначе сбудется, как в этом случае.
        - Но вы совсем не похожи на Пушкина.
        - Понятное дело. Сколько лет прошло, как я покинул этот мир в мою минуту роковую. Вот я и испортился.
        - Уж сильно вы испортились, что стали совсем не похожи на себя.
        - Вот как неузнаваемо меняет человека тот свет.
        - Вы разыгрываете меня, - уверенно сказал Иван Иванович.
        - Зачем? Неужели вы считаете меня сумасшедшим?
        Иван Иванович счел нужным не провоцировать странного гостя и перевел разговор на сумку. Он просто подумал о том, что мир полон людей, которые перепутали его со своим сознанием. В результате такого ментального сальто-мортале они стали думать, что не сознание отражает мир, но, напротив, это мир отражает их сознание.
        - Вы сказали, что в сумке лежит микродыра. Что вы имели в виду?
        - Только то, что в ней есть дырка. Если ее вовремя не заткнуть, то она увеличится примерно до размеров Солнечной системы, и мы буквально попадем в нее, - спокойным тоном Александр Сергеевич сообщил невиданную новость. 
        - Каким образом дырка в сумке окажется размером больше Земли? Ну, ладно вы решили стать Пушкиным! Будь с вами, что будет. Но зачем трогать мир! Оставьте его в покое. Вы сами слышите себя? О чем вы говорите? – вскричал Иван Иванович, будучи уже не в силах остановить игру воображения безумного гостя.  От вынужденного бессилия он неосторожно брякнул: «Вот так люди сходят с ума»! 
        - И не говорите! Только посоветую приложить мокрое полотенце к голове. Так станет легче.
        - Что вы говорите!
        - Во видите! «Есть много чего на свете, мой дуг Горацио, чего не снилось нашим мудрецам». Так, кажется, говорит Шекспир устами Гамлета. Вы слывете мудрецом, но не знаете вполне очевидных вещей.
        - Я не мудрец, а только философ.
        - И я о том же. Разве есть разница?
        - Еще какая.
        - Ну, не знаю-не знаю.
        - Философ не мудрец, но только любитель мудрости. В ней он дилетант.
        - Ну, тогда почему вы считаете меня сумасшедшим? Вы, люди, многого еще не понимаете, элементарно не видите. Вот что вы, например, подумали, когда я сообщил вам, что дыра, зашитая в сумке, стала расширяться. Если сумку не отдать специалисту, специальному портному, то она станет реальной угрозой вашему миру.
        - Как дыра в сумке мот угрожать целому миру?
        - Как вы не понимаете, что мир уже не целый. В нем образовалась дырка, - вскричал Александр Сергеевич Пушкин и нервно стал мерять коридор широкими шагами.
        Опасаясь того, что странный посетитель может неосторожно наткнуться на стул, на котором он стоял, Иван Иванович быстро взял сумку, слез со стула и протянул ее ему. Тот нежно взял сумку и низко поклонился Ивану Ивановичу в знак благодарности. Потом аккуратно поставил ее на стул и, ловко схватив философа за руку, стал крепко жать и трясти своей рукой.
        - И где дырка? – спросил Иван Иванович гостя, когда тот устал трясти его руку.
        - Как это где? Она в сумке.
        - Кто? Дырка? Но я не вижу ее.
        - Странно было бы, если бы вы увидели ее. Она ведь в самой сумке. Хотите посмотреть?
        - И что я увижу?
      - Вы увидите, как мир исчезнет в ней,
        - Как я смогу это увидеть, если мир исчезнет?
        - Правильно опасаетесь. И вы исчезнете вместе с ним в ней, в этой дырке.
        - Ну, вы совсем меня запутали. То вы представляетесь Александром Сергеевичем Пушкиным, то угрожаете всем миру и мне лично исчезновением в дырке от сумки.
        - Не «от», а «в» сумке. Эта сумка, - сказал Александр Сергеевич Пушкин и указательным пальцем показал на нее, продолжая свое объяснение, - есть складка бытия.  Как только она раскроется, так вся превратится в дырку.
        - Далась вам эта сумка. Что за примитивный фрейдистский символ.
        - Однако, Иван Иванович. Это вы сказали, а не я. Что за пошлые намеки! Или вы озабочены? Кстати, если вам так неймется, я эту сумку могу превратить в симпатичную женщину. Хотите? – неожиданно предложил совсем облысевший Александр Сергеевич Пушкин и плотоядно улыбнулся так, что Иван Иванович невольно передернулся от отвращения.
        - Увольте меня от таких гадких предложений.
        - Как можно отказываться от такого соблазнительного предложения? Ну, Иван Иванович. Бросьте. Вы, наверное, еще тот проказник. Наш пострел везде поспел. То ли я. Как вспомню себя, - ай, да Пушкин, ай, да сукин сын, - так прямо дух захватывает. И почему вы до сих пор холостяк? Или потому, что философ, другой, так сказать, ориентации? 
        - Какой еще ориентации. Вы это о чем?
        - О ней, батенька, о ней самой, - об импотенции. Видно, в юности сильно увлекались этим делом, - сказал Пушкин и сделал неприличное движение. - Или вам ее оставить? Вспомните юность и займетесь, наконец, личной жизнью, а то лишь одна философия на уме. И в самом деле, когда захотите, откроете сумку, а она уже не сумка, а… смачная женщина. Устанете, надоест, возьмете ее в руки, и она тут же обернется опять в сумку.
        - Да, ну, вас, скажите тоже. Что я мальчик какой-то?!
        - Нет, к сожалению. Вы – не мальчик, а философ. Это уже диагноз. Такой клинический случай, перед которым мы, ваши братья по разуму, бессильны.
        - Как вы сказали? Братья по разуму? – спросил Иван Иванович сдувшимся голосом.
        - Ну да. Ведь вы же с ними жаждали увидеться и поговорить.
        - Вы отите сказать, что вы… это самое?
        - Да, я тот самый. Как заказывали. Или видом, умом не вышел?                 
        - Вы хотите сказать, что в вашем лице я имею честь вступить в контакт с внеземным разумом? – спросил Иван Иванович, не веря своим ушам.
        - Да, не напрягайтесь, Иван Иванович, расслабьтесь. Зачем такой высокий стиль?!
      - Но зачем вам это… фиглярство с сумкой? Вы же не люди! Какой в нем смысл?
      - Мы путешественники по Вселенной вступаем в контакт с местной формой разумной жизни на том языке, которым она пользуется. Ваш язык идеально работает со смыслом. Наш же способ контакта, если его понимать вроде вашего языка, вполне обходится без такой категории, как смысл. Мы похожи друг на друга до такой степени, что никоим образом не отличаемся лично. Нам, вообще, трудно понять, что такое личное, личность. Для нас общее и есть индивидуальное.
        - Но личное не есть индивидуальное, - не согласился с мнением самозваного пришельца Петров.
        - Разве? Я достаточно побыл среди вас, чтобы это заметить. Но вам лучше знать. Впрочем, это не важно.
        - Напротив, это очень важно. Хотя бы для меня. Не все индивиды, имеющие индивидуальность, являются личностями. Личность – это не оригинальность человека, а его способ представления всеобщей, родовой сущности в отдельно взятом виде, образе. Образ индивидуален. Я сущностно всеобще. Лично же представление в своем образе. Индивидуальность своя, а вот личность н своя. Она не качество Я, а оно само в себе для себя. Личность в индивидуальности, в себе, в явлении, для общего, для сущности есть сама. Личность есть и сущее, и сущность.  Как сущее личность есть сама, как сущность – самость.
        - Значит, вы отличаете себя от других людей и даже от своих родителей?
        - Конечно. Разве может быть иначе? Только я не помню своих родителей. Они умерли, точнее, исчезли неизвестно где, оставив меня одного.
        - Так вы не знаете, где они похоронены?
        - Нет, не знаю. Я лаже не знаю, как их звать.
        - Так, может быть вы и не человек вовсе!
        - Как это? Но ведь я так похож на других людей.
        - Вы же только что говорили противное, - говорили то, что вы лично отличаетесь друг от друга.   
        С одной стороны, чтобы стать самим собой, вам следует воплотить все свои мечты, иначе вы будете самим собой только в мечтах, а не в реальной, для вас материальной жизни. Но с другой стороны, вы не можете быть таким, не полагаясь на помощь тех, от кого вы отличаетесь и с кем составляете человеческий род существ, к которому принадлежите.
        В итоге вы противоречите самому себе.
        - В нашем мире это противоречие и является двигателем, мотивом развития, осуществления каждого из нас.
        - Но не продуктивнее, результативнее, а потому разумнее ли осуществлять себя вместе как одно и то же целое?
        - Но как в таком случае развиваться, ведь развитие есть усложнение простого, его разделение на части, которые связаны друг с другом как части того же самого целого? И, главное, в жизни всему приходит конец, каждой части, которая может быть замещена иной частью следующей серии. Эти части есть вариации, варианты одного и того же инварианта Я, так сказать, малые, человеческие, смертные, множественные Я одного и того же большого, божественного, бессмертного, вечного, единого Я. Здесь та же самая аналоги, что и с обществом, которое одно, а в нем много людей. Они своим общением его и составляют, связывают. Так Я является связью между мной лично и другими людьми в качестве «Ты» как другого Я. Так у нас. Но как у вас? Неужели у вас часть есть целое. Однако если нет частей, есть ли целое, если оно есть связь? Как может быть связь без того, что она связывает, как может быть отношение без относящихся? Зачем это Я, если оно е является образом, парадигмой, идеей для своих повторений, которые не просто повторяют общее, точнее, всеобщее, но каждый раз на свой, соответствующий случаю, контексту манер, характер. Повторимы ли сами эти случаи Я? Повторимо само Я, а его случаи случайны или закономерны? Или лично только воплощение Я? Например, по нашей вере, таким личным воплощением бога является Иисус Христос. Поэтому его трудно отмыслить от бога. Как еще можно представить бога среди нас, нежели как Иисуса Христа? Он один из нас или один из бога? Является ли Иисус Христос через Адама от бога или он новый Адам, лучше прежнего, ветхого?
        - Мне трудно ответить на твои вопросы. Вы строите свои отношения с миром по аналогии, по творению, по рождению. Есть творец и есть его творение. Одно творение из себя, а другое творение не из себя. Так вот ваш Иисус есть творение из творца, а ваш праотец Адам есть творение из творения, точнее, из того остатка, что осталось от творения в самом акте творении. Вы от творения, а не от творца. Нас же никто не создавал. Мы есть от века. Кто мы есть? Никто в смысле творения во времени. Поэтому мы условно может быть представлены в вашем мире многого уже не в качестве, а в количестве одного и того же, единицы по счету обращения. В этом смысле ваше отличие друг от друга лишено для нас смысла. Нет личности, нет и страдания от смерти, нет желания жить вечно. Мы живем в мире без воплощения, без уподобления.
        - Разве может быть такой мир?
        - Конечно, может. Это тот же самый мир, что и ваш, только уже в иной интерпретации. Причем интерпретация не в уме, а в натуре. Натуральная интерпретация.
        - Значит, у вас нет идеального?
        - Как и материального тоже.
        - Что же тогда есть?
        - Есть бытие которое и есть сознание.
        - Вы есть нечто, вроде Соляриса, как у Лема?
        - Лем? Да-да, помню это имя.  Вас так много лиц, имен. Как трудно усвоить ваш массив данных. Так, Лем… Врач, писатель фантастики, интересовался вопросом контакта с нами. Солярис - умная планета-океан.