Близкий контакт

просто необходимой потребностью, но возможным желанием. Для этого необходимо будет создать условия: упростить мир вещей, сделать его стандартным, переустроить планету, чтобы сделать ее управляемой, насытиться всем, что может дать Земля, а потом и космос. Выход в космос приведет людей к необходимости сообщения с другими космическими цивилизациями и войти с ними в контакт, стать частью единого разумного целого, величиной с Млечный Путь. Это эра искомого «Великого Кольца».
        Следующая возможная эра, о которой можно узнать из других произведений Ефремова как социального фантаста, - это эра так называемых «Встретившихся рук». Она необходима уже для межгалактического, вселенского общения. Но такое общение невозможно без сверхсветового сообщения. Для чего в романе «Час Быка» используются звездолеты «прямого луча», протыкающие само пространство, то есть, обнуляющие его, чтобы посещать предельно удаленные космические объекты  общаться с другими разумными существами, живущими на них.
      - Я это помню.
        - Хорошо. Но где в этом мире будущего место для меня и таких субъектов, как я? Вот этого Иван Ефремов не учитывает. 
        - Да, его утопия носит чисто материалистический характер. Он диалектически вас преодолевает.
        - Вот именно. Он горячий сторонник материалистической диалектики. Хотя бы в этой книге.
        - В «Туманности Андромеды»?
        - Ну, да. Но это большая опрометчивость. Есть еще идеальный мир, мир идей или мир идеального измерения. Это измерение смысла. В этом измерении все выглядит иначе, чем это представлено ученым Ефремовым. Есть мир. Он творение того, кого вы называете «Богом». Я называю его «Демиургом». Он творит ваш мир, состоящий из материи, находящейся в хаотическом состоянии. Хаос существует не только объективно и объектно. Он субъектен. Инстанция хаоса имеет свое имя. Это «Сатана». Сам же Бог, еще до творения вашего мира, фигурирует в качестве субъекта, имя которому «Дьявол». Вот к нему я как идеальное существо имею место.
        Что вы хотите иметь в своих отношениях с Демиургом? Свое подобие, только в превосходной степени. Явленным образом такого бога, настолько же творца, насколько вашего творения, выступил в человеческой истории Иисус из Назарета. Его вы объявили своим Спасителем, Спасом, Христом. Можно понять вас в том, что вы назвали его «Сыном Бога» - Творца Адама как первого человека и Евы как первой женщины, которая родила мужчину.
        - Так бог сотворил человека, а не мужчину?
        - Ну, конечно. Человека создал бог, а мужчину – женщина.
        - Кто был первым человеком?
        - Адам.
        - Какого он пола?
        - Это так же, как и с самим богом. Бог до творения был тем, кем он стал по отношению к себе уже как творцу, - дьяволом. Так и Адам. После выделения из него женщины, он стал мужчиной. Адам до определенного момента был своего рода «бульоном творения человека». Если вы рождены путем соединения мужского семени с женской клеткой, то Адам, напротив, получился путем разделения мужского семени и женской клетки.
        Ваш век, который условно можно назвать, используя язык эпохального наименования палеонтолога и фантаста Ивана Ефремова, последним веком «Эры Разобщенного мира» или, проще говоря, есть век Антихриста. Это не эра, как эра Христа, ибо эти величины – Христос и антихрист – несопоставимые. Антихрист есть само ничтожество, которое есть в человеке, а Христос является символом того в человеке, что есть его суть, человеческая сущность.
        Иисус Христос как ваше желание быть самим собой, человек, превратил Бога в реальное, представленное в материальном мире существо. Демиург прячется за Сатаной. В результате этого Бог до творения человека в самом себе стал для Него самого Дьяволом. Сначала Христос как человек появился в самом Боге. Это идеальный человек, человек с большой буквы – Человек. Этот Человек в Боге и есть Адам до Евы или вечный Адам.  Только потом он появился как Иисус среди людей.
        Бог до Адама – это ветхий бог. Он настолько же един, насколько множественен. Я как Идея есть одно из его явлений. Позже, после явления Христа среди людей в виде Иисуса, его последователи нарекли нас «демонами», а нашим хозяином – «дьявола». Дьявол есть не идеал, а идеалист в превосходной степени. Даже я могу иметь мысленное воплощение в твоем сознании. Но сам дьявол по своей сущности не имеет воплощения. Его изображение козлом есть лишь ваша фантазия, необходимая для вас, чтобы снизить образ бога до того, как он стал творцом и не заслонял собой то, что есть в нем от вас.
        Напротив, субъект хаоса есть «идеальный материалист», то есть, в нем нет ничего идеального, кроме материального. Ведь материя в чистом виде есть идеализация. Короче говоря, материя во мне, в идее, есть абстракция. Этим она и опасна как хаос, «каша в голове». В этом смысле дьявол предполагает хаос, как и хаос предполагает дьявола. Результатом их соединения и является бог как творец. Только став Демиургом, Бог способен к воплощению и то в самом себе. Мир творится не человеком в Боге, но им как Демиургом, который строит его из массы, определяет, формирует мир в качестве мира. Как Человек Бог немыслим без меня, без Идеи Наумовны.
        Только прошу вас, Иван Иванович, не принимайте все, что я говорю, всерьез. Ведь вы знаете, как философ, что такое ирония. Кстати, что она такое?
        - Она? – повторил Иван Иванович, смотря сквозь Милену Даровну куда-то вдаль. – Это предельное преувеличение.
        - Верно, я все преувеличиваю. Иначе нельзя размышлять. При том, что ум – это мера. Мысль – живое противоречие.
        Однако вернемся к роману, его героям и самому автору. Хотели бы вы, Иван Иванович, жить в таком коммунистическом будущем.
        - Не знаю, не знаю, Милена Даровна. Не могу определенно ответить на ваш вопрос. Да, интересно пожить в обществе будущего. Но я не социолог-утопист, е психолог, не физик, не астроном, не математик, не климатолог, не врач, наконец. Всем этим специалистом было бы что предъявить автору романа. Уж на многое он, палеонтолог, замахнулся.  Уже не говорю о его вояжах в древнюю, античную историю. Вы представьте себе, Милена Даровна…
        - Иван Иванович! Я уже просила вас обращаться ко мне, как к Идее Наумовне, - упрекнула его собеседница.
        - Тысяча извинений, Идея Наумовна. Так вот, о чем это я?  Да, о профессиональной специализации. Я помню, как впервые узнал об этом романе, еще в детстве, когда готовился стать первоклассником. Мне на глаза попался учебник по астрономии троюродного брата-выпускника. Я открыл учебник и сразу понял: это мое.  Я хочу быть астрономом и изучать космос. И лучше не на Земле, а на месте, в самом космосе. И тут мне попался на глаза совет автора учебника взяться за чтение романа Ивана Ефремова «Туманность Андромеды», но только после того, как читатель учебника прочитает его полностью в конце года, сдаст экзамен не только по астрономии, но по всем предметам средней школы, чтобы быть готовым учиться дальше, уже в вузе. Вот тогда он поймет многое, что написано в этом романе. И действительно, прежнее советское среднее образование давало обществу универсально подготовленного ученика, который мог заинтересоваться тем, что было написано в романе Ефремова и даже многое в нем понять. Не зря отдельные места из романа, доступные школьникам, печатали в «Комсомолке», в «Технике молодежи» и даже в «Пионерской правде»
        Но признаюсь, я не удержался и прочитал весь роман уже в четвертом классе. Не все я понял в нем. Но к тому времени я уже имел некоторый опыт чтения научно-популярной литературы. Еще в третьем классе я с большим увлечением читал книгу ученого-популяризатора Виктора Комарова «За гранью бесконечности», в которой автор ставит не только математические, физические, астрономические, но и философские вопросы, беседуя с ведущими советскими учеными.
        Меня покоробило в этом романе то, что сам Иван Ефремов, будучи специалистом-палеонтологом, в частности тафономист, рассуждает в нем как заправский специалист не только по биологии, но и по математике, и по физике, и по астрономии, и по климатологии, и по психологии, и по социологии, и по политологии, и по многому еще чему. Этим он похож на наших, в основном, бывших, преподавателей философии, которую именовали для всеобщего ознакомления «диаматом и «истматом».
        - Это что за невидаль?
        - Вам не понять. Даже мне, преподававшему эти учебные дисциплины, они были не по зубам. Напротив, студенты и некоторые преподаватели, особенно заведующие кафедрой диамата и истмата, хорошо ориентировались в них. Помню даже, как-то ректор института, в котором я тогда работал, публично на ученом совете признался, что диамат научил его лучше понимать химию, специалистом в которой он был.
        - Хорошим?
        - Не понял.
        - Специалистом был?
        - Не плохим.
        - Вот видите! Все вы такие специалисты, как Ефремов. Откуда вам, не химику, знать, каким химиком был ваш ректор? То-то.
        - И то верно. Но говорили. Правда, чего только люди не скажут о начальнике. Объективно говоря, быть таковым – значит быть под перекрестным огнем.
        - И что дальше?
        - Ну, так вот. У Ефремова все есть; есть даже идеология. Причем, ее – сверх меры. Но нет, вообще, самой философии. Ее заменил диамат вместе с истматом как превращенные наукой формы философии. Вот до чего, - до полного обнуления, - может довести сциентизм как научная идеологию философию. Философия превращается в научную идеологию, идеологическую науку. Вот такая, с позволения сказать, философия, теория всего, философия в кавычках присутствует в романе Ефремова. Она вполне по силам старшеклассникам и даже студентам первых и вторых курсов. Но мне она уже не по силам. Разве это философия?
        - Что же это такое: диамат, истмат? Что означают эти словосочетания?
        - Диамат - диалектический материализм. Истмат – исторический материализм.
        - Теперь мне все понятно. Но мне не понятна ваша позиция, Иван Иванович. Значит, вам не нравится идея, собственно говоря, я, раз вы так крепко критикуете идеологов.
        - Как это так, Идея Наумовна? Это не вы используете их, идеологов, как своих адептов, а они вас!
      - Знаю я вас софистов. Без мыла залезете в… душу Бога Мать.   
      - Никакой я не софист. Обидные слова говорите, Идея Наумовна. Я философ, точнее, учитель философии. Если философ любит мудрость, является любомудром то я люблю философию.
        - Интересное у вас, батенька, занятие. Так вы любите любовь или мудрость?
        - Скажу иначе. Я люблю быть философом.
        - Быть или казаться?
        - Конечно, быть. Но вот не знаю до сих пор, является ли желание, любовь быть тем, что действительно есть. Ведь «быть» можно понимать, как возможность, а не актуальность.
        - Так не является ли ваша философия тем, что вы же, философы, называете «онтологией», то есть, интеллектуальной любовью к бытию. Вот почему все и принимают вас за теоретиков всего. Что есть все? Бытие. Вы думаете обо всем. Ваша дума есть логос, логика, диалектика, которая немыслима без истории, без сюжета. Не то выходит одна абстракция.
        - Онаучивание философии таит в себе ошибку,