следующий день ему было явление. Ему явилась девушка его юношеской мечты. Он давным-давно уже забыл ее. Каким образом она могла явиться ему и не в мечтах, которые, казалось, были уже из другой жизни, а на самом деле в живом виде, он не мог ни понять, ни объяснить. Он представилась под тем именем, которым он наделил ее, - Миленой. Иван Иванович, не веря своим глазам и ушам, переспросил нежданную женщину своей мечты, как ее звать.
- Зовите меня Миленой Даровной, - просто ответила она.
- Даровна? Странное отчество. Это мужское имя я слышал еще в детстве. Дар Ветер. Так звали героя фантастического романа Ивана Ефремова «Туманность Андромеды». Он назвал его так в честь героя уже другого фантастического романа автора «Звездных войн» - Дарта Вейдера. Впрочем, наверное, не в честь, а в пику Гамильтону. И все потому, что американец показал будущее уже не как настоящий капиталистический ад, а как возможный капиталистический рай. Теперь уже не в прерии бледнолицые ковбои дерутся с краснокожими индейцами в прерии, а в космосе джедаи выясняют отношения с ситхами с помощью световых мечей. В далекой-далекой Галактике идут «Звездные войны».
- Иван Иванович, что за глупость! Ну, какие войны и, тем более, между звездами могут быть в раю? – задала риторический вопрос Милена Даровна с улыбкой.
- И я о том же. Войны не между звездами, а между космическими цивилизациями, расположенными в звездных системах.
- Это я понимаю. Иван Иванович, а вы закоренелый сексист, раз позволяете себе усомниться в умственных способностях женщины из будущего.
- Да, что вы говорите, Милена Даровна. Как я могу так плохо думать о своем идеале женской красоты! Он просто не может не быть умным и мудрым, - с восторгом воскликнул Иван Иванович с нежной преданностью глаза в лучистые глаза чудесной иноземки.
- Я представляю, что вы запоете, если я предстану в своем реальном обличии, в котором я нахожусь у себя на родине, - сказала иноземка и внимательно посмотрела на нашего героя. Свет ее прекрасных миндалевидных глаз сменился с тепло янтарного на холодно изумрудный.
- И что это за обличие? - упавшим голосом прошептал несчастный Иван Иванович.
- Это вид, подобный виду вашей болотной лягушки средней полосы России. – невозмутимо ответила Милена Даровна
- Неужели у вас такая же острая… лицо, как у нашей озерной лягушки? – огорчился Иван Иванович до такой степени, что у него в глазах появились слезы и, выкатившись, задрожали на ресницах.
- Да, не переживайте вы так. Иван Иванович, у меня морда не острая, а тупая, - утешила его пришелица.
- Как тупая? – опешил Иван Иванович, непроизвольно открыв рот, из которого раздались нечленораздельные звуки.
- Показать?
- Нет, не надо, - решительно ответил Иван Иванович.
Он принял, как Иван Царевич из русской народной сказки, мужественное решение признать лягушку неземного происхождения «своей», но уже не царевной, а спутницей жизни. Ну, и пускай она холодная и красивая, как лягушка! Но вот, что она к тому же и тупая, правда, мордой, - это известие заставило его задуматься.
- Что, Иван Иванович, не можете принять верное решение, как быть с таким даром судьбы? Одному досталась дворянка, другому мещанка, а вам, бедному царевичу, кикимора из космоса, вроде вашей лягушки. И за что вам такое наказание!
- Не наговаривайте на себя, Милена Даровна! Вы вылитая… - недоговорил Иван Иванович, теряясь в сомнениях.
- Лягушка?
- Нет, что вы. Прекрасная девушка, - нерешительно сказал Иван Иванович, ища у нее поддержки.
- Неправильно. Вы, как человек, близкий науке, должны стремиться к истине. Я давно уже не девушка, а… бабушка. Мне больше тысячи лет, и я уже сбилась со счета, сколько у меня есть лягушат. Но, несмотря на мой внушительный возраст, я чувствую себя молодой и являюсь в том возрасте, в котором себя чувствую.
О чем это я? Да, о вашем фантасте. Знаете, Иван Иванович, это уже возраст. Замучил проклятый склероз. Вы говорили о романе Ефремова. Кстати, я была с ним знакома.
- Как? Знакома?
- Что вы на меня так смотрите, Иван Иванович? Или вы думаете, что я только ваши… мужские фантазии готова удовлетворять? Неужели я не говорила, что мне больше тысячи лет? Это все противный Альцгеймер. Он, терминатор моего несчастного мозга. Знаете, сколько у меня было за эти годы романтических… спутников? Не сосчитать. Да, они, как спутники, крутились вокруг меня, звезды фантастического счастья. Это я научила их фантазировать.
Да, кстати, напомните, о чем там фантазировал Ваш Ефремов?
Иван Иванович слушал Милену Даровну, как зачарованный. И потому не сразу нашелся, что сказать. «Вот ведьма, баба-яга», - подумал он про себя.
- Иван Иванович! Не ожидала этого от вас. Никакая я не ведьма и не яга. Да, я баба, но волшебница, точнее, муза вашего творчества неземного происхождения.
- Но позвольте, Милена Даровна, ведьма – она и есть волшебница. Во всяком случае, у нас так… принято считать. Вы уж простите меня за мою тугодумость, за то, что я вовремя не сообразил, что вы умеете читать чужие мысли.
- Так-то лучше. Впрочем, ты опять ошибаешься. Это мои мысли, а не твои. Ведь я идея, царица царства мыслей. Мысли – явления меня в твоей голове.
- В мом сознании?
- В твоем, в твоем. Какая разница: голова или сознание.
- Но, позвольте. Голова материального свойства, а сознание - идеального.
- Это все ваши философские штучки-дрючки, ментальные фаллоимитаторы которыми вы дрючите головы публики, набиваете их моими мыслями, семенами смысла.
- Какой конфуз. Признаюсь вам. Милена Даровна, никак не ожидал от вас такой порно… натуральности. Ваша интерпретация, я позволю себе заметить, меня бьет как молот по наковальне.
- И поделом. Знаете, Иван Иванович, я не позволю вам наговаривать на меня. Это у вас интертрепация. Я же не треплюсь, а говорю дело, откровенна с вами. Вы знаете, как женщине трудно признаться в том, сколько ей лет? То-то. Но я пошла на это, и все ради вас, так сказать.
- Простите меня, подлеца, Милена Даровна. Я больше так не буду… интерпретировать.
- Да, ладно, будет вам, милейший Иван Иванович, извиняться. Я уже все забыла. Но смотрите, предательства я не потерплю.
- Как можно, царица мысли.
- Хватит вам подлизываться. Лучше расскажите про того, кто был у вас до меня.
- Но у меня сейчас нет женщины.
- С чем вас и поздравляю. И как вы выходите из этого положения?
- Молча, Мне некогда – я думаю.
- Любовь мысли не помеха. Или вы думаете, занимаетесь любовью в мысли?
- Нет, наверное, вы не вились бы мне, если бы я мысленно занимался любовью. Размышление и есть для меня любовь. Мысль есть ее сладкий плод, как бы она ни была горька.
- Раз так, значит, когда вы думаете, вы занимаетесь со мной любовью?
- Да, идеальной любовью.
- И чем вы любите меня?
- Как это чем? Естественно, умом.
- Но почему я не чувствую того, что вы занимаетесь со мной любовью и я не получаю удовольствия от этого?
- Вам лучше знать, - сказал обиженный философ.
- То же мне обиделись. В чем причина? Об этом вы должны думать, несчастный мыслитель. Следовательно, у вас такой маленький ум, что я совсем не чувствую его.
- Так он же не материальный. Как вы можете почувствовать его? Или вы совсем все забыли от старости? Неужели идеи стареют? Ведь вы бессмертны!
- Еще огрызается! Если будете так со мной говорить, то я больше не буду являться вам, и вы полностью отупеете без моих мыслей. Мы, я бессмертна в том смысле, что уже не различаю, где пошлое, прошу прощения, прошлое, а где будущее. Для мня они все на одно лицо – настоящие.
- Вы себя помните?
- Кого-кого? Ах себя, ну, конечно. Я – Мемория, эта самая, как ее, ну, там… да, мне стыдно сказать.
- Почему? Вы не Мемория (что у вас на языке, то у меня на уме), а Милена Даровна.
- Вот-вот. Даром, а я что подумала? Натурой, Налом, Наловна. Да, я такая, отдаю себя всю даром таким, как вы. Вы же нисколько меня не цените.
- Оно и понятно. Как можно ценить то, что дается даром.
- И я о том же говорю. Издеваетесь вы над бедной, несчастной старушкой-идеей. Все вам подавай новое, молодое в теле. Взять ту же информацию, которой тебя соблазнял этот черт, Александр Сергеевич Пушкин.
-Так это тот самый Пушкин?
- Кто же еще. Только в нашем идеальном мире он превратился в счетного агента.
- Я никак не могу взять в толк, почему же мы застряли в этом веке «мертвого труда», где се уже давно прогнило, о чем предупреждал нас еще Шекспир.
- Нашел, кого вспомнить. Когда это было. В этом виноваты не они, а вы. Идиллия коммунистического будущего существует только в научно-фантастических романах. Кто бы отказался от Эры Встретившихся Рук и Нежных Объятий! Это я люблю, конечно, в идеальных, разумных размерах, чтобы не помяли прическу.
- Нельзя сварить яйцо, не разбив яйца.
- И я о том же. Где моя былая невинность? Была, да сплыла. Одно утешение – беспамятность.
- Неужели мы никогда не воплотим в действительность то, о чем мечтал Иван Ефремов.
- Иван Иванович, никогда не поверю тому, кто скажет, что вы уверовали в писание Ефремова.
- Конечно, нет. Но я прежде и сам думал о нечто подобном.
- Свежо предание, да верится с трудом. Давайте порассуждаем с вами о этом более подробно, - предложила Милена Даровна.
- Давайте, - согласился с ней мыслитель.
- Только при одном условии.
- Каком?
- Вы будете звать меня Идеей Наумовной.
- Что за блажь!
- Ну, тогда…
- Ладно, уговорили.
. – Тогда слушай и мотай на ус то, что я говорю. В романе Ефремова, который задумывался еще в сталинскую эпоху «льда», но был написан и опубликован уже в «оттепель» как переход к эпохе «огня». Его герои еще полностью не оттаяли от коммунистической твердой уверенности в завтрашнем дне. Но уже и в них появляются признаки будущего буржуазного разложения. Возьми того же героя, которого ты уже назвал. Это Дар Ветер. В каком состоянии его впервые встречает читатель романа? Он переживает состояние эмоционального выгорания на работе заведующего внешними станциями в космосе.
Но что было до «Эры Великого Кольца» (ЭВК), в которую земляне вошли в единое коммуникативное пространство с разумными существами Галактики и живет Дар Ветер? Была три эры: «Эра Разобщенного мира», «Эра Мирового Воссоединения» (ЭМВ) и «Эра Общего Труда» (ЭОТ). В первую эпоху и живет сам Ефремов. Он мечтает, что не далеко то время, когда человечество перейдет в следующую эру, в которую на смену расщеплению людей как социальных атомов, отчужденных друг от друга капиталом, придет эра их соединения, которое начнется с союза стран с разными языками, объединенных борьбой за новую энергию. Эта энергия объединения научит их находить друг с другом один язык.
Потом, когда люди объединятся в коммуну, начнется эра общего труда. И это верно: если капитал как мертвый труд разделяет людей, то объединяет их живой труд. Труд постепенно станет для человека уже не
Реклама Праздники 20 Октября 2024Работников пищевой промышленностиРаботников дорожного хозяйстваДень военного связиста 30 Октября 2024День моряков-надводников 22 Октября 2024Праздник Белых Журавлей 1 Января 2025Новый год 7 Января 2025Рождество Христово Все праздники |