- Иван Иванович, не подводит ли вас этот самый разум, на который вы делаете ставку? Зачем абсолютизировать пусть даже разум? – вдруг спросил Евгений.
- Узнаю в твоем вопросе невольного поклонника Льва Исааковича. Что мне сказать на твою претензию к разуму? На что еще мне надеяться? На иудео-христианскую веру? Но я человек мысли, а не знания, как ученый, и, тем более, веры того, кому больно думать и лень знать. Почему Шестов идет в крестовый поход на разум, на его упрямый закон? Потому что он всеобщий, но потому и противный самому себе. Общее просто, между тем все сложно. Трудно общему примириться со всем, заметить и признать в нем все. Все во всем хочет быть всем. Но в законе по необходимости оно только одно общее. Вот чего не может вытерпеть Шестов. Он не может принять умом того, чего не избежать, - смерти своего чада. И во имя его готов принять невозможное, которое, по его мнению, может дать только вера, которая просто не видит и не мыслит противоречия, потому что она не зрячая и не рассудительная.
Меня же волнует то, что является разумным. Но я не все могу понять в нем. То, что я не понимаю, я не считаю неразумным. Тогда я понимаю неразумным существом самого себя. Условно то, что мне непонятно можно назвать внеземным разумом. Это понимание части, не знающей другой части целого, а потому им, целым, разумом, не являющейся. Но может ли быть таким целым разум, часть которого не знает другой части? Части ли они одного целого, разума? У меня невольно складывается такое ужасное впечатление, что я играю роль неведомо кого, не зная наперед сценария и не понимая того, чего ждут от меня недовольные моей неловкостью окружающие. Какой-то театр абсурда. Одна симуляция. И вот в этом театре абсурда теперь приходится жить. Имя ему: «цифровизация». Что это? Наша реакция на контакт с разумом? Или это последствие такого контакта? Ну, не сам же разум есть цифра! Может ли «это», что я не понимаю, не разумею в самом разуме признать разумным, принять в себя? Или оно отказывает ему в разуме, в себе, исключает из себя, уничтожает?
Есть ли место живой мысли в том, что они называют разумом?
- Кто это - они? – спросили ученики своего учителя.
- Вы и вам подобные, - люди, коллеги, начальники! Вы для меня инопланетяне, а не пришельцы. Ныне отчуждение человека от человека, от самого себя, от здравого смысла дошло до своей последней черты, границы, за которой теряется различие между человеческим и нечеловеческим элементом. Вот и получается, что мы все являемся пришельцами неизвестно откуда и куда. Нет основания, грунта, к чему можно отослать себя. Мы заблудились в океане информации. Везде мигают цифры, в которых от требуют от нас отчета. Все стало цифрой, которую можно назвать чем угодно. И в ней и перед ней следует отчитаться, посчитать. Вы, все вокруг заставляете меня молиться на нее. Она – ваш бог. Мир обезумел. Это безумие самого разума или нашего представления того, что есть разумное? Вот, что значит оцифровать саму судьбу, подковать саму реальность, сделать ее подотчетной, иметь цифровое обеспечение. Бессмыслица какая-то. Чудовищное надувательство. Пародия на реальность. Люди, остановитесь, пока не поздно. Но они уже не могут: нет границы, нет разума в самом разуме, нет царя в голове. Поэтому невольно начинаешь чувствовать себя сумасшедшим. От этого безумия нельзя не сойти с ума тому, у кого он еще остался. Чувствуешь себя, как на экзамене, дураком, которого специально поставили в неловкое положение неопределенности, неведомого выбора и могут, что угодно, сделать с тобой за любое твое решение. И все почему? Потому что ты не знаешь, что именно требуют от тебя, оговариваясь, что сам догадайся. Одно предполагает другое, то третье, иному же нет конца. Абсолютизация предполагает абсолютный произвол, на который действительно остается за неимением понимания только молится. И в этом занятии на место абсолютно можно ставить, подставлять все, что угодно: бумагу, цифру и прочее. Невольно чувствуешь себя известным персонажем из кошмарного произведения Кафки. И в самом деле, не остается ничего лучшего, чем наложить на себя руки.
- Не переживайте вы так, Иван Иванович. Перемелется – мука будет, - стал успокаивать его Евгений.
- Не мука, дорогой, а мука, даже прах. Вот какая «философия последней капли». Казалось бы, ты живешь, дышишь, кушаешь, отдыхаешь, облегчаешься для того, чтобы думать, чувствовать, творить, общаться. Ан, нет, все обстоит как раз наоборот. Наверное, перед смертью должна пройти полное обесценивание жизни, так сказать, ее «переоценка» вплоть до обнуления, чтобы можно было легко расстаться с ней. Вероятно, я последний из «могикан мысли». «Дикарь мысли». Дилетант.
- Ну, зачем так прямо, - сказал входящий в аудиторию коллега Ивана Ивановича, Петр Петрович Сидоров, прервавший учителя философии на самом интересном месте. – Уже перемена.
На этом коллективный поиск внеземного разума на занятии закончился, безнадежно запутавшись в своем начинании.
Глава третья. Неожиданная находка
Только по дороге домой Ивану Ивановичу пришла в голову простая, как аксиома, мысль о том, зачем так переживать то, что интересно только сумасшедшим? Но ведь ему именно эта тема интересна, - интересно то, что находится за горизонтом возможного для человека. Но почему как раз там, за горизонтом событий контакта с разумом, следует его искать?
Потому что на горизонте событий разумного общения все понятно. С него видно все, что раскрывается перед ним. Ведь он является пределом, конечным пунктом остановки движения мысли. Мысль – это такой образ, каким существует идея в сознании человека, вернее, сознание существует в идее. Идея – это то, что находит свое воплощение в мысли. Что же находит себя в мысли, как не сам дух? У него не может не быть разумной, идеальной природы. Значит, сам разум как природа духа, его тело нам близко только в мысли.
Сущностью мысли является идея, представленная мыслью в слове смыслом. Чем живет слово? Смыслом. Смысл от чего? От мысли. Что есть мысль? То, что есть в сознании. В нем есть то, что сознается. Что сознается? Существование в идее. Такое существование идеальное. Кто сознает? Человек. Как кто? Как Я. Я вечно? Да. А я? Нет. Но в качестве меня Я есть на время. Значит, я на время могу быть богом? Разумеется, но только в собственном сознании. В идее? Нет, в сознании. В идее я могу совершить подстановку бога. Но от этого не стану богом в жизни.
Тут, на этом решающем пункте своего размышления, Иван Иванович остановился и встал как вкопанный на дороге домой. Вокруг шли люди. Но он не обращал на них никакого внимания, погрузившись с головой в свои потусторонние думы. Поток людей, встретив неожиданное препятствие в виде Ивана Ивановича на своем пути, недолго обтекал его со всех сторон, но взял да бесцеремонно оттеснил его на обочину дороги. Там ему и пришло в голову озарение в виде резонного разрешения проблемы того, как можно совершить подстановку такой постоянной, как бог, человеческой переменной в его формуле сознания. Как встать на место бога, если он есть бытие, а претендент на его место сущее среди сущих? Ведь в нем его реально существование не совпадает с сущностью. Но оно, если не совпадает, то, во всяком случае, совмещается как понятие в сознании как часть с целым. Он не может быть богом целиком, но на своем месте, то есть, в сознании. Но тогда его сознание будет отражать не реальность, а себя для себя в себе. Для другого он таким образом не будет богом, если только не овладеет его сознанием, став для него самосознанием.
Но почему богу не сделать так, чтобы присвоение человеком верховной позиции места имело бы законное место в его сознании? Но зачем такая подстановка самому богу? В чем может заключаться ее смысл? В испытании человека? Но ему не дано быть богом. Уместнее было бы испытывать человека тем местом, которое ему соответствует, адекватно его сущности. Однако человеческая сущность никогда не совпадает с его существованием, ибо человеческое существование индивидуальное, а сущность общая. Только в человеческих отношениях к людям, в любви к ним человек может полагаться на такое совпадение. Но это возможно, когда, будучи самим собой, он явится другим.
Сущность человека вечный идеал, между тем, как сам человек реально в жизни материал и подлежит в мире всем законом материальной действительности, которая указывает ему его место переменной во времени. Поэтому приобщиться к разуму он может на свой страх и риск соразмерно тому уровню развития, который достиг в борьбе за жизнь в царстве смертных. Даже на это время жизни он не может быть постоянно себе на уме, невольно вовлекаясь самим становлением бытия в борьбу со всем миром в лице хотя бы себе подобных за собственное существование и отвлекаясь от дум, праздных для выживания. В таком случае работа ума является чисто инструментальной, следуя правилу жизни в стесненных обстоятельствах: «голь на выдумки хитра». Откуда ему взять силы еще для того, чтобы думать, ставить себя на место другого? Даже если он готов не бороться с другими, они никоим образом не собираются отказываться от борьбы, собственно вражды ради иллюзорной для них цели единения в любви.
Отчуждение человека от другого человека и от самого себя замыкает его на собственном существовании, на личной экзистенции и не может не вызвать у него пессимистического умонастроения. Такого рода умонастроение сужает горизонт возможностей мысли, заставляет его усомниться в собственных силах ума, подталкивает его к решению неразрешимой проблемы личного бытия к смерти одним махом веры. Только поверь, уверуй в то, что тебе подсказывают верные люди – люди веры, - и появится надежда на вечную жизнь. В чем она заключается? В любви славить имя бога без конца. Другого выхода нет для слабого умом, дементального человека. Остается только уподобиться человеку, живущему сегодняшним днем. Так и получается, если будущее уже предопределено. Правда, ты его не знаешь, и поэтому делай, что хочешь. Так и живет большинство. Их можно понять, почему они так живут.
Иван Иванович обратил внимание, где находится, когда оказался только дома, в своем холостяцком угле. Это была съемная однокомнатная квартира в центре столицы, которую он снимал на льготных условиях благодаря щедрой помощи дальнего родственника. Тот долго терпел его, но и у него оно лопнуло, и он предложил Ивану Ивановичу найти в ближайшее время новый съемный угол ввиду того, что ему срочно понадобились деньги, которые можно выручить из продажи квартиры.
Что делать, - придется уже сегодня ехать за город и в пригороде искать подходящее по зарплате жилье. В ворохе газет, которые он накупил в ближайшем продуктовом магазине, он, к счастью, нашел интересное объявление о съеме нужной ему квартиры в одном из пригородов на юго-востоке столицы. На днях он уже звонил арендодателю и договорился с ним о встрече на месте. Оставалось