Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть третья

сторону отворачивая, - но придётся тебе, наверное, новое жильё искать. Беклемишев тебя здесь видеть не хочет. Категорически! Извини ещё раз, что не предупредили тебя заранее, - но мы о том лишь перед самым отъездом узнали. А твоего рязанского адреса нет у нас, и никогда не было.
- А где он сейчас-то, этот ваш Беклемишев? - спросил побледневший Кремнёв, у которого всё оборвалось внутри от подобного разговора, и холодный пот выступил на лбу и спине. - Я поговорить с ним хочу, попросить слёзно оставить меня с Вами. Какая ему в сущности разница: двое лишних людей будут рядом или же трое. А мне он этим сильно поможет, облегчит жизнь. Одному-то искать квартиру мне что-то совсем не хочется, признаюсь честно. Объегорят меня одного барыги столичные, обдерут как липку.
- Он к своему научному руководителю домой поехал - в Давыдково, - обсуждать какие-то там вопросы, - послышалось в ответ. - Обещал к вечеру вернуться.
- Ну-у-у, до вечера, так до вечера, - обречённо ответил Максим упавшим голосом. - Посижу, подожду его пока здесь, отдохну с дороги. Вы, надеюсь, не против.
Сашки были не против, пригласили его на кухню даже - отобедать вместе с ними чем Бог послал. Максим поблагодарил за приглашение, достал домашнюю еду из сумки, сердобольной матушкой собранную в дорогу, стал ею парней угощать. За обедом разузнал последние новости.
Выяснилось, что Казаков с Кокиным приехали в Москву 1-го сентября оба и уже две недели как работали на новом месте, в коллектив входили и с делами знакомились, которыми занимались коллеги. Контора, в которой предстояло трудиться и Максиму, территориально находилась на юго-западе Москвы, на улице Волгина. Располагалась она в четырёхэтажном железобетонном здании с бело-синей раскраской, по виду похожем на школу, какие в Москве массово строили при Хрущёве и Брежневе с их авангардной архитектурой, основанной на минимализме. Занималась контора тем, как объяснили парням-новобранцам сотрудники и руководство, что каталогизировала какие-то левые архивы, переводила их с бумажного вида в цифру, сиречь - на электронные носители. Только-то и всего. В отделе, где работали Сашки и куда должен был скоро прийти трудиться Максим, все были командировочными, как выяснилось, жителями Центральной России; все поголовно снимали квартиры в Москве в разных районах. И только начальник отдела был москвичом, но Сашки его всего один раз и видели, когда на работу вышли и были приглашены к нему в кабинет для беглого знакомства. А так они работают под руководством какого-то 30-летнего вертлявого хмыря, скользкого и хитрющего.
А ещё Максим узнал, что зачислили в контору их троих с 1-го августа, и что парни уже получили первую свою зарплату - аж за три месяца: за август, сентябрь и октябрь. Около 800-т рублей у каждого в итоге вышло - огромные суммы им выдали на руки в сравнение с прежней 40-рублёвой стипендией, на которые даже и в Москве можно было жить по-царски. Парни предупредили Кремнёва, что так оно и дальше всё будет происходить: деньги им будут выплачивать раз в квартал. Таков был на фирме порядок, которого придерживаются все, к которому там привыкли…

- Ну а народ-то в отделе ничего? - так, для проформы больше, спросил Максим под конец, чай не спеша допивая. - Контингент молодой или старый?
- Стариков нет, молодёжь в основном, - дружно ответили Сашки. - И мужиков нет, кроме нас двоих, а вот баб много, и все одинокие и “голодные”, как мы заметили, все здоровые как кобылицы, ядрёные и на любовь злые. На нас с утра и до вечера без-стыже пялятся, глазки строят, “авансы” пошлые раздают - дружить таким образом предлагают; склоняют, короче, к сожительству.
- А вы что? - понимающе ухмыльнулся Кремнёв сквозь зубы.
- А мы - ничего, - ответили Сашки, смеясь. - Мы пока держимся, вживаемся в коллектив и тамошнюю обстановку оцениваем внимательно, чтобы на неприятности не нарваться, на беременность и внеплановый брак, который нам и даром не нужен…

4

Татарин-Беклемишев ввалился в квартиру в 9-ть вечера голодный и злой, когда три товарища, три недавних студента истфака сидели в большой комнате и болтали за жизнь, балагурили и смеялись громко, телевизор гоняя при этом. Едва переступив порог и завидя смеющегося Максима в комнате, Беклемишев моментально скривился лицом как от вида вражины лютой и нервно стал раздеваться в прихожей, ещё злее и чернее делаясь при этом, ещё болезненнее и раздражительнее. Между ним и Кремнёвым почти сразу же возникла глубокая антипатия и неприязнь на глубинном подсознательном уровне, на уровне метафизики, какая возникает обычно между представителями разных рас - белой, жёлтой, красной и чёрной, - которые братьями не станут никогда на Мидгард-земле, в единую и неделимую семью не сольются. Сколько бы про то не талдычили через СМИ продажные и лукавые правозащитники, наживая на том пустозвонстве и трепотне капитал - социальный, финансовый и политический. Ибо Сам Господь нас всех расставил и разделил по разным экологическим нишам и континентам, по разным углам, наделив по этой причине особыми качествами, способностями, характерами и мiровоззрением. Это всё и под’рас касается, народов, народностей и племён, - на чём мы останавливаться не станем ввиду огромности и обширности темы. У нас пока другие задачи…

Итак, не удивительно и закономерно даже, что, зайдя в большую комнату через минуту, Беклемишев не стал сюсюкать и либеральничать, наводить тень на плетень, а прямо и твёрдо заявил гостю, что жить рядом с ним не желает ни при каком условии! Поэтому Максиму надо искать себе другое жильё - и побыстрее.
- Ночь переночуй, так и быть: не стану я тебя на улицу выкидывать, - сквозь зубы с вызовом заявил он Кремнёву, перед тем как на кухню уйти. - А завтра собирай вещи и уматывай ко всем чертям. Мне тут балаган не нужен: я не за то хозяевам деньги плачу. Завтра чтобы я тебя здесь не видел. Понял?!
Сказавши это, Беклемишев развернулся нервно и скрылся ото всех на кухне, давая понять, что разговор окончен. Он даже зло захлопнул за собой дверь, чтоб не мешали ему парни ужинать своими разговорами и смехом… Поужинав, он, сходив в туалет и потом молча проскочив через большую комнату, скрылся в соседней, маленькой, плотно закрыл её изнутри, и больше его в тот вечер парни уже не видели…

А побледневшему и упавшему духом Кремнёву, которому не оставили выбора фактически, уже не до смеха было, не до дружеского веселья. С ним даже не пожелали по-человечески поговорить, дать время на поиск новой квартиры. Послали на х…р - и всё! Катись, мол, паря, куда знаешь! А почему так? - непонятно, необъяснимо! Понятно было только одно, главное, что случилось то, чего Кремнёв, будучи студентом, больше всего боялся. Квартиру - хочешь, не хочешь, - но ему теперь надобно будет искать одному, и одному же её и оплачивать... И делать это надо быстро, за один день. Беклемишев больше ему рядом жить не позволит, плачь, не плачь: он это высказал твёрдо и недвусмысленно. Мытарства и проблемы Кремнёва татарина не интересовали ни сколько - чего уж тут говорить! Да и самому не захочется уже Максиму рядом с таким козлом мерзопакостным жить, с такою двуногой гнидой!
Настроение его упало до нуля, естественно, трепаться с Казаковым и Коиным ни о чём как-то сразу же расхотелось. Навалились физическая и психологическая усталость, плюс ко всему, накопленные за день… Поэтому посидев ещё с полчаса на диване и тупо и без-страстно поглазев в телевизор вместе с товарищами, он быстро разделся, постелил себя на полу голый матрац в свободном углу возле батареи и улёгся на него спать бедным родственником. Чтобы завтра утром пораньше встать и начать поиск свободной в Москве жилплощади…

5

Однако проспал он не долго: часа четыре всего, или пять. Какой сон и какой покой с такими-то чёрными мыслями в голове и траурным настроением в сердце?! Проснувшись под утро нервным и очумелым, Максим, заложив руки за голову, уставился болезненным, немигающим взглядом в потолок и принялся напряжённо думать, что ему сегодня делать и куда идти; стал вырабатывать план скороспелых действий с учётом сложившихся обстоятельств, неблагоприятных и абсолютно невыгодных для него... Ехать одному в Банный переулок в Москве, как вечером советовали Казаков с Кокиным, и искать там жильё у барыг как-то совсем не хотелось. Банный переулок пользовался дурной славой среди москвичей из-за обилия аферистов. По слухам, там многих кидали достойных и честных людей. Кинут и его непременно. А ходить по окрестным домам, звонить наугад в квартиры и просить пустить на постой было совсем глупо. Что делать?...

И тогда опечалившийся Максим вдруг вспомнил - с Божьей помощью! - бывшего одноклассника своего, Серёжку Дёмина, который, отслужив в армии два года назад во внутренних войсках, приехал работать в Москву в отделение милиции где-то в районе Таганки. Там его взяли на работу в патрульно-постовую службу, но служебное жильё предоставили лишь через год. А до этого он комнату снимал у какой-то старушки (МВД его жильё оплачивало наполовину), жившей в двухкомнатной квартире в том же районе, и был хозяйкой очень доволен по слухам, что само по себе уже было большой редкостью.
Максим его встретил случайно в Касимове летом на улице, обрадовался, долго и мирно беседовал с ним, наполовину уже москвичом, хорошо с ним расстался. Узнал от него, в частности, что Серёжка был службой и жизнью в Москве в целом удовлетворён, жениться вскорости собирался, чтобы квартиру однокомнатную получить, пусть пока и служебную. Даже сообщил по секрету, что женатые люди в столице в приоритете: у них-де проблем куда меньше с жильём и всем остальным, что молодожёнам требуется. По-дружески посоветовал и Максиму не тянуть с этим, поскорее заводить семью. Он даже свой адрес столичный, временный, хотел было оставить на всякий пожарный случай, но Кремнёв адреса не взял - потому что в ответ, по правилам хорошего тона, ему надо было бы оставлять и свой. А с этим у Максима были большие проблемы, как легко догадаться читателям: нечем ему было хвастаться и кичиться перед бравым московским сержантом, своим земляком… Серёжка всё понял правильно и обижаться не стал - подождать согласился. На том они тогда и расстались, крепко пожав на прощание руки…

И вот теперь, до мелочей вспоминая ту их случайную летнюю встречу дома, оказавшийся в тупике Максим сильно жалел, валяясь на чужом вонючем матрасе и в чужой же квартире, что не взял Серёжкиного московского адреса, не закорешился с ним. Ведь у него можно было бы раздобыть координаты той бабки, у которой он когда-то жил. И как знать, может её уголок был теперь свободен от постояльцев. Во всяком случае, это был единственный достойный вариант быстрого и неопасного съёма комнаты. Серёжка, при желании, мог бы даже съездить к ней вечерком и лично представить Максима - для пущей важности и надёжности. А что? а почему нет? Друзьями они в школе не были, это правда, даже и в товарищах не ходили: Дёмин плохо учился в отличие от Кремнёва, был законченным шалопаем и неучем. Но в таком крутом мегаполисе как Москва земляк земляку поневоле брат: тут можно легко пропасть без дружеской помощи и поддержки...

6

Мысль о Дёмине в два счёта оживила и воодушевила Максима, вернула силы