Случай контакта

существования сущего, существующего.
        Вопрос о существовании, о бытии – это первый вопрос. Если есть, то напрашивается вопрос о сущности, о том, что есть то, что есть. Но что это вещь, объект вопрошания. Кто же есть субъект вопрошания. Есть ли смерть? Да, она есть как не что, а ничто. Или ее что есть ничто. И это ничто или смерть есть ничто никто. Поэтому в смерти невозможно быть. В ней не существуют, не бывают. Существование смерти есть не существование кто и существование никто.
        Значит, в смерти нет никого, - ни тебя, ни меня. В этом смысле смерть есть прекращение, конец существования, бытия и начало не-бытия. Начало одного есть конец другого. Поэтому умерев, человек начинает новое, но не бытие, а не-бытие. Сущностью его не-бытия является ничто. Ничто является. Это явление никто. Но явление никто – это никто не является. Конечно, можно принять никто за кто. Это будет обман, заблуждение, иллюзия. В познании есть не только то, что есть, но и то, что нет, чего нет. Но оно может быть, как подмена того, что есть. Если есть ничто, то нет что. Нет что – нет и кто. Правда, люди говорят если нет здесь, то может быть есть там. Где там? В ином мире. Но этого мира нет, ибо есть только этот мир. Мир един и один. Но тогда они говорят, что есть другое измерение того же самого мира, другое его состояние. Но, может быть, это измерение как иной мир есть то, чего нет? И в самом деле, не есть ли иной мир и то, что есть в нем, как раз то, чего нет, но что кажется есть? Но где оно это другое измерение мира или иной мир? Оно нигде. Оно нигде на какое время? Ни на какое. У него нет ни места, ни времени. Оно не находится и не длится. Ведь это оно есть ничто и никто.
        Когда человек умирает, он пропадает. В чем? Ни в чем. Нет ему места и времени существования. Но что тогда есть? Только одно. Кто это? Бог. В чем его сущность? В духе. Божественность бога есть его духовность. Смерть человека есть жизнь бога навсегда, вечно. В этом смысле бог вечен, есть вечный. Его сущность – это вечность. Сущность же человека есть ничтожность. Ничтожность есть сущность ничто как объекта, вещи и никто как субъекта, человека. Человек есть как подмена собой бога. Есть человек – нет бога. Есть бог – нет человека. Но нет бога условно. Безусловно нет человека. Что такое время существования человека при сравнении с вечным бытием бога? Почти ничто. Вот это почти и есть миг существования человека с точки зрения бога. Бог существует человеком миг в вечности. Это миг вечности есть время в бытии. Но даже на миг, на время человек привязывается к бытию. И его привязанность к бытию становится навязчивой. Навязчиво то, что уходит, ничтожится. Умирая, человек уходит. Куда уходит? В никуда. Он не может понять это «никуда», потому что оно бессмысленно в прямом виде как «куда». Оно обретает смысл только в ложном виде, в подмене собой того, что есть. Оно полно пустотой. Пустота – это место, где нет ничего и никого.
        Следовательно, умирая человек опустошается, становится пустым. Ему самое место в пустоте. Казалось бы, он должен страдать в пустоте от одиночества. Но там, в пустоте, нет и его. Поэтому некому страдать. В этом благо, добро смерти. В ней отсутствует страдание. В ней есть только «вечный покой», потому что в ней нет ничего и никого, что называется «вечным покоем». Жизнь есть беспокойство. Бог есть беспокойство. Смерть есть покой. Но как так: разве бог суетен? Да, если под суетой понимать не хаос, а жизнь, движение. Бог как покой находится не в покое, а в движении. Он есть движение покоя. Он приходит и человек уходит. Встреча с богом равносильна смерти человека. Они встречаются tête-à-tête в смерти. Я не говорю, что бог есть смерть. Но его появление для человека смертельно.
        Бог является человеку не в жизни, а в смерти. В жизни человеку является мир и он сам в миру. В боге жив бог и мертв человек, ибо в боге человек есть бог. В боге нет ничего и никого, кроме бога, ведь он един и один. Он находится в единстве с самим собой. Если он не один, то он не един с собой, не тождественен самому себе. Не тождественность бога самому себе есть возможность существования мира и человека в нем. Для бога все едино в нем, ему имманентно. Но для всего как мира и человека в нем бог иной, им трансцендентный. Трансцендентность бога и есть смерть миру и человеку. Трансцендентность преодолима только для бога, но не человека. Она предел для него. Уничтожение человека есть преодоление этой границы между богом и человеком. Принять смерть можно, только обожествив ее и себя посредством ее же. Бог как покой в движении несет смерть всему что есть. И только в себе он дает всему жить в качестве себя. Он живет нашей смертью. Он и есть жизнь, вечная жизнь, которая живет смертью живых. Но мы не хотим умирать и просим бога нас пожалеть и не уничтожать. Он жалеет нас и не приходит до поры до времени, до предела нашего существования. В этом заключается его милость. Таково обратное, иное толкование сущности и бытия бога.
        Человеку дано быть только частью бога, той частью, которая мнит, старается быть целым, богом. Как только эта часть перестает мнить себя целым, она удаляется в свою частичность, сводиться к минимуму и уничтожается. Пределом такого уничтожения и является бог как абсолютный минимум. Но он есть и абсолютный максимум в качестве единого целого частей. Вместе они как бог вечны в нем одном. Есть ли бог помимо частей? Есть, но уже не как начало и конец. В этом смысле он безначален и бесконечен. В смысле начала он есть собрание, единство целых частей, монад. Человек стремиться к тому, чтобы быть такой целой частью. Но, к сожалению, он становится монадой в смерти.
        Свою мнимость быть богом человек переживает как страх смерти. Страх смерти и есть человеческая экзистенция, тот минимум бытия, который дан человеку. Частичность человека в бытии, его экзистенция делает его неуверенным в самом себе. И поэтому человек верует в бога, чтобы преодолеть свою неуверенность, ненадежность, недостаточность в бытии. Вера в бога есть страх смерти. Бог говорит, откровенничает с человеком смертью. Бог как бессмертный приходит в этот мир сознанием смертности человека. Только благодаря сознанию собственной смертности человек причащается богу. К этому располагает бог человека. Надеяться можно только на бога, ибо человек смертен. На что же может надеяться человек? На вечный покой, находясь в страхе перед откровением – пришествием бога. Не дай бог встретиться со смертью. Вот поэтому человек всю свою жизнь оттягивает момент встречи с богом.
        Человеческая медлительность, вызванная страхом перед ничто в смерти, дает ему возможность жить. Поэтому человеку нужна религия как вера в собственное бессмертие, как утешение забвением истины накануне смерти. Страх потерять жизнь обостряет ее чувство. Человеческая экзистенция есть крик души смертного перед жертвоприношением. Человек есть жертва смерти как явления бога. Прими то, что дано тебе и получишь утешение. Спасение во лжи, во сне сознания, если спасение – это забвение смерти. Пока ты в забытьи – ты жив. Но что такое эта жизнь во сне? Ложь, иллюзия. Истина сверхчеловечна. Стремление к ней делает человека безумным. Страх смерти доводит его до безумия. Человек отшатывается от безумия и замирает в блаженстве неведения, успокаивается во лжи. Он замещает страх смерти своей озабоченностью вещами, их недостаточностью, невозможностью заполнить собственную пустоту бытия, и заботой о других, вымещая на них свои жертвенные страдания состраданием.
        На бога можно смотреть только сквозь смерть из собственного ничтожества существования. Только так можно быть богом ничтожества. Утешение людьми, добродетелью – это все иллюзия. Но она спасает от смерти. Правда, только на время. И все же добродетель придает жизни смысл до смерти. Однако добродетель не решает вопрос смерти. Смерть находится по ту сторону добра и зла как древо жизни. Жизнь растет из смерти, точнее, живет смертью живых. Не задавайся вопросом о добре и зле, если хочешь жить. Такой вопрос ведет к смерти.
        Кто же задается таким вопросом во мне? Я. Но что такое Я? Это позиция, которую занимают, чтобы заявить о своем сознательном существовании. Она обозначается в языке личным местоимением в единственном числе как знаком выражения и представления  себя лично, самим человеком. Это личное место, которое человек занимает в языке. Оно соответствует месту человека в бытии, из которого возможно заявление о том, что оно занято им. И это занятие имеет смысл в мире, делает сам мир осмысленным в качестве такового, мира.
        Позиция Я в мире вечная, но не вечен Я, не вечен конкретный человек, который ее занимает. На это у него есть определенное место и время в нем, в этом мире. Но тогда напрашивается сам собой вопрос о том, занимает ли место Я сам Бог? Лучше, понятнее было бы ответить на такой вопрос так: Бог не занимает позицию Я, а сам является такой позицией. Ввиду своей духовности или всеобщей проницательности он делает возможным для человека занимать на время свое место - центральное место в бытии. Человек, достигая сознания собственной значимости, может заявлять и полагать себя Я.
        Другими словами, со смертью меня как человека, мое Я не уничтожается, но находит себе место в бытии в качестве Я другого человека. Оно сосуществует в одно и то же время во многих людях, которые доходят до собственного самосознания. Это и есть самый важный для человека контакт, со-бытие, со-общение с самим собой. Именем со-бытия с самим собой является Я.
        В чем есть Я, во мне, в тебе, дорогой читатель, смертно, но то, что есть, бессмертно. Поэтому лучше сказать, чтобы адекватнее, во истину понять, что не в нас есть Я, а мы есть Я, имеем место в нем в том смысле, что мы имеем им (Я) место в мире, которым ограничивается, определяется наше собственное бытие как время в качестве осмысленного, в виде осознанного бытия или сознания в реальности как события. Оно представляет нас, а мы переживаем его как себя. Это переживание имеет место на время в бытии в качестве личного переживания, экзистенциала страха за себя, на грани, на пределе смерти.
        Так кого боится человек? Самого себя в лице Бога, когда осознает, что занимает чужое место. Бог дает ему на время осознания себя свое место, которое человек боится потерять. Потеря этого места во времени есть потеря себя. Не теряет себя тот, кто не находит себя на этом месте – на месте Я – вместо Бога. Но человек не может быть богом вечно. Для этого у него нет никаких прав, никаких оснований. Именно этим обусловлена экзистенциальная случайность, онтологическая частичность и неустойчивость человека, то, что он есть «калиф на час». Он полон сознания своей необеспеченности в бытии, собственной ограниченности временем и местом в мире. Человек есть Я не всегда и не везде, а только там и тогда, где он есть сознание, есть сознательно. Сознание своей смертности угнетает человека. Так на что он надеется? На бессмертие. На каком основании? На основании того, что никогда не сможет осознать собственную смерть, потому что само Я бессмертно. И пока человек занимает место Я, как место Бога, он бессмертен, реально не знает, что значит быть