Случай контакта

шовинизма и большевизма, а фашизма на время не похоронили в своем коллективном бессознательном те народ, которые настрадались от него.
        Но вот в новом, уже нашем, веке грядет очередной безумный призрак уже не красной, черной или коричневой, а зеленой, экологической, энергетической и вирусной чумы на нашу больную голову – это призрак глобализации. Уже прошел первый этап глобализации – этап мультикультурализма или этап смешения (микса) культур. Следующий этап – это этап, на котором мы находимся, так вот, это этап самой глобализации капитала. И на нем человек становится капиталом, а капитал становится человеческим. Человек теперь цифра, информационный модуль в машинных (бинарных:0-1) кодах современной информационной цивилизации. Глобализация человеческого капитала осуществляется в социальных коммуникативных сетях, которые запускаются сообразно числовым (цифровым, математическим) алгоритмам. Эти сети есть новая социальная нормальность, новая социальная связь, отношение уже личной, вещной, энергетической, но информационной (виртуальной) зависимости. Эта зависимость не от людей, не от вещей, не от энергии, а от информации, от того материала, который содержится в готовой форме, является фактом опыта, его субстратом.
        Значит, я обнаружил цикличность смены состояний коллективного интеллекта людей или их общего, социального сознания. Это сознание можно определить в терминах кибернетической модели как бинарную матрицу нулевого или пустого класса и положительного класса, состоящего из самого себя как элемента по типу: 0-1. В нулевом состоянии сознание рассеянно, разжато в качестве социального или коллективного бессознательного. В единичном же состоянии как целое оно сжато, собрано, сфокусировано на себе как цели-смысле и есть собственно сознание, сознательно.
        Стадия сжатия как сила сознания демонстрирует подъем в развитии цивилизации. Стадия же разжатия сознания общественной жизни показывает его слабость, неспособность сознания собраться в себе, выход из себя, безумное помешательство и слабоумие. Эти два состояния социального сознания периодически или циклически (по кругу) сменяют друг друга по импульсной модели: точка сбора или схода- периферия или кривая разбора или расхода. На последней стадии мы теперь и находимся. Это стадия тотального отчуждения людей не только друг от друга, но и от самих себя что естественно угрожает полным распадом и смертью не только сознания, но и его социального носителя, чей организм утратил волю к сохранению в связи с ослаблением иммунитета к смертонтсным вирусом из-за коллективной вакцинации в сам момент инфицирования.
        Это так, если рассуждать в научных терминах, находя причины явлений общественной жизни в ней самой как в натуральной, естественной стихии.
        Если же размышлять о явлении помешательства современных людей в парадигмы мира и давать сказочное или духовное (ментальное или метафизическое), а не натуральное, физическое  (научное) объяснение, то можно подумать о том, что в пограничной ситуации богооставленности человека, вызванной расколдованием (демифологизацией) мира и безверием (атеизмом), им овладели враждебные силы, которые борются друг с другом за человека, за людей, чтобы первыми их уничтожить. Это силы хаоса или беспорядка и жесткого, сурового порядка. Условно их можно назвать соответственно "мягкой" и "грубой" силы или softforce и hardforce. Нарицательно их можно назвать силой сатаны и силой дьявола.
        Теперь в душе человека и в сознании общества борются друг с другом не силы света, бога и тьмы, дьявола, а, напротив, силы сатаны и дьявола. Сатанинская сила хаоса представлена либералами или извращенцами, анархистами, "леваками", а дьявольская сила представлена авторитариями или выродками, фашистами. Короче, разлагаясь, мы становимся либо жидким, либо твердым, подмороженным калом (говоря попроще, просто говном, навозом цивилизации). Это кому как нравится. Не буду прямо показывать пальцем на тех, кто является извращенцев, а кто лесом, не то они еще обходятся и не простят. Это Бог простит. Они - сатанисты и бесы - никогда.
        Когда такое превращение людей в извращенцев и бесов происходит на твоих глазах и вовлекает тебя самого в оное, то ты невольно теряет веру в себя и в смысл собственной жизни. У тебя непроизвольно появляется благородное, возвышенное желание встать в сторону и не участвовать во всеобщем засранстве, не обмазаться говном, не стать и быть дерьмом.
        Уж лучше умереть чистым, чем в усмерть обосраться. Но умирать не хочется, ибо понимаешь, что смерть всех примиряет и чистых, и обосранных.
        Так что же такое смерть? Смерть - это покой и пустота. Не следует ее, эту пустоту, бояться. Не бойся ее, когда она придет к тебе. Только не торопись с ней встретиться. Она таких не любит и мучает их. Если ты живой, то живи, пусть даже в жидком или твердом, засохшем дерьме.  Это, быть бесом или е-бесом, все лучше, чем кормить червей.
        Пока живется - живи. Придет смерть - умом, нисколько не сожалею об этой донной жизни. И смейся над враньем тех болтунов, которые талдычат о ценности жизни. Да, она имеет ценность в самой себе - в жизни, но не в смерти. И больше смелая над враньем тех, кто болтает о том, что в жизни есть нечто более ценное, чем твоя жизнь. Это они говорят тебе, видя в тебе "пушечное мясо".
        Если же ты готов совершить подвиг, то совершай, но не по приказу, а по зову души за жизнь людей. Не труби о нем, но сделай его так, чтобы никто не узнал об этом и даже не догадался. Иначе это будет не подвиг, а твой мажорский пиар, его обнуление бабосом. Смотри не заработай на нем имя и состояние. Не все можно перевести в рупи или доллар. Это удел только избранных, а не навоза, - быть героем. Тебе по плечу? Наверное, нет. Так живи. Уж лучше быть живой собакой, чем дохлым львом. Люди все равно будут говорить о тебе, - конечно, не вслух, а про себя, - что ты дурак. На словах же, на публику они будут поминать тебя за молодца. Был добрый малый, но ... (про себя) дурак дураком. Вона как, а я и не знал. И уже не узнаешь.
        Впрочем, была не была, жизнь - копейка, а судьба - злодейка. Всем смертям не бывать. Именно это ведет человека на подвиг к смерти, когда ему терять нечего: впереди - враг, позади - загран-отряд или еще не обстрелянные товарищи по оружию.    “C'est la vie"; - как говорят французы, - "a la guerre comme a la guerre".
        Все мы умрем. Нас там встретят и близкие, и друзья, и враги, и те, ко прошел мимо нас, не оглянувшись. В этом смысле история нашей жизни повторится только уже не царстве живых, а в царстве мертвых. По уму царство мертвых устроено как место для того, что стало в жизни не нужным, включая, как это ни парадоксально звучит, и саму жизнь, что встало и замерло и больше не продолжается. Неужели это царство мертвых можно уподобить слепку с царства живых, моментальному снимку жизни? Совершенно верно. Только этот снимок жизни, ее мертвый отпечаток растянут на неопределенный отрезок времени, в котором отсутствует смена состояний самого времени. В нем есть только застывшее прошлое настоящее. Если же в нем есть некоторое движение, то это движение забвения. Со временем мертвое царство теряет свои резкие очертания и становится расплывчатым вплоть до полной неопределенности. Но узнают ли нас в царстве мертвых, ведь это царство забвения. В свою очередь можно спросить о том, узнаем ли мы тех, кто стал мертвым?
        С другой стороны во снах нам являются призраки прошлого с того света. Значит, они проявляют активность и знают нас. Ведь они являются к нам с какой-то определенной целью. Но, видимо, они не самостоятельны, и царство мертвых, зависит от царства живых как его отражение; оно рефлексивно и спекулятивно.
        Но тогда все же возможна коммуникация, контакт живых с мертвыми! Как может реализоваться такая возможность? Естественно, за счет живых. Мертвые служат живым. Они оживают в живых, как, например, Иисус Христос живет в христианах, сам будучи как человек мертв. Но в ответ христиане скажут, что он вечно жив как бог и как человек. Можно им ответить, что он жив как дух, как привидение.
        В свете смерти к бытию, а бытия к не-бытию, если случайно выжил, побывав на пороге смерти, то, что прежде имело ценность, становится бесценным, ценностно незначимым. Теперь ни близкие (семья), ни люди (народ), ни родина, ни, само собой, государство (власть) не являются более важными, чем личное существование. Кажется, что ты выжил для себя. Но что такое ты? Случайность. Так что ей дорожить. И ее в топку вслед за близкими, чужими, какой-то родиной, домом, работой, делами и вещами. Все это теряет цену рядом со смертью, конечно, твоей, а не всех прочих. Что они тебе, как, впрочем, и ты им? Одни слова и ничего больше. Хотя и ты тоже уравниваешься со всем, подлежащим смерти. Туда тебе и дорога. Но это потом, в конце, а пока, если чаша яда жизни тебе еще миновала, то травись жизнью до смерти. Ведь что убивает? Неужели смерть? Нет, конечно, убивает жизнь тебя жизнью же, но чужою. И вот хотя ты еще живой, но по умонастроению уже мертвый. Только любовь ко всем может еще остановить тебя на пороге смерти как последняя иллюзия. Но она ненадежна, ибо у тебя уже есть сознание смерти.
        Значит, все же оно, это сознание смерти есть? Да, есть, но только у того, кто вернулся с того света. Но там он ничего не увидел, ибо там нет ничего из того, что можно запомнить. Ты только помнишь то, что все забыл. Это и есть сознание смерти. И правильно. Зачем помнить то, что потеряло былое значение и смысл? Поэтому смерть есть одно и то же, вечное повторение того же самого, чего нельзя забыть. Вот ты забыл себя и помнишь, что забыл, но не помнишь, что именно забыл – забыл самого себя, - таковы все мертвые. Вот они и обращаются к живым за помощью, чтобы те помогли вспомнить, кем они были. Живые же уже забыли тех, кто были.
        Удобно умирать в старости, когда все болит, и само существование переживается как непрестанное страдание. Еще лучше, если уже отключилось сознание, и умирающий находится в состоянии слабоумия. Так, в полном неведении, легче умирать.
        Совсем другое дело, когда человек умирает в полном сознании и относительно в здоровом виде. В таком виде ему еще хочется пожить, пусть ради одной только жизни, и не важно есть ли в ней еще смысл, помимо того, чтобы просто пожить, и все. Недаром древние говорили, что не так страшна смерть, как размышление о смерти. Мало того, что ты умираешь, так ты еще думаешь о ней и тем самым, мыслью, придаешь ей смысл. Но с тем, что осмысленно, освоено и присвоено труднее расставаться, чем с тем, что бессмысленно и является чужим, особенно вдумчивому человеку. С жизнью есть согласие, - не только ты принадлежишь жизни, но и она принадлежит тебе. Со смертью иначе, - ты принадлежишь смерти, но она не принадлежит тебе: ты есть кто, а она есть ничто. Тогда как жизнь есть что. Умерев, ты есть уже не кто что, а, напротив, ничто. Уничтожение человека доводит его до ничтожества и, наконец, до ничто. Уничтожив себя до ничто, человек не может оставаться самим собой, кто. Вопрос о что – это вопрос о сущности. Вопрос о кто – это вопрос о существовании. Нет сущности – нет и