Вероятно, не раз и не два к нам обращались с помощью высшие существа, но люди не принимали их всерьез, потому что мы на редкость легкомысленные существа. Если же кто не легкомысленный, то непроходимо тупой. В чем могла бы заключаться эта помощь? Например, в том, чтобы готовить своих адептов в массе людей. Сама масса служила бы ширмой для их укрытия.
К сожалению, как только эти адепты проникают во власть, они стираются, ибо земная власть есть власть не от Бога, а от Его антипода – Сатаны. Сатана есть воплощение не разумной, а хитрой власти, которая использует разум не для самого разума, а для неразумия, то есть, держит людей в неведении и манипулирует их сознанием, дабы управлять ими так, как ей заблагорассудится. Трудно найти управу на власть. Власть без управы и есть власть Сатаны, то есть власть ради власти к вящей славе власти лжи, насилия и воровства, которое ныне называют коррупцией. Сатана – это тот же дьявол, то есть, выродок, черт, и связанный с ним Антихрист как олицетворение извращения. Можно так сказать: потри любого начальника и покажется черт знает «что».
Другие лица, указанные в списке, были более сговорчивые. Но и они своими ответами мало произвели впечатления на нашего героя. Что уж говорить о впечатлении, которое произвели эти ответы на его «читателей».
И все же, несмотря ни на что, Петр Петрович не мог отделаться от мысли, что инопланетяне, или кто уж там был, являются плодом его безудержной фантазии.
Самому Петру Петровичу было невдомек, как понимать то, что с ним случилось. Уж где там всем прочим разобраться в чудесном явлении гостей из другого мира.
При второй встрече с «читателями» кое-что для писателя прояснилось. В этот раз они сошлись у него дома, точнее говоря, на пороге его квартиры показалась только Александра Александровна. Она была так прелестна, что Петр Петрович прямо обомлел от радости при дивном виде гостьи.
- Ждали ли вы меня, Петр Петрович? – спросила загадочная читательница и мило улыбнулась.
- А, как же, Александра Александровна, - все глаза проглядел, вас ожидая, - любезно ответил Петр Петрович, приглашая ее в свои покои.
- Лучше пройдем в ваш кабинет. Там вы сядете за свой писательский стол, соберетесь с мыслями и расскажите мне о том, что вы cделали из того, что мы запланировали, - таким образом гостья постаралась перенаправить интерес писателя со своей особы на то, ради чего она появилась у него.
Петру Петровичу было очевидно, что она волновала его как женщина, так как была в его вкусе, имела отношение к тому типу женщин, который ему нравился, невзирая на то, что принадлежала к иному виду живых существ. Теперь он понимал какого рода затруднения могут препятствовать любовной связи между разными видами, например, между человеком и крокодилом. Конечно, Александра Александровна была похожа не на крокодила или каракатицу, а на обычную прелестную женщину, но тем не менее, ее нормальный вид мог оказаться одной видимостью и только. Петр Петрович чувствовал, что чем больше он контактирует с ней, тем крепче становится невидимая связь между ними. Его прямо влекло к ней, поэтому он прилагал неимоверные силы, чтобы не показывать страстное чувство всем своим беспомощным видом.
- Петр Петрович, вам нездоровится? - спросила участливо Александра Александровна.
- Да, есть такое дело, - признался бедный писатель.
- Давайте я сделаю вам массаж, чтобы вы пришли в чувство, - невинно предложила гостью.
«И в самом деле, чем черт не шутит, - может быть, массаж успокоит мою в хлам расшатанную нервную систему», - подумал про себя Петр Петрович. Но все вышло из затеи Александры Александровны с точностью наоборот.
Петр Петрович окончательно потерял контроль над собой, как только почувствовал своей шкурой нежное прикосновение к ней ласковых пальцев прелестной гостьи. Опомнился от только тогда, когда все уже случилось к вящей радости Александры Александровны. Она, конечно, была сначала очень удивлена реакцией своего клиента или сделала такой вид, но потом сдалась под напором его страсти и даже была вполне довольна тем интересным положением, в котором очутилась благодаря своему сочувствию.
После акта любовного соития Петр Петровичу было неловко за свой конфуз, и он всем своим виноватым видом желал показать необычной «читательнице», что впредь такого больше не случится, но она, к счастью, ласково похлопала его по плечу и примирительно молвила: «Ничего, ничего, с кем не бывает».
- А, теперь о деле. Что вам удалось сделать?
И Петр Петрович без утайки рассказал о том, с кем он встретился и о чем с ними договорился.
- Да, немногого вам удалось добиться. Но я ожидала нечто похожее. Придется вам помочь и сделать им небольшое внушение, чтобы они стали более отзывчивыми, - поддержала его гостью.
На следующий день Петр Петрович снова отправился договариваться со своими собеседниками. На этот раз они были более сговорчивыми.
Так, например, Семен Семенович был предупредительно вежлив с ним и, образно говоря, воскурял фимиам в его честь. Теперь Семен Семенович во многом соглашался с Петром Петровичем, невольно заставляя Петра Петровича задуматься над тем, что же вынудило того быть таким покладистым? И ему, прости-господи, пришла в голову шальная мысль, каким это образом Александре Александровне удалось уговорить его единомышленника? Уж не тем ли самым? Но гордость не позволила ему окончательно сделать такое неприличное предположение. И это в нашей природе: думать о себе лучше, чем о других, ведь только с нами, избранными, может случится хорошее.
Между тем он и мысли не мог допустить, что все это ему только привиделось. Но в силу действия третьего закона Исаака Ньютона – закона подлости ему нарочно стали приходить в голову неприятные мысли. Если, все же, это так, то как скучна эта обыденная жизнь, в которой он никакой не спаситель человечества, а заурядный препод, который безуспешно пытается стать писателем и у него никак не получается быть популярным.
Но Петр Петрович был не таким малодушным человеком, чтобы тешить себя несбыточными мечтами о какой-то там популярности. Ему было начихать на нее, на проклятую. Сколько бесполезных трудов она стоит. И все ради чего? Ради того, чтобы о тебе говорили на всех литературных углах и у тебя всегда был кусок хлеба с маслом. Да, не стоит она того.
- Или я литературный импотент? – вслух подумал Петр Петрович, сидя на диване перед телевизором. – Не стоит для того, у кого на нее уже ничего «не стоит»? Да-с, приехал, дошел до жизни такой лежачей, собачьей. Встать, лежать!
Зачем мне все это? Как было прежде легко на душе, когда я думал и писал то, что хотел! Есть в этой… миссии что-то такое, что похоже на дежурное мероприятие. Да-а… Не так я представлял себе контакт с внеземным разумом.
- Как же? – неожиданно раздался голос за спиной.
От неожиданности Петр Петрович вдавил свое тело в диван и резко, до боли в шеи посмотрел за спину. Там стоял соляным столбом Максим Максимович и глядел сквозь потолок на звезды. Так, во всяком случае, показалось Петру Петровичу.
- Ой, вы застали меня врасплох, - стал было оправдываться писатель.
Но Максим Максимович замахал руками, как бы говоря ими, что все в порядке.
- Знаете, Петр Петрович, это всегда так: не знаешь где найдешь, где потеряешь. Реальность дается вам в руки, а руки у вас как крюки. Не удержишь. То, что есть, не есть то, что представляешь. Желание не совпадает с возможностью. Желание того, что все перевернется вверх ногами. Но разум, если это разум, везде одинаков. Что возможно, то и есть. Все возможно и все действительно. Возьмите себя, Петр Петрович. Вы реализовали свое желание и с помощью Александры Александровны удовлетворили себя.
- Как вы это узнали? Неужели она рассказала вам об этом? – с огорчением спросил Петр Петрович.
- Нет ничего тайного от нас, чего не было бы явным для нас. Для того, чтобы знать, что делает, говорит и думает наш человек мне не нужно быть рядом физически потому, что мы рядом метафизически, духовным образом. Так мы устроены.
- Вы духи?
- Можно и так сказать, если говорить вашими словами. Но мы такие духи, в отличие от ваших абстрактных духов, живущих в вашем сознании, которые состоят из конкретной материи. Только эта материя не грубая, как у вас, а тонкая, духовная, ноуменальная, как называли ее ваши древние мыслители.
- Мне не вполне понятно ваше объяснение, ведь ноуменальная материя и есть материя в абстракции, в сознании. Но, ладно. Но как понять ваше слова, что Александра Александровна помогла мне реализовать свое желание? Она не была удовлетворена сама?
- Она получила удовлетворение от вашего присутствия и общения с вами, а не от самого полового акта.
- То есть, она сделала лишь вид, что была довольна?
- Можно итак сказать.
- Но если вы чувствуете ее, физически находясь в другом месте или создавая иллюзию своего отсутствия, то не означает ли это, что вы тоже получили удовлетворение от моего присутствия и общения? – спросил Петр Петрович, испытывая некоторую неловкость.
- В данном случае уместно не слово «чувство», но слово «сочувствие». Так как наша материя ноуменальная, то наши чувства не душевные и тем более не материальные в вашем понимании «материи», но духовные, а значит, общие. Но то различие в смысле, которое есть в вашем языке между словами «чувство» и сочувствие» лучше передает специфику наших чувств, имеющих в каждом случае не индивидуальный, а видовой, общий и даже родовой, всеобщий характер.
- Как же быть с личным характером? – уточнил своим вопросом Петр Петрович предмет беседы.
- Да, вы правы, Я не есть человек и поэтому не совсем правильно выражаю вашими словами свои мысли. Ваши слова «свой», «личный» и прочее в этом духе имеют для нас не индивидуальный, а личный характер. Поэтому смысловая разница между словами «чувство» и «сочувствие» носит не индивидуальный, а личный характер, то есть, характер не вещественный, но методический, не то, что мы чувствуем, а как чувствуем. Она чувствует то, что чувствую и я, но не так, как я.
- И поэтому вы разные?
- Правильно. Вы же разные и в чувствах.
- Скажите, Максим Максимович, как зовут по-вашему вас и Александру Александровну?
- Наши имена нельзя точно передать вашим языком. То, как вы меня называете, приблизительно похоже на то, как меня зовут наши… мои люди. И еще: поймите, мы присутствуем в вашем мире только духовно, а не физически. Наше существование в том виде, который вы наблюдаете, есть имитация, иллюзия. Но это стойкая иллюзия, которая действительно существует для вас физически, а не только душевно в сознании.
- Она и есть ваша тонкая материя? – попытался понять слова собеседника Петр Петрович.
- Нет. Она уже не тонкая, а грубая, преобразованная в материале вашего мира. Для нас ваша ноуменальность и есть материя.
- Это то, что мы зовем духовностью или интеллектуальностью?
- Если задавать строгие различия, то она подобна вашему
