Монархическая сага. Часть 1.

есть одно желание. Скажи, что я делаю не так?  Что я должен делать, чтобы стать тем, кем надлежит мне быть?
Рыбка взлетела на самую высокую волну и ответила:
- У тебя есть все необходимое. Сумей воспользоваться тем, что имеешь.
После этих слов она махнула хвостиком и исчезла в пучине моря-океана.
Опали разноцветные тряпочки, изображавшие дворец, лес и океан. Актеры вышли на сцену и кланялись под громкие аплодисменты зрителей.
- А теперь давайте спляшем в хороводе, - закричали артисты. - И да будет каждому воздано в лучшем из миров!
Взявшись за руки, зрители и актеры, извиваясь пестрой лентой, стали танцевать под звуки разрешенных законом инструментов. И всем было хорошо. Не забыли и о сладостях для детей. В соответствии со сценарием взрывы петард и хохота прогоняли ночную дремоту. Старики и старухи сыпали из окон конфетти и брызгали водой на праздношатающихся. Молодежь, свободно хлебнув пива, распевала старинную шаловливую песенку:
                                            Я маленькая девочка,
                                            Глупая маленечко.
                                            Ко мне милый подошел
                                            Что-то сделал и ушел.
                                            А я, а я наивная была…

Взявшись за руки,  люди в масках зверей и клоунов водили хороводы.
И так было два дня и одну ночь. Народный бал метеором пронесся по небосклону городской жизни и угас, уступив место будням следующего дня. Карнавал закончился, и кончился Великим Ничем! Опустели улицы и площади, опали стяги. Усталые люди разошлись по домам. Нашлось несколько человек, которые не ушли мирно почивать в свои постели, а, замечтавшись, сказали себе: «Пожалуй, это было лучшее в нашей жизни».
Задумчиво теребил бородку Князь, слушая через три дня отчет Великого Администратора.
-...Итого: убытков нет, жертв нет, веселие удалось в намеченных размерах. С высоты птичьего полета все обстоит прекрасно.
Князь вздохнул.
- Хорошо быть оптимистом, когда дела идут хорошо. Но доносчики доносят, что скучно стало горожанам после праздника, как в зимний вечер при вспоминании о летнем дне.
- Истинно так, Ваше Великолепие. Что есть, то есть, - согласился Великий Администратор. – Когда не знали, что такое веселье – думали, что так и нужно жить. А ныне хлеб пресным кажется, после сладких коврижек. Ну, ничего, привычка вещь великая, свое возьмет. Образуется.
- Озабочен я. У молодежи, доносят доносчики, лица задумчивее стали, - не унимался Князь. – Как бы не замыслили бегство из-под нашей длани.
- Замечено и такое. Но можно посулить новый, даже больший Карнавал в следующем году. Они и останутся.
- А вам его хочется?
- Уже нет. Хлопотно. Да и последствия непредсказуемы. Но обещать – не значит выполнять. Может, например, случится военная угроза откуда-нибудь, так мы маневры вместо карнавала проведем и перенесем его на следующий год. И так далее. Пойдем проторенным путем.
Князь подумал, и повеселел.
- Хорошо, Великий Администратор. Жалую тебя за труд по устройству праздника орденом «За услуги монархии третьей степени».
- Мерси, - склонился в поклоне Великий Администратор.
Его аккуратная плешь на затылке излучала спокойствие и невозмутимость, ибо он знал наперед, чем все начнется и чем может кончиться.
- А выдумщик этот… Лотис, пусть-ка идет восвояси, - подвел черту князь. – И практикантов приглашать больше не будем, тем более что жених Авочке, кажется, сыскался. Человек в жизни проходит три стадии: веселости, затем осознания  драматичности бытия и заканчивает ее в созерцательности. Я как раз в пору перехода к созерцательности. Проще говоря, мне скоро уходить на покой и требуется достойный преемник.
- Зачем спешить, Государь?
- Знаешь, если честно, хочется побыть самим собою, а Клотильде – просто женщиной.
Великий Администратор промолчал, задумчиво глядя вдаль.
                     
(Приписка Хронописта: Заметьте, читатель, чем больше погружается Краевед в реку времени, тем меньше у него резвости. Придет время - и мы сядем на берегу, задумчиво держа в руках удочки и будем неспешно вспоминать былое. Так было всегда и так будет во веки).



                                                      Сказ 7.  ФИНИТА


Все кончается, кроме глупости. Вот и друзьям пришло время прощаться. Адмус оставался на неопределенное время, но с определенными видами скоропостижно жениться. Лотис и Одарис, получившие за практику оценку «сносно», оказались свободны. Можно было возвращаться домой на каникулы. Утром следующего дня они простились с Адмусом, пожелав ему всяческих успехов на новой стезе, и покинули город.
Обратный путь, хотя был неблизким, но уже не казался Лотису трудным. Он шел размеренной и твердой походкой человека, знающего, что мир требует ремонта. Одарис же каждую свободную минуту беззаботно играл на флейте, соревнуясь в музыкальности с окрестными птицами. Когда они достигли границ княжества, настало время расстаться. Они остановились в неловком молчании, не зная, то ли просто пожать друг другу руки до будущей встречи, то ли обняться.
- Смотри, - сказал Одарис, - этот пограничный столб являет собой пример философской субстанции. Он разделяет частное от целого, единичное от множества. Правда, забавно?
Лотис кивнул.
- Знаешь что, давай я сыграю тебе мелодию, которую сочинил в кабачке «Друг студиозиса»? С ней я уйду, а ты с ней – останешься.
Лотис опять кивнул.
Одарис поднес к губам флейту, подмигнул и заиграл утреннюю веселую песнь. Маленький, полненький человек с кожаной котомкой за плечами и в шляпе с пером уже скрылся за косогором, а звуки вместе с пчелами и бабочками продолжали витать над Лотисом. Он чувствовал, что вместе с ним что-то ушло безвозвратно. Ушла же былая безмятежность и легкость бытия.
Назад принц пошел другой дорогой, желая увидеть больше мудрого и нового. И впрямь он видел еще много чего. Как люди упоенно били палками какого-то растрепанного человека. Принц спросил: «За что, собственно?»
- Он гений, - охотно откликнулся дюжий, цветущего вида мужчина, остановившийся, чтобы отереть пот со лба.
- !?
- Ничего. Мы ему потом памятник поставим.
  - Но сейчас за что?
- Потому что он в будущем, а мы в настоящем и тем нас забижает. Вот когда его будущее станет нашим настоящим, тогда и воздадим ему почести.
- А если он к тому времени умрет?
- Мы воздадим ему посмертные почести!
Возразить было ничего, - логика была безупречной. Зато в другом месте толпа людей восхищалась гением. Возгласы: «О!» и «Ах!» оглашали окрестности. Когда же принцы спросили, чем именно те восхищаются, им ответили так: «Скажем завтра… может быть. Когда поймем. А сейчас надо пропитаться восхищением». Принцы посчитали, что это два самых действенных способа общения с гениями. Они поспорили на эту тему, но к осмыслению просились уже впечатления.
В другом государстве оппозиция едко критиковала власти за то, что та не умеет грамотно воровать. Правительство виновато оправдывалось.
В другом месте он наблюдал ссору человека, прозванного «совестью народа» с какими-то юркими людьми. «Я не продаюсь за тридцать серебряников! - кричал человек гордо. – Минимум за сорок…». «Дорого, отвечали ему. – Не по христиански это…».
Однажды принц чуть не пострадал, оказавшись в гуще сражения. То с местным тираном вели борьбу две противобуйствующие группировки. Одна боролась за свободную независимость, другая – за независимую свободу. Время от времени они дрались между собой, так как одна освободительная сила крала огурцы с огорода у другой. Заодно независимо друг от друга они свободно реквизировали носильные вещи у проходящих путников. Лотиса спасло проворство ног и не расстроенное табаком молодое дыхание.
Зато пожил пару деньков у одного гостеприимного племени.
- Мы небольшой, но очень гордый народ, - заявили жители принцу гордо. – Гордый потому, что мы небольшой народ, и еще потому, что гордиться больше нечем.
Посещал он и разномастные светочи знания. В одном некая проворная контора продавала убеждения, которых не было. Но товар был столь наряден и универсален, что клиенты шли густым нерестом. В одной почтенной академии он присутствовал на диспуте ученых антитрадиционалистов, которые истрепанными в спорах языками доказывали, что 2+2= -4, и люди не хотят этого понимать, чтобы не сделалось страшно.
Он видел секту людей занимающихся отталкиванием абсурдности мира, и секту, втягивающих оное в себя. Попался принцу человек, проповедующий мудреную теорию: будто весь их мир написан кем-то, и они персонажи чьего-то романа, и живут на свете потому, что их «читают».
- Надо же! Мой друг говорил мне примерно то же самое! – воскликнул Лотис.
- А говорил ли он, что будет, когда последний читатель закончит свое чтение и навсегда захлопнет Книгу? Нет? А придет тогда забвение. Наша всеобщая гибель! «Армагеддон» называется!
- Что же нам делать?
- Я думаю над этим… Сдается мне, что для этого надобно написать свою книгу, со своими персонажами, и тогда мы станем авторами и хозяевами положения.
После чего он взмахнул руками – и убежал. Должно быть, придумал сюжет, а Лотис продолжил свой путь. Но сказанное запало в душу. «А вдруг это так и есть? И тогда вправду одно спасение – написать свою Книгу. Вот только какую и о чем?»
А дорога все вилась привычно и беззаботно вдаль, суля бесконечность. И пришел момент, когда Лотис устал от впечатлений и решил идти, уже нигде не останавливаясь. Лишь один раз любопытство оказалось сильнее, когда над одинокой хижиной он увидел доску с истлевшим именем хозяина, но с еще ясно различимой то ли должностью, то ли профессией: «Отопитель Вселенной».
Лотис заглянул в оконце и сквозь тусклые стекла узрел старика-отшельника с длинной до пола и белой, как снег, бородой. Старче сидел за столом, сжимая в пальцах гусиное перо, а перед ним лежала большая книга. Отдельные страницы ее были уже написаны, а многие девственно чисты. Принц постучал в дверь и, когда ему было отворено, то почтительно спросил старца о роде занятий, и тот снизошел до ответа юнцу. Пестуемую им летопись, объяснил отшельник, нельзя написать последовательно с начала и до конца, как нельзя в жизни довести все дела. Каждая строчка ложится  строго на предназначенное ей место, и она не впишется, пока не будет выношена в умах и деяниях особых людей, достойных войти в Великую Летопись.
  Поблагодарив за ответ, Лотис не стал мешать Отопителю и пошел дальше, но ему подумалось, что странствия его не были бы напрасными, если б удалось вписать в эту книгу хотя бы полстранички.
Принц шел, а стороной тянулись холмы, перелёски, селения, серебристой змейкой вились речушки, но Лотис шел, не сбавляя шага, осознав, что иначе не обретет прежней безмятежности. Так он и прошел бы мимо чуда, не услышь хрустального, как журчание ручейка, пения. Голос заставил его остановиться, а любопытство принудило пойти на чарующие звуки. Раздвинув ветви орешника, он увидел девушку нездешней красоты. Все было в ней как у прочих девушек и все же, будто сквозь марлю, проступало иное, им невиданное и не прочувствованное. Шла она по полю и собирала цветы, хотя среди всех цветов мира – Лотис мог в этом поклясться – она была самым прекрасным, благоуханным и нежным цветком. Ее васильковое