Записки Сменщика

Богоподобно; вероломства и предательсва иудины готов прощать без меры; миловать ему отрадно - казнить больно. Бога не видел никто никогда;  Его и Ангелам, и человекам явил Христос; но и Воплощению Христову мы не современники. Так что если захочешь увидеть личные качества Христовы - посмотри на лики Царей наших русских...  Каждый из них явил собою какие-то свойства Христовы, какие-то его служения... И если  у тебя к Государям нашим зародятся отношения личные - значит, ты что-то понял в христианстве...







Вот, братики, увидали мы с вами, кто есть Помазанник в Церкви. А теперь глянем, что он есть в истории.







На нашем пути жизненном что человеку, что народу нужно от Бога водительство. Мы их видим как благодеяния и наказания.  Блага духовные - это просвещение, освящение. Искупление - прежде всего. Руководство на пути в отечество небесное.







А земные наши нужды - это обустройство государственное, и выработка многих законов необходимых, чтобы все окончательно не перегрызлись; и собирание народа воедино, и бесконечные нужды житейские, и защита от врагов тьмочисленных - и изнутри враги, и снаружи. И мечом, и молитвой. И нету благ никаких - ни духовных, ни насущных - которые пришли бы народу без посредства Царей. Изучите историю не по подлецам -  и вы увидите, что злобные и тупые, склонные к взаимоистреблению толпы лишь Князи да Цари собирали в  народ, способный выжить; и все - трудами неусыпными... Защищали собою люди своя...  Дмитрий Донской был найден на поле Куликовом едва живым, простым ратником... Да и кто из них  прожил спокойно и  преставился в "старости мастите"? Кого не убили печали, труды неподъемные да жидята внедрившиеся? В общем, Царь в истории - это столько благ людям, сколько может нам дать  Промысел Божий - ведь не только в милостях нам купаться; греховность наша испрашивает у Бога  вразумлений!  Бог по естеству своему благ; мы, мы вынуждаем его давать нам горькое; Помазанник Божий тоже благ - по Помазанию. Но Бог, действуя через его освященную совесть, внушает ему быть иногда строгим.



А иногда  Государь и непонятен для современников - ведь Он, водительствуя народ свой, видит не только сиюминутные выгоды, а охватывает взором и все прошлое наше, и всю будущность нашу; и знает путь наш; и хранит достоинство наше историческое не меньше чем границы...  Поэтому Он  делает народу своему только те блага, которые допустил промысел Божий; не все же, что кажется прибыльным, для духовного пути полезно!







Эх, если бы не грехи, да ереси, да не измены - жили бы мы в такой благодати!  И Помазанник не был бы отнят от нас... Бог бы нас только и миловал; и был бы у каждого дом, от тещи отдельный; и любимая жена была бы дана каждому; и ремесло по наклонностям, и служение по призванию - и во всем, во всем этом возделывании сада земли русской первым работником был бы сидящий на троне... Во все, во все Он бы вник душею своею всеобъемлющей...







О. Петр забыл обо всех своих болезнях. Врачи запретили ему волноваться - а он взволнован был без меры. Он сиял. Думаю, что его любовь к Царю в этот  час была не безответной! А убивали его, я думаю, совсем другие волнения. Ведь ему приходилось когда-то сослужить с теми, кто Царя  именно не любит, и сердца священников таких его страшили. С религией антихриста геронта был знаком не из книг...







А сейчас в беседке стояла благодать. Самовар любил Царя. Виноград любил Царя. И солнце русское, и русское небо; и лес и зверушки лесные, и вся-вся русская земля - все, что хочет жить лишь согреваемое светом Божиим - все живое любило Царя и хотело его поскорее увидеть!







И грустно мне стало, девочка, что придется нам из беседки этой с живым виноградом пойти в Железобетонск, где между серыми домами ходят  унылые люди, которые Царей совсем не любят и книжки про них читают лживые. На них и солнце от того не светит - и все их небо есть низкая серость.







И еще я задумался о том, что пусть и не так обильно, но все же не только у русских царей есть величие и народная любовь. Вот японская поэзия времен средневековья... Трудно дословно вспомнить, но чем я не поэт?







Слушай.







Когда великий император дал приказ, и я пошел на дальнюю границу, ты помахала мне веточкой сирени. На горном перевале сиренью лед блестел - я вспомнил о тебе... Хорошо, правда? Во всех народах, во все времена одно и то же - любимая, родина, император, долг, подвиг, Небо. У Китая много серьезной литературы об императорской власти. Он у них - "Сын Неба". Говорят - почитать стоит, для общего развития... Пока жиды Европу не замутили, и там народная любовь к  монархам была, и культурные ценности народы создавали в основном в периоды монархические... Действительно, так оно и есть:  любимая, долг, служба, император, Небо - вещи естественные во всех племенах. В природу человека, наверное, вложены...







А церковники, гады, говорят, что нам нужно любить только морды жидовские, за них как за власти молиться, неприязнью  к Государю питаться как благодатью и деньги нести, нести, нести. Уже каждый день в новостях торцы их лукавые... Всю историю пастыри учили одному, а  эти теперь, в угоду поработителям, противоположному... "Освященный Собор"...  Да просто группировка архиереев с нетрадиционной духовной ориентацией - и все! Еретики проклятые,  это из-за них у меня до сих пор нету дома, от тещи отдельного...







- Ну, ты, обличитель иерархов! - вдруг ко мне обратился геронта - на себя-то тоже смотреть нужно! Сам-то сначала прекрати учетчиц дров в кочегарку заманивать! Условия труда ему, видите ли, показать необходимо...  Хорошо устроился...  И потом - ну чего ты там  у себя в восьмой рукописи понаписал? Ну с чего ты взял, что Патриарх раввинит по совместительству? Это в христианстве он - по совместительству!  Не знаешь - не пиши! Они только внешне вышли от нас; они никогда и не были наши... Иди, вон, возница фараонов привез тебе твою радость...







Сказать честно, за обличение перед всей беседкой насчет учетчиц на геронту я как бы обиделся - и потому вышел из беседки быстро. О чем говорили без меня - не знаю.







К калитке подъехал хаммер; из него вылез Васек  и пошел ко мне с портфелем.







- Тикайте скорей. Тикайте. Под шумок этот с указом о казни козел какой-то киллеров с Москвы вызвал. Хорошо - есть и там люди у Петровича, дали знать... Едут уже. Тикайте. Не сможем мы по всем крышам снайперов искать. Да и просто через  ларек отравить могут... Короче, проплатили их, ни с чем они не уедут!  Вот вам от Петровича, здесь через Турцию...







Передавая портфель, Васек его автоматом раскрыл - засвидетельствовать. Там были паспорта, визы, билеты... и... и... деньги... деньги... Много... Пачки... Разные... Деньги... Красивые-красивые пачки... Большие-большие деньги! Ура! Я всегда знал, что в жизни повезет и мне. У каждого, у каждого свой звездный час в запасе...







Весь мир забыт. Говори, говори в котелки звездными ночами, друг мой Паша! Издавай свои чудесные указы, жестокий щедрый Фараон!  Здоровья тебе, мудрый геронта! Никогда столько шекелей я ни то чтобы не имел - я их и не видел! А теперь половина - моя! О, могущество богатства! Как легка и прекрасна жизнь! Все, все, на что я и накопить-то не надеялся - все мне поднесут с уважением неподдельным... Была бы жена - колье любое... А теперь их несколько брать придется... Нет, просто духов им наберу - но самых дорогих, строго не подделки... Ну, и просто денег дам, пусть оденутся, нет времени по бутикам походить с каждой... Киллеры проклятые едут, торопят, как не вовремя!  Сейчас со вкусом пожить надо... Проплатить что ли, чтобы грохнули их? С  Васьком можно дела делать - может, нанять? Но Васек уехал - пока я, на пеньке сидючи, покачиваясь и бормоча, мутно глядел в портфель и медитировал.







Возвращались мы порознь. Не знаю, как на Пашу действовала его ноша, но на меня мой портфель действовал  магически.







Временами весь этот постылый мир пропадал предо мною; вместо тропинки я видел незнакомые аэропорты, улыбчивых стюардесс... Я прямо в кресле, при "ноу смокинг", пил первосортное белое вино и трубкою курил табак настолько солидный, что взимал плату с обоняющих его... Затем - таксо; носильщик подбежал было - но багажа-то у меня нету -  (не брать же мне в тропики свой фуфан, натурально!)  -  а портфельчик-то я ему не дал! На чай дал, а портфельчик я держал крепко, как Паша котомку свою...







Затем - он...







Берег океана. Достались же края неграм всяким... Искрится, искрится солнце в волнах!  Имея фоном по талию жаркий желтый песок, а  от купальника  - синь воды, она, эта стройная мулатка, стала скромно купальник расстегивать... Но тут нас смутил проклятый камаз!  Он тронулся с ревом, этот мазутный арбузовоз, испустив демоноподобное облако. Оказывается, я уже вошел в город... Острое зловоние дизельного выхлопа... Так вот оно от куда пошло, слово "зловоние"!..  Острое зловоние дизельного выхлопа и океанический бриз -  оказались  вещами несовместными... Сладкое видение мое стало таять,  и прямо сквозь него злорадно предстали взору моему злые грани Железобетонска...







Но шиш вам!  Я не нищий. Это сегодня утром заскрипел бы я в очередной раз зубами от очередного удара по нежной психике моей; но теперь я - это Я, и сегодня я от вас, от уродов, уеду, и вы будете сами камазы свои нюхать носами горными своими... Прямо к глушаку прильните... Не уходи с песка, мулатка! Я мигом, ведь все  уже подвластно мне... Ты считай, что я на север улетел болотных ягодок тебе купить - и уже билет обратный у меня в портфеле... Коричневый кожаный портфель!  Рыбка, рыбка золотая! Как, как  могли  мы столько лет не знать друг друга?



Эх, жизнь...







Только не забыть отослать домой перевод. Ну, друганам грошей подкинуть... Нехорошо так уезжать.







Начал я с того, что взял у Барбары сосудец пива - да заодно и все долги за всех отдал одним махом.







За мной погнались, но я ушел, сбив погоню оставленной на лавке полбутылкой.







Они затолпились вокруг нее, и, как будут пить - обговорили заранее, разметив паи  проведением пальца. Но все равно - когда один пил свою долю, обнажая кадык, другой держал пальцами его горло, страхуясь.







А я пошел к Игуадонычу. И чтоб жена не прогнала с порога, я сказал, что принес долг.







Быв пущен на кухню, я дал ей денег - и она вздохнула облегченно. Гора, тяжелая гора унижений бедности разом упала с ее плеч... Все долги будут розданы, школьные взносы уплачены... Она поняла, конечно, что не долг это, и потому посидеть с Игуадонычем разрешила –  и посидели мы хорошо.







Потом я пошел к Межзвездычу с коньяком самым дорогим, что был у нас в городе; говорят, сам Фараон пил только его. Дорогущий коньяк  дошел до черных бездн Межзвездыча удачно, и мы коснулись многих тем.







Когда же мы перешли в область психологии, то Межзвездыч высказал мысль, что разнообразие причин, разделяющих людей - кажущееся; причина одна, и она даже не в том, что в людях есть зло; оно всегда преодолимо; а в том, что нет в людях какой-то общей, высокой, и в то же время конкретной любви. Здесь я забросил Межзвездычу несколько мыслей об общенародной любви к Отцу Отечества, почерпнутых два часа назад в беседке - и Межзвездыч