Записки Сменщика

вскоре он намекнул Паше, чтобы тот расчехлил инструмент и не сидел сиднем... Сначала Паша повторял аккорды; затем геронта стал играть соло, а потом и импровизировать... Устав смотреть, как они переглядываются и перебрасываются идеями, я стал озираться внимательнее...







Эх, девочка! Разбогатею, найду время - обязательно себе такую же беседку построю! Виноград кругом, как забор; все добротное, мебель плетеная. Стол дубовый, на нем - самовар, и  мед, и кружки... Самое место для свободных часов, не хуже Пашиного балкона... На столе особняком стояла котомка с какою-то в ней вещью немалою; и  завязана, и даже как-бы опечатана та котомка была...







Здесь геронта от радости кратко рассмеялся - и я расслышал, что тему свою они обыгрывали уже в джазе. Паша активно мочил корки.







Виноград умудрялся в такт "семь восьмых" шевелить листами - и подумалось мне, что вся эта приятная беседка любит, чтобы все здесь было тактично. Я решил разговора об указе фараоновом не заводить, разве что беседа сама собой коснется - и за благоразумие свое, (редкий случай), я сам на себя и порадовался. (Случай частый).







- Утешен, утешен зело  - сказал через полчаса геронта. И все-таки позволь мне, Паша, не согласиться с убеждением твоим насчет того, что музыка есть искусство наивысшее. Раз уж она без-образна, наименее плотяна - по сравнению с живописью и архитектурой, к примеру. По-твоему выходит, что если нет  материальности, трехмерности - то это надмирность, духовность.  Если ты и прав, то в очень узком смысле.







Музыка, как  ни возвышена и прекрасна сама по себе, передает лишь настроения, состояния - а духу человеческому потребно знание, ведение. Оно же передается словом, либо мыслию вне слова. Молчание, таинство будущего века, будет изобилием ведения - а это ближе к слову, чем к музыке. В нашем же земном житии слово жизни нам необходимо как... тут геронта, ища у беседки помощи в подборе образа, остановился взглядом на самоваре - как вода в пустыне, а музыка - это как мед... Она сладка, но что она без воды? Она даже приторной стать может, когда пытаемся ею утолить жажду истины...







Я приметил тут, девочка, что о. Петр успел с благодарностью за подсказку самовару кивнуть - а тот, радуясь, что вовремя пригодился, стал нагреваться и от прилива горячих чувств закипел.







- А давай мы, Паша, с тобой будем меняться. Ты больше в жизни играл, чем познавал, а я - наоборот. Поэтому  отдай ты мне самую дорогую тебе гитару, а я тебе - самую дорогую мне книгу.







Книга, наверное, была в котомке -  потому как Паша сразу переложил котомку себе на колени и не выпускал из рук уже никогда, до конца жизни.







Он и чай пил через нее - и геронта не сказал ему - отложи, жить мешает...







- А дело ваше простое. И знаю я его не по прозорливости, как у всех у вас принято считать - а просто Петрович приезжал, в фараонстве каялся. Симпатичен мне он, повечерять с ним хочется - мне такой ракитки славной привезли! Да не вышло - пришлось влепить ему эпитимийку... Уж и не знаю, как он с аналоем своим - (это живот, девочка) - поклоны творить будет... И хочется взять на себя половину - да все уже, откланялся...







И нам стало грустно за его здоровье. Какая несправедливость! Апогеич пьет любую отраву по литру в день - и ходит, лыбится; анекоты свои эротические разносит; а у человека, слово которого на вес золота, жизнь проходит как страдание!







- Плохое у Петровича положение. Он - вельможа, указа отменить не может, а выполнить - и подавно. Он  просит... И я вот к просьбе его присоединяюсь - вы уж войдите в наше положение, братики... Хорошо бы вам уехать - а расходы он на себя берет, само собой... Мы с Пашей, само собой, дали согласие.







(Фараону поклоны влепил, а нас просит осторожно - подумал я  - как же понимать? Наверное, Петрович ему свой, а мы пока чужие).







Когда мы великодушно разрешили геронте спасти нас от казни и одарить деньгами, он ожил и повеселел.







-  Вот и славно! Одно дело уладили. Чего бы вам сказать на путь-дорожку... Всяко может быть - может, и не придется увидеться... Все вот идут сюда и ждут чего-то сверхъестественного... А я с народом люблю говорить только о вещах естественных.







Первое, самое естественное человеку дело - это быть ему в Богообщении. Тема эта велика, и не на страницах шутовской твоей книги ее затрагивать - здесь геронта глянул на меня недовольно - но приходится пользоваться теми средствами, какие мир этот падший предоставить может. Будем поэтому кратки.







Итак, Богообщение - дело для человека и самое естественное, и самое жизненно необходимое. Так уж сотворил нас наш Создатель - для преискреннейшего с ним общения в великой любви. И не для чего больше. И терпеливо он ждет, когда на его любовь ответит наконец и человек взаимностью.







Но глупые люди живут противоестественно. Они не знают, что дух их безмерный только в безмерном Божестве живет своей настоящей жизнью - и  понимают жизнь как поиск счастья, а то и просто комфорта и наслаждений. «Горе имеем сердца»! Но люди имеют сердца долу, и где они только не ищут, бедные, утех своих... И хорошо еще, если это - любовь земная, романтика, дом и дети, науки и искусства, путешествия и творчество... Хотя бы не в  страстях грубых насыщение... Но где бы человек не искал, чем бы он ни пытался заполнить себя... либо пустота его ждет, либо дух его безмерный, удовлетворением похотей питаемый, придаст страстям своим свою безмерность - и попробуй ты их удовлетвори! Да, жалок человек без веры...















А ведь действительно это так, девочка! Чем только мы не живем, чему только не отдаемся самозабвенно!  Тысячи сладких увлечений... Вот и я, усталый кочегар своей внутренней жизни... Сколько лет грел себя черным углем тяжелого рока - добываемого, быть может, из самых инфернальных глубин...  И в топке моей теперь - темень, да зола, да  холод.











- Итак - жить человеку в Любви Божией - есть дело самое естественное и счастье самое настоящее. Но от естества собственного мы, вследствие греха, ушли далече-далече. Но Бог все же недалеко от каждого из нас - и давай-ка мы поговорим о том, как нам практически жить нормальной жизнью, здесь и сейчас.







Хорошо человеку проходить земное странствование покаянно пред Богом, и иметь при этом применение всем своим добрым свойствам. Хорошо иметь единодушную жену, дом, отдельный от тещи... без простых радостей тоскливо будет...  Но это еще не жизнь. Это женщине для счастья хватает жить в любви мужа, в своем доме, в своих детях  - мужчина же сотворен не так; телевизору не верьте...  Мужчине нужно дело. Он деятельностью обращен во вне: к обществу, к Богу.  Человеку-простецу нужно ремесло - совершенствуясь в котором, он улучшит жизнь своей земли.







Человеку же с призванием нужно уже служение.  Богу, Церкви, отчизне. Ремеслом и семьей он сыт не будет. Он - не гречкосей и не свинопас. Временами он будет, даже при всем своем благополучии, сознавать себя живущим не своей жизнью! И будет прав!  Чувство это духовного порядка - оно может противоречить всей окружающей человека действительности; и никто никогда, особенно жена собственная, не смогут убедить человека, что все хорошо; кроме благополучной  окружающей действительности, человек имеет действительность внутреннюю - а она реальней предметов материального мира. Совесть необманываема. В любой момент может настать тот момент, когда человек скажет и себе… и жене своей: - «я хотел бы остаться с тобой… Просто – остаться с тобой… Но высокая в небе звезда… зовет меня в путь»!











А ведь действительно это так, девочка!  Живем, живем, крутимся во всю - и до того же противной собственная жизнь бывает... Для потомства все животные живут - а ведь с нас другой спрос будет...







Вот и я, усталый сменщик человека, прожил свою жизнь без единого дела, весомого пред лицом Вечности - и совесть моя меня не любит.







- А теперь, братики, скажу я вам то, чего ради ко мне идти  только и стоило. Слушайте.







Как же нам так прожить, чтобы и в Богообщении пребывать посильном, и в Церкви быть истинной и благодатной? Чтобы и семейные радости иметь - сколько Бог дарует; и ремеслом, и призванием Отчизне послужить? И чтобы совесть не тоской давила о "жизни мимо", а радовала и бодрила?  Чтобы каждый день был благотворен, весом и дорог пред лицем Вечности? Чтобы все наши способности не отмирали неприметно, а росли? Можно ли так прожить в этом гнилом и лживом мире, где все против человека, где нет уже давно ничего неизуродованного?







Перигеич сказал бы - нет, прогнило все,  давай выпьем и забудем. Но он неправ, потому что не имеет веры и ведения. Мир не таков, как его видят современники. Путь  к свету есть, он прост и традиционен, и он в себе фокусирует все те земные и небесные блага, о которых мы говорили. И какого бы склада ни был человек - от дикаря до академика, от домохозяйки до полководца - лишь на этом пути он найдет подлинное Бытие.







Паша был заинтригован до предела, а я вот начал как-бы дремать. Я ведь с ночной смены, девочка, да и вообще... Я когда серьезное что читаю или слышу, всегда спать клонит... Так что я от беседы ихней как-бы абстрагировался, и сидел особнячком - но речь запомнил досконально, и повторяю ее тебе слово в слово - а вдруг ты, пусть и уехавшая, но все же Пашина подруга, и во всем с ним единодушна? Он, я помню, слушал трепетно и ношу в котомке временами прижимал к груди.







- Догадываешься, братик? В чем конкретно сходится все? И счастье, и смысл, и служение, и истина? И Любовь Божия? Догадываешься, молодец! Нету у русского человека иного пути, кроме служения верой и правдой Государю своему!







Царь. Помазанник Божий. Чтобы сказать  о нем - нужно прежде сказать о Святом Духе, который на нем почивает. Сказать о Боге полноценно невозможно; но все же вспомним о некоторых свойствах Его.







Дух Святый - это добрая Мощь. Это Сила из сил. Это Величие  и Благородство. И в то же время - это кротость и деятельная забота о всяком малом существе... Прикосновение его для души незабываемо; оно меняет человека; от некрасоты своей начинали плакать и суровые воеводы!  Целые гимны благодарности воспевали пережившие миг прикосновения Его...  О, сколько нужно сказать... Не с чем сравнить... Геронта поводил глазами по беседке - но ничто не решилось быть тою вещью, от которой могла взяться мысль для описания Бога.







- А Царь наш русский... Это человек, человек со всею нашею поврежденностью... Плоть от плоти нашея... Но на Него излито дарований Духа столько, сколько природа наша вместить только и может... Вот почему Царь наш русский  благороден Богоподобно;  любвеобилен и заботлив Богоподобно; Богоподобно кроток; смел как лев; отважен как самый храбрый воин; ясность и широта ума, изящество и легкость мышления - с нами, с помраченными, тоже мало сравнимы... Ну, кто? (Вызвался опять самовар).







Да. Не тепл и не холоден наш Государь. Любит он народ свой горячо, и этим чувством он в жизни и движим. Благополучие подданых ему своего стократно дороже. Всякая бедность, голод в каком-то конце империи есть для него драма личная. Об убитых в боях и покалеченных плачет как о детях собственных.







Долготерпелив он