Кириллюк.
33
- Откуда курево?! В магазин бегали?!
- Никак нет. Бегал за кочегарку - гвозди нужны были для работы - и попросил у солдата две штуки.
- Что за солдат?! Как фамилия?!
- Не знаю, товарищ старший сержант, не наш, с артиллерийскими эмблемами.
- Врёшь, сука! Выворачивай карманы!
Миха показал: сигарет не было. То же проделал и Митяй. Старшина с ненавистью оглядел обоих.
- Где работаете?
- Наводим порядок в туалете, - опередил Миха открывшего было рот приятеля.
- Чтоб там всё блестело…идеальный порядок. Вперёд!
Друзья умчались и, лишь забежав в туалет, перевели дух.
- Влипли, - расстроился Митяй. – Он мстительный…
- Не переживай. Если б я сказал, что ремонтирую стенды, точно дал бы дерьмовую работу, а туалет – и так плохо.
- А если проверит?
- Ты видел, чтоб старшина шарахался пьяным?
- Нет.
- Я тоже. А пьёт через день. К счастью, сразу уходит спать.
- Да… Ну, дай Бог, чтобы пронесло…
- Главное, я пачку успел за батарею бросить. Пойду, спрячу получше.
Спустя месяц после начала службы Кириллюк и Митяев второй раз шли по улицам захолустного Вихрянска. Шли опять строем, опять с презрением рассматривали обшарпанные дома с полусломанным-полусгнившим штакетником заборов – словно люди поселились в этих халупах временно, на два-три дня.
Старшина оказался удивительно злопамятным. Он вспомнил грех двух курсантов, когда Миха вновь попался ему на глаза через неделю. Кириллюка привёл к старшине скотина Цебух. Капрал нашёл во время утреннего осмотра в Михином кармане несколько спичек и, так как кроме военного, комсомольского билетов, расчёски, зеркала и последнего письма из дома солдату ничего носить в карманах не полагалось, приказал Михе съесть спички. Тот отказался. Цебух ласково улыбнулся и отвёл провинившегося на расправу старшине, справедливо полагая, что это будет хуже, чем использование своих кулаков. Старшина вспомнил курившего в казарме, тут же нашёл второго и включил обоих в последнюю группу отправляемых в войска.
34
Пришли на вокзал, небольшой деревянный дом грязно-зелёного цвета. Помимо гражданских людей, здесь уже находились ещё две группы солдат с других учебок: там, видно, тоже был перебор. Оглядевшись, Миха сразу обратил внимание на одного молодого солдата, лицо которого показалось знакомым, и кивнул на него Митяю. Оба держались рядом, но не только потому, что были друзьями. Щедрая учебка выдала отторгаемым по булке хлеба и банке рыбных консервов сухого пайка на двоих. Это сплачивало отставных сапёров попарно. Свободней в этом отношении был Грибанин: беспарному, ему дали буханку на одного, а насчёт консервы посоветовали обратиться лично к министру обороны. Теперь Грибанин стоял неподалёку и победно заканчивал короткую схватку со своим пайком. Бедняга вылетел из учебки из-за того, что на утреннем построении не подчинился команде ротного «разойдись». Все разбежались по работам и занятиям, а Грибанин остался на месте: он спал. Спал стоя, и, когда тяжёлую голову уводило в сторону, делал короткий шаг, но глаз не открывал. С несчастным это случалось и раньше, потому старшина шутливо предложил ротному написать в книгу рекордов, но тот принял другое решение.
-… Кажись, наш, бобринский, - ответил Митяй на немой вопрос друга, - только у него рода была…
- И у тебя рожа была в четыре кирпича. Знаешь его по имени?
Но земляк уже обратил внимание на наших приятелей, точнее, на хлеб в руках у Митяя.
- Здорово, Славка… В войска?
- Домой.
- Ха-ха, дом пока забудь. А помните, как бухали в поезде?
- Эй, куда ушёл?! – закричал смуглолицый сержант в красивой ушитой шинели.
Миха с Митяем переглянулись, посомневались и, отломив небольшой кусок хлеба, сунули земляку.
- Иди, иди скорее, не зли капрала.
- Спасибо, ребята, - поблагодарил тот не столько словами, сколько глазами, живо спрятал кусок в карман шинели и вернулся к своим.
- Господи, неужели так можно дойти за какой-то месяц…
- Да-а, - согласился Митяй, - значит, у них ещё похуже учебка.
- А ты не, какие у него эмблемы?
- Танки.
- Танки… Вот где, наверное, вешаются. Теперь я знаю адрес Бухенвальда… А за хлеб не переживай. У меня деньги есть. Где-нибудь пожуём.
- Им ведь тоже, наверное, дали сухпай…
- Сожрали, небось, сразу…
Подошёл Шпенёнок.
- Так, все ко мне, курсанты… теперь уже солдаты. Везу я вас в Синегорск на пересылку.
35
Дальше другие вами будут заниматься. Если у кого есть башли, давайте одному, я схожу с ним в магазин. Остальным никуда не отлучаться: здесь патруль.
- Давайте, парни, я схожу, - вызвался один, серьёзный, с интеллигентным лицом, на вид старше других, которого напарник по сухому пайку называл Романом.
Все согласились, а Митяй удивился: почти каждый достал рубль, три, пять. За двоих дал пятёрку и Миха. Впрочем, чему удивляться: за месяц службы рота дважды получала переводы и посылки, ну, а спрятать узкую бумажку в складках пэша не смог бы разве что полный дурак. И лишь Грибанин стоял сиротливо и разводил руками.
Роману начали давать советы, чего лучше купить. Высокий, с каким-то оспенным лицом Шутов, только вчера выписанный из санчасти, дёргал Романа за рукав и доверительно-льстиво повторял:
- Пирожков, пирожков побольше… Чтоб подешевле и побольше.
Через полчаса девятеро бывших сапёров тесно сидели в общем вагоне местного поезда и делили купленные продукты. Делили на четыре кучки. Грибанин старался не смотреть, но кадык на его шее то и дело исчезал и появлялся в такт проглатываемой слюне. К его радости, кое-что было не кратно четырём, и по предложению пары Роман Грахов – Пётр Анисимов Грибанин получил лишнее. Резко против высказался Шутов, не считавший лишнее лишним.
- А сержанту надо бы… - сказал кто-то, но Роман успокоил:
- Шпенёнок пошёл в вагон-ресторан.
Жевали, весело болтая, подшучивая пара над парой. Роман не выполнил пожелания Шутова и пирожков купил мало. Так что те, кто сильно пощипал свой хлеб, завидовали обстоятельным Роману и Петру, которые всё аккуратно порезали, разложили на боковом столике, нашли банку, в которую бросили варенья, и теперь мазали на хлеб овощную икру, смакуя и запивая «чаем».
Когда всё было уничтожено, Миха не почувствовал особой сытости. Словно раздвоенный на доброе и злое, он то и дело слышал шёпот плохой половины: «А не зря ли мы отдали земляку едва ли не треть булки хлеба?» Но это было мимолётно. Куда сильней отложилось впечатление, которое произвёл на него несчастный знакомый, настолько худой, что казалось, он вдвое уменьшился в размерах. Особенно почерневшее лицо – то ли от холода, то ли от голодухи…
И всё ж теперь ни подлые, ни тяжёлые мысли надолго в голове не задерживались. Миха сидел у окна, глядел на мелькавшие кустики снегозаграждения, мелкие станции, переезды и чувствовал себя счастливым человеком.
- Даже не верится: день, а мы сидим спокойно, не надо скрести полы, умирать на заборе, - несколько протяжно и самодовольно проговорил Митяй, полный того же, уже забытого чувства покоя.
Миха промолчал, с каждой минутой чувствуя, что всё дальше отходит от кошмаров недавней жизни. К нему возвращались обычные шутливость, наблюдательность, страсть к шуму и проделкам – качества, которые вроде бы совсем были уничтожены изматывающим положением, когда изо дня в день не находилось ни минуты для того даже, чтобы поразмыслить о чём-нибудь своём. Днём в голове одно: хоть бы поскорее сделать…хоть бы поскорее в тепло…хоть бы поскорее в столовую…хоть бы поскорее ночь… А ночью, лишь касался затылок подушки, всё мигом проваливалось. И – никаких снов. Когда дневальный
36
кричал «рота, подъём», все подскакивали с обидой: ведь только легли, не больше часа назад! Пять-шесть часов, иногда больше, иногда меньше, не давали отдыха ни нервам, ни измученному телу…
- Дембеля, хотите анекдот?
- Рассказывай, - согласился Роман.
Остальные лениво дремали. Грибанин давно посапывал на второй полке.
- … До армии учился? – спросил Миха, посмешив соседа.
- О, два института до середины довёл! – Роман полупечально-полурадостно улыбнулся: он уже забыл гражданскую жизнь. – После армии в третий поступлю.
- Тогда тебе интеллектуальная загадка.
- Давай.
- Может ли управлять сложной военной техникой человек совсем без образования?
- Нет, конечно.
- Может! Человек, вооружённый марксистско-ленинской теорией!
Через пять часов приехали в Синегорск. Объединённая колонна всех учебок прошла какими-то закоулками по вечернему городу и оказалась в огромной конюшне пересыльного пункта. Здесь Шпенёнок пожелал своим удачи и, передав их документы кому следует, ушёл обратно на вокзал.
Размещались сиротливыми кучками ближе к отоплению. Митяй занял себе и куда-то исчезнувшему другу верхние места и начал устраиваться на ночлег. Внизу бурчал Шутов:
- Грибанин, пошёл на … отсюда. Не ложись рядом.
- Почему? Мы же вместе все должны…
- Я тебе ничего не должен.
Что-то зашуршало с другой стороны. Митяй повернул голову. Миха, заглядывая на верхние нары, манил его пальцем и негромко переговаривался с Романом. Митяй подвинулся ближе.
- Пошли, отсюда можно выходить, а неподалёку есть железнодорожная столовая. Солдат не прогонят.
Они вышли из здания, пересекли двор. Дежурный у ворот сказал только « вы ж вернитесь» и выпустил на улицу.
Рабочая слободка – бараки, мусорные кучи, сараи – видно, сохранилась неизменной ещё с царских времён. Непонятное переплетение дворов, тропинки в сугробах, заводящие в тупик, грязь и темень… Приятели блуждали минут сорок и, хотя спрашивали о столовой пять раз, нашли её с трудом.
37
Зал с двенадцатью столиками оказался почти пустым, зато выбор блюд четверым молодым солдатам, месяц не евшим досыта, показался просто шикарным. Миха и Митяй заставили весь свой стол тарелками и, решив потом купить ещё, расплатились и сели. Только взялись за ложки, как слащавый голос пропел: «Парни, приятного аппетита… Почём здесь борщ?.. А вкусный?.. А сколько стоит пюре?.. А компот?» Шутов минуты две не давал Митяю приступить к еде. Миха не отвечал. За него говорило выражение лица. Однако Шутов не замечал или делал вид, что не замечает презрительного отношения к себе. «Так, парни, у вас двадцать копеек не найдётся?..» Миха молча выгреб мелочь и положил не в протянутую руку, а на стол.
Между тем Роман и Пётр устроились неподалёку, доброжелательно поблагодарив Миху за то, что посодействовал их ужину.
- Чёрт, сказал только им, а этот шут унюхал. Уж лучше бы Грибанин увязался за нами, - пробурчал тот.
Впрочем, по мере насыщения настроение у всех пятерых становилось всё добродушнее. Миха с Митяем, на удивление, быстро наелись. Очевидно, их желудки сильно уменьшились в объёме за последнее время. То же было и у другой неразлучной пары. Шутов же зорко приметил две нетронутые тарелки с картошкой и два компота и подскочил к соседям:
- Наелись? Ну, давайте, я съем. Не пропадать же, раз уплачено.
- Конечно, бери, - уже без раздражения в голосе согласился Миха.
Он тяжело поднялся, нащупывая сигареты во внутреннем кармане пэша. Митяй лихо поднял стопку тарелок и отнёс к окошку. На выходе до них донеслось:
- Покурите пока, я мигом…
Миха ответил что-то утвердительное, но едва
