Если серьезно, то деление духовных существ на ангелов и демонов было обусловлено прямо противоположным отношением духовного мира к материальному миру, до его полного приятия, как в случае с демонами, так и полного неприятия, как в случае с ангелами. Ангелы потому были расположены к людям, что никак не пересекались с ними. Демоны – это те из духовных существ, которые жаждали воплощения. Иного, лучшего воплощения в нашем мире, ограниченном Землей, помимо человека не было. Поэтому демоны вынуждены были пользоваться телом людей, эксплуатировать их в качестве средств проникновения в наш мир. Препятствием такому проникновению являлась человеческая душа, самость человека. Ведь демон, чтобы воплотиться в тело человека, должен был заменить душу человека своим духом или, во всяком случае, заставить ее служить себе в качестве духовного придатка. Вот чем объясняется необходимый в сношении с демоном акт продажи контактером собственной души. Так понималась человеком прошлого, - времени, которое измерялось деньгами, - сделка с демоном. Демону мало быть ангелом, духовным существом. Он жаждет материализации.
- А те духовные существа, которые не жаждали материализации, люди называли ангелами? – спросил Франсуа, нервно теребя мочку своего уха.
- Ну, да.
- Но почему? – не унимался Франсуа.
- Просто потому, что они были идеальны. Стремятся к материализации те, кто не идеален, в ком либо избыток, либо недостаток того, что составляет их сущность. Поэтому демонами становились те духовные существа, которые были не в духе, или дух их превосходил разум, ту меру духовности, которая им была необходима для реализации. Вероятно, в них было больше духа, чем в других, чтобы им с ними поделиться. Многие их таких и вдохновляют нас. Но некоторым из них было мало быть вдохновением. Они сами хотели вдохновиться, понять, что значит быть вдохновленными. Они давали дух, но не могли взять. Поэтому они не ведали до конца, то, чем обладали. Для того, чтобы понять свой дар, чтобы вдохновиться, они и попытались материализоваться.
Те же из духов, в ком было мало его, самого духа, пытались компенсировать материализацией духовного его недостаток. Это так называемые «падшие духи».
Одним из падших духов и был Адам. Он был самый удачный экземпляр полной материализации духа. В результате он превратился в душевное существо.
- То, что вы, Иван Иванович сказали, меня просто потрясло, - заявил Франсуа.
- А я, учитель, честно вам признаюсь, ожидал от вас нечто, в этом роде, - признался Матвей.
- Это как то неожиданно звучит, - проговорила Инга, - да, конечно, я давно чувствовала в себе призвание ведьмы, но так круто, нет, не то слово, смело, вот будет точнее, говорить о нашем демоническом происхождении, - это, думаю, чересчур.
- Почему же? Вполне может быть, - согласился с учителем Евгений.
- К нашему разговору о контакте с не гуманоидами. По моему предположению, мы уже были прежде не гуманоидами. Но при материализации стали гуманоидами.
- Возможно ли обратное превращение. Это обратимо? – спросила с интересом Инга.
- Думаю, нет. Сформировавшись душевными существами, мы стали необходимы миру. Просто так он нас не отпустит обратно. И потом у нас есть человеческое предназначение и личное обязательство перед собой, если не считать долгом эволюционное развитие, которое совершается уже в нашем лице и в лице наших братьев по разуму – центавриан.
- Наша последняя общая встреча развязала многим языки. Так и я тоже хочу вас спросить о том, о чем прежде молчала. Вот вы, Иван Иванович, учитель и у вас как у учителя есть и любимчики и любимицы и те, кто не удостоился такого предпочтения. Почему складываются такие отношения между учителем и учениками, ученицами? – завела Маша разговор на свою любимую тему человеческих и прочих отношений.
- Машка опять решила давить на психику, - заметил Пол.
- В вопросах обучения я буддист, то есть, у меня ровное ко всем вам, как ученикам, отношение. С первого дня вашего обучения я предупредил вас, что наши отношения есть отношения учителя с учениками. Для меня как учителя, но не человека, не важно, кто вы такие по полу, возрасту, роду и племени, расе и этносу, земляне вы или центавриане. Учитель – это социальная, не личная роль, модель поведения в обществе. Понятно? Поэтому у меня не может быть, в принципе, любимчиков и любимец. Для меня вы все одинаковы, в смысле равного к вам отношения.
Другое дело это ваше отношение ко мне. Как правило, ученики путают свои личные предпочтения с социальными (ролевыми) интересами. Важно и ученикам не путать их. Ложное впечатление складывается у вас относительно моего ровного отношения к вам. Вам кажется, что я избирателен в отношениях с вами. Отнюдь нет. Это вы избирательны в своих отношениях со мной. Почему? Это просто объяснить, если подумать. Если вам лично то, чему я вас учу, становится близко, то вы невольно, естественно, начинаете вкладывать самих себя в учение, ибо образование есть и воспитание вашей души. Образуется ум, организуется тело и воспитывается душа. Это не я, а вы сами выбираете себя в качестве любимчиков. Я это допускаю, не борюсь с этим. Иначе я отважу вас от учения и нанесу вред вашей душе.
Конечно, и у меня могут быть не ровные отношения с вами. Но тогда это будут отношения уже не учителя с учениками, а личности с другими личностями. Самое важное для педагога - это не навредить душе ученика и заботиться о его теле. Как это сделать? Озаботиться тем, чтобы ученик сам заботился о себе. В этом соль обучения. Сделать это можно только при условии соблюдения социальной дистанции с учениками. Нельзя педагогу делать близкими отношения с ними. Учитель – это вам не родственник, не родитель. Можно сказать так: учителем может быть только такая личность, которая скрывает себя от учеников. Главное не заиграться в это. В таком деле обучения и воспитания учителя подстерегает опасность стать обезличенным в отношениях с учениками. Умение учителя заключается в том, чтобы без личных потерь пройти между Сциллой личного (нравственного, характерного, конкретного) поступления и Харибдой социального (морального, абстрактного) поведения. В прошлом к моральному поведению добавлялось еще и правовое применение, когда человек существовал в государстве. Слава богу, что ныне Левиафан повержен.
Учитель, в отличие от личности, это моральная категория, социальная маска, которую некоторые люди вынуждены носить в обществе, чтобы быть инкорпорированными (социализированными) в него, в нем найти свое естественноисторическое место.
- Хорошо, понятно, что вы демонстрируете себя как учителя. Но какой вы человек как личность?
- Понимаете, Маша, есть еще одно различие, не только между индивидом и личностью, но еще и между личностным и личным, индивидуальным. Личностное – это особенное, а личное – это отдельно взятое, единичное, исключительное, сингулярное. Индивид есть часть целого, общего, общественного. В этом смысле он партикулярен, есть только часть, причастие. Он не существительное. В лучшем случае, прилагательное.
С другой стороны, человек в обществе есть наречие, то есть, тот, кого нарекли кем-то. Он вынужден играть чью-то (безлично чью) роль, Человек примеряет на себя эту роль. Со временем она прирастает как маска к его лицу. И он ведет себя в обществе так, как ждут от него, как положено маской на его лицо.
Как в обществе относятся к его индивидуальности? Как к деепричастию. Для общества важнее не его (человеческая) индивидуальность, но индивидность, которая делает его общим, общественным.
Человеку как личности не место в обществе, если это общество не личностей, а индивидов. Человек есть личность среди личностей. Там он существительное, которое подлежит утверждению, высказыванию, глаголу. В гуманном обществе он имеет голос. В ином другом, социальном обществе (при социализме, а тем более при коммунизме или капитализме) он не имеет голоса. Он, правда, может говорить, но его никто не слушает и не слышит, ибо в таком обществе личность воспринимают как некоторую сингулярность, исключительность, индивидуальность. В этом смысле и наше общество, хотя в нем не только провозглашен, но и проводится реальный гуманизм, еще, местами, покрыто «родимыми пятнами» социализма.
За трансцендентальными скобками, в положении «эпохе», оказывается личностное в личности человека. Личностное редуцируется к личному, которое понимается в индивидуальном ключе (ключе индивидуальности). В личностном аспекте человека есть момент всеобщности уже в положительном смысле, нежели в негативном, отрицательном, как в индивидуальности, в которой главное – это ее непохожесть на другую индивидуальность. Личность тем отличается от индивидуальности, что выражает всеобщее особенным, положительным, а не отрицательным образом. В результате она в качестве особенности, личностном виде есть своего рода подставка, под которую может подставить себя любой и почувствовать себя человеком, существом приобщенным целому роду не абстрактным, как индивид, но конкретным образом, как личность.
Вот в этом личностном, не личном аспекте я являюсь мыслителем, то есть, таким разумным существом, которое озабочено, занято своим разумом. Я предпочитаю часто думать, как другие люди предпочитают чаще кушать и справлять свои естественные надобности, спать, развлекаться, заниматься любовью, работой, исследованием, творчеством, воспитанием и прочими делами в зависимости от того, что у них лучше получается, от того, какой орган их организма лучше развит.
Наряду с этим можно полагать и прямо противоположное: мы, люди, предпочитаем заниматься тем, что у нас меньше получается, чем у других. Мы пробуем их догнать, сравняться с ними и перегнать в том, что у нас не развито от природы, но чем мы обязаны только самим себе. Вероятнее всего, именно в силу недостатка ума, а не его изобилия, полноты, я и занялся еще в юном возрасте мышлением. Ума, как и много другого, - силы, воли, чувства, представления и воображения, - у меня было так мало, что я занялся именно им, так как человек нам представляется, прежде всего, разумным существом. Однако в силу слабости, недостатка им и ограничился. Потом привык задумываться и выдумывать невесть что, чтобы этим поделиться с окружающими. Именно так я понимаю мышление: не как вычисление, анализ наличного, того, что есть, но как медитацию, созерцание невидимого, но мыслимого. Размышление, выдумывание, сочинение того, чего нет или того, что не поддается счету, наглядному представлению является моим занятием. Эта своего рода мечтательность, идеализация мыслимого, а не его телесная, материальная реализация связана не с обучаемостью, а с образностью, с вос-питанием души. Душа питается чувственными впечатлениями, которые разжигают страсть к познанию в целом.
Поэтому я не покривлю душой, если скажу, что приложением созерцательности моей натуры стало обращение моего внимания на образование, на формирование культуры мысли и чувства, особенно в речи, меня самого, а
