- Тебе не интересно узнать, что показал мне смотритель и куда он исчез?
- Я слышал, что вы сказали Амели, и думаю, что колдун вам дал в руки вещь, которую строго приказал держать в тайне от всех, даже от себя, до поры до времени. Эта вещь сама по себе ничего не стоит и не имеет никакого или прямого отношения к исчезновению сумасшедшего стрелецеведа, но ей приписано мнимое значение тайны, существенное для околдованного.
- То есть, для меня?
- Типа того, ничего личного. Что до исчезновения самого смотрителя, то это уже мания исчезновений. Вот в этом ничего, кроме голого фокуса, нет и в помине.
- Согласен, но с говорками, не на все сто процентов.
Сам Иван Иванович не знал, что и думать. Неужели он сам того, не ведая и не чувствуя, попал под влияние колдуна? С чего бы это? Он был ясен умом, чист душой, здоров телом. Каким же образом воздействовал на него колдун? Неужели Асака действовал на его подсознательные желания?
Глава седьмая. Центавриане
На Луне к товарищам-искателям присоединилась Шила. Она была рада видеть всех своих друзей вместе с учителем. Только на Амели она косила настороженным глазом да украдкой принюхивалась. Видимо, она увидела то, что оказалось незаметным другим, исключая Амаку, и учуяла нечто своим чувствительным носом. Правда, Амели ровно держалась и была привычно приветлива. Иван Иванович слово в слово передал Шиле содержание и обстоятельства своего разговора с александрийским колдуном. Шила отнеслась более серьезно к Асаке, чем Пол, и спросила, как вела себя Амели на встрече с Амакой и Асакой.
- Да, нормально, чисто по-человечески, как все остальные. Для нас не меньшим чудом стал Асака, нежели Амака. Во всяком случае, на меня он произвел неизгладимое впечатление.
- Оно и понятно.
- Что понятно?
- Что колдун, естественно, околдовал тебя.
- Это почему же? Я вполне разумный человек.
- Вот именно. Как раз разумные люди бывают доверчивы, относясь к людям лучше, чем они того заслуживают. Но судя по вашему рассказу Асака не так опасен, как может показаться на первый взгляд. Хотя его образ в вашем сознании вызывает обоснованную тревогу. Не он сам, но через него упомянутый им владыка теней, а по-нашему, самый натуральный черт, вполне способен оказать на всех нас вредное давление, - пояснила Шила.
- И это все? А как же тот предмет, что мне передал Асака?
- Нет, не все, - сказала Шила и добавила шепотом, чтобы ее никто не слышал, кроме учителя, - вы потеряли свою обычную бдительность свойственную вам как мыслителю и учителю. И все из-за своей странной привязанности к этой стрелочнице.
- Да, ничего я не испытываю к ней, кроме обычного человеческого любопытства.
- Как бы, не так. Это только вам кажется. Что до предмета, который вы так и не потрудились рассмотреть, то это скорее ничем не примечательный объект магической симпатии. Пол прав только в этом. Потом, когда мы останемся одни, вы обязательно покажите его мне. Он может оказаться глазами и ушами темных сил.
- Даже так?
- А вы как думали? Колдовство – это серьезная и опасная вещь.
Центавра была обычной планетой, как Земля. Она, конечно, отличалась от нее, но не в лучшую сторону. Центавра была просто другой планетой, на которой живут такие же разумные существа, похожие на землян, но не земляне. Она была не голубого цвета, как Земля, но розового. Особенно красивыми были там восходы и закаты двух светил, которые благодаря своему кооперативному эффекту создавали волшебный по своей живописности вид неба всех цветов радуги.
Мождирлунг превзошел сам себя как гостеприимный хозяин, познакомив искателей со всей своей многочисленной родней за щедрым столом на берегу великолепной лагуны. После сытного застолья гости отправились на пляж отдохнуть с дороги. Вот тут то Иван Иванович и вынул заветную вещь Асаки и показал ее Шиле. Это была небольшая шкатулка кубической формы.
- Что-то в этом роде я и ожидала увидеть. Ваш Асака не так прост, как мне показалось, судя по рассказу. Да, эта шкатулка называлась прежде, в древние времена человеческого рабства, ящиком Пандоры.
- Я вот слушаю тебя, Шила, и мне невольно кажется, что ты такая же выдумщица, какой была в первый год учебы. И главное ты говоришь так убедительно, что я думаю, либо я такой дурак, либо ты такая хитрая, что просто хочется тебе поверить. Ну, какой ящик Пандоры и в музее внеземных культур. Или ты начиталась братьев Стругацких?
- Это кто еще такие?
- Да, были такие фантасты тысячу лет назад.
- И вы помните фантастов доисторического времени? Я понимаю, когда специалисты помнят Шекспира или Гете, но какие-то Стругацкие. Я была лучшего мнения о ваших вкусах.
- Дело не в них, а в том историческом калейдоскопе, который крутится у тебя в голове. Или ты в переносном смысле сказала о шкатулке Асаки?
- Разумеется, в переносном смысле, - стала уверять его Шила, но по ее смущению он понял, что она использовала мифическое словосочетание буквально. Для нее это было нормально, но для Ивана Ивановича с его острым историческим чутьем такое употребление древнегреческого реликта звучало вульгарно.
- Неужели, Шила, ты полагаешь, что в этом ящике хранятся человеческие несчастья?
- Ну, да! Что такого я сказала? Это и есть ящик несчастий, - так я чувствую.
- Что такое ящик несчастий?
- О каком ящике несчастий вы говорите? – поинтересовался их уединенной беседой хозяин.
Мождирлунг буквально впился своими круглыми глазами в ящик Асаки.
- Знаете что? Мне он напоминает что-то, но что, хоть убей, - не помню. Я подумаю, вспомню и потом обязательно скажу.
- Он как то связан со стрельцами? – спросил центаврианина учитель.
- Да, не помню я, - коротко ответил Мождирлунг, как если бы хотел отвязаться от того, что беспокоило его изнутри.
Когда они уже накупались и порядком отдохнули, то ближе к вечеру собрались кругом на песчаном берегу, где стояла беседка. В ее тени можно было не только отдохнуть от яркого и жаркого солнца, но и душевно поговорить за чашкой местного напитка, напоминавшего чай. Теплый ветер тихо дул с моря, нагоняя на них сонную волну, которая плескалась в пушистой пене у их уставших ног. И тут Инга стала отговаривать ребят от поездки на Зеленую Планету.
- Мы все равно не вернем ребят. Космос забрал их у нас. Он ничего не отдает обратно. Меня страшит его темная бездна. Отправившись вслед за ребятами, мы сами можем в нем пропасть.
- Инга не нагоняй волну пессимизма. Ты как всегда в своем репертуаре. Говори: поедешь с нами на поиски Маши, Матвея и Франсуа? – спросил Пол Ингу.
- Поеду! – отрезала Инга. – Но только для того, чтобы вы не пропали тоже.
Как раз в это время Ивана Ивановича кто-то тронул за рукав. Это был Мождирлунг. Он сказал ему на ухо, что все вспомнил и предложил пройти в бунгало, стоявшее недалеко от беседки. Когда они собирались уже покинуть компанию, то Амели бросила им в след такую фразу: «Мождирлунг, зачем вы похищаете нас вашего учителя»? Шила и Иван Иванович переглянулись. Центаврианин вопросительно посмотрел на Ивана Ивановича. Учитель махнул рукой, дав понять тем самым, что не имеет смысла хранить секретный ящик в тайне от всех искателей.
- Знаете, мои дорогие, смотритель Асака передал мне странную шкатулку, когда мы остались наедине друг с другом. Вот она, - сказал учитель и показал ее.
Все или почти все, если не считать Шилу и Мождирлунга, уставились на злосчастную шкатулку.
- Да, это она, - внезапно сказал центаврианин. - Это шкатулка времени стрельцов. Наши старики говорят, что у стрельцов была удивительная вещь – шкатулка времени. Они описывали в точности то, что я вижу сейчас. Шкатулка в виде шестнадцатигранного куба. Эта шкатулка напоминает обычную игральную кость (dice) – ручной генератор случайностей (случайных чисел) в настольных играх. Каждая четырехгранная сторона куба составляется из двух равнобедренных треугольников. Треугольники символизируют три измерения пространства (места) и времени. Трехмерное пространство имеет измерения ширины, глубины и высоты. Это формальный аспект. Эти измерения наполняются содержанием: широта знанием в лучшем случае, обычно же информацией, данными опыта в виде фактов, глубина – смыслом, а высота – идеальным (высоким) значением. Вот что касается времени, то у меня начинают путаться мысли.
- Мождирлунг, давай я попробую разобраться в этом времени, - предложил учитель и центаврианин кивнул в знак согласия головой. – Три измерения времени: это прошлое, настоящее и будущее. Но это так на первый взгляд. Первое измерение времени есть четвертое по отношению к трем измерениям пространства. Это настоящее место. Местом времени является настоящее как мост между прошлым, которого уже нет, и будущим, которого еще нет. Но они есть в настоящем как память прошлого и мечта, воображение, фантазия будущего. Настоящее суммирует глубину памяти прошлого и высоту мечты будущего и тем самым расширяется, расширяет наше сознание настоящего. Это настоящее становится не просто настоящим времени. Оно превращается в вечно настоящее, перпендикулярное обычному трехмерному времени. Оно свертывает время пространства в точку, ибо для времени и места настоящее теряет свою обычную размерность разделения на прошлое и будущее, обращаясь в мгновение. Как точечное мгновение настоящее есть явление вечности во времени.
Но есть еще одно измерение времени. Это не мгновение (момент) времени, но ее непрерывность. Правда это непрерывность не горизонта, горизонтальной последовательности моментов, следующих друг за другом и составляющих бег времени по кругу, но вертикали одновременного сосуществования настоящих моментов времени. Они параллельны друг другу и являются монадами, никак не сообщающимися друг с другом внешним образом. Если первое измерение времени свернуто в точку единого и представляет настоящее как многое прошлое и будущее в одном настоящем. То второе измерение времени развернуто как единое во многом, в бесконечном множестве точек настоящего, сосуществующих одновременно (синхронно). Но что после всего этого неисчерпаемого многообразия представляет собой третье измерение времени? Вот в чем вопрос. Первое измерение времени, не сводное с измерениями трехмерного места: с его глубиной, широтой и высотой в качестве прошлого, настоящего и будущего, но стоящего поперек него, неуместного ему, утопического, есть вечно настоящее, сингулярность вечности в котором свернуты все настоящие времена: как прошлые, так и будущие. Это не-иное времени. Второе измерение времени как одновременное сосуществование настоящих, их синхронное разворачивание без пересечения друг друга есть полнота времен, уже не нищета, пустота вечности, но ее неисчерпаемое разнообразие, иное времени как вечность.
И, наконец, третье
