МАЛЕНЬКИЙ ПАМЯТНИК ЭПОХЕ ПРОЗЫ

есть убеждения, твёрдые, ты – наш человек. Что тебя разобрало-то?
- Ой, Полька, русская Полька, - всё смеялась я. – «Пойдём со мной на баррикады, там весело, только не уходи из института» – железная логика!
- Там не весело, - обиженно поджала губы Поля, - а интересно. И почему всё время баррикады-то? Как будто мы постоянно революции устраиваем. У нас много разнообразной, насыщенной партийной работы…
- У меня есть прекрасная работа, настоящая. А от слов «партийная работа» сразу тошнит.
Полина угрюмо умолкла.
- Ладно. Тогда расскажи вот о чём: как у тебя получается, что всё, точно гром с ясного неба? Ничего не происходит, всё ровно и вдруг – бац! – развод. И тебе как с гуся вода. И вот сегодня: «Я иду забирать документы!» Знаешь, я тут читала одну статью… в общем, может, у тебя начинается депрессия? Там один из признаков в точности такой.
- Божечки, тебе интересно, что я чувствую?
- Да!
- Мне лихо.
- Я так и знала! У тебя депрессия, тебе нужна помощь. Там было написано, что маска депрессии…
- Нет, всё не так, - перебила я подругу. - Нет у меня никакой депрессии. Давай сделаем кружок по бульвару, я расскажу. Как близкой подруге, которой доверяю. Ты будешь третьей, кто знает эту историю… ну, не считая папы, конечно.
История оказалась совсем недолгой, мы и половину круга не успели пройти, а я уже всё рассказала. Про Снежную Королеву, медвежонка и Демона.
- Так что у меня не маска депрессии, а совсем другая маска.
- Интересно! – воскликнула Поля. – Знаешь, если бы не политика, я точно занялась бы психологией. Это так любопытно, особенно связь выражения лица с тем, что ты чувствуешь на самом деле. Но… ведь, как я понимаю, главная цель не достигнута! Всё остановилось на половине дела.
- И ты туда же, - вздохнула я. – Все говорят одно и то же.
- Тут и заковыка. Всё равно страдаешь, делаешь глупости – из института уходишь, никакой холодной бесстрастности внутри твоей натуры нет, сплошной раздрай. Вывод: всё напрасно.
- Нет, - заупрямилась я. – Без этого было бы куда хуже.
- А, может, лучше? Прооралась бы, разбила посуду да ещё об чью-нибудь голову, порыдала бы вдоволь – до икоты, глядишь, стало бы легче. Проверенные способы, работают всегда и на всех. Какого чёрта «держать лицо», но при этом страдать?
- Никто почему-то не слышит главное. Это безопасность! Нельзя показывать слабость и уязвимость. Люди – не те существа, среди которых можно расслабиться.
- А, ну да! – Полина с любопытством посмотрела на меня. – Узнаю тебя с новой стороны. Ты никак мизантроп?
Вот это поворот! С такого ракурса я на себя никогда не смотрела. Папа был добрейшей души человеком, мама вообще из породы служителей людям. Да и я отродясь не испытывала к человечеству никаких ужасных чувств, вроде ненависти или неприятия. Но фактически мой страх и «папина школа безопасности» приметы самой настоящей мизантропии.
- Возможно, да, - удивлённо ответила я после длинной паузы. – Это для меня самой открытие, ещё предстоит думать.
- Да ты не переживай! Ты – хороший мизантроп, добрый и человеколюбивый… в смысле, людей терпишь и ладишь с ними.
- Добрый человеколюбивый мизантроп, - развеселилась я. – Оксюморон, то, чего быть не может, но я таки существую.
Расстались мы на платформе метро, нам нужно было в разные стороны. Прощаясь, мы обнялись, и Полинка шепнула мне на ухо:
- Спасибо, что рассказала свой секрет. Ты мой добрый, славный мизантроп! Не наделай глупостей!
С трудом я впихнулась в переполненный вагон, крепко набитый квёлыми после рабочего дня гражданами (догулялись мы с Полей до часа пик!). Мощным мужским плечом крепко вжатая в чью-то мягкую спину, ощущая, как нечто острое впилось в мою ляжку, я подумала, что, возможно, я мизантроп в чистом виде, без всяких противоречий.
Но институт я не бросила. Ведь это и впрямь было бы очень глупо. Вовремя опомнилась, спасибо «неделе на размышление». Со мной случился морок как побочный эффект от перерождения Тимура. Вспомнился фильм ужасов про оборотней, где технически изумительно снят самый момент превращения человека в чудовище. «Американский оборотень в Лондоне» назывался, и как же громко мы, молодые девчонки, верещали от весёлого страха, когда смотрели! Мне тоже впору визжать, ведь самые впечатляющие эпизоды кино до боли напоминают произошедшее с бывшим мужем.
И я продолжала думать, думать, мысленно конструируя совсем недавнее прошлое, в котором «укусили» моего бывшего мужа. Ведь не одномоментно произошло превращение, не вдруг. Как и в киношной истории с оборотнем, понадобилось время, чтобы яд подействовал. В случае с Тимуром постепенным, постоянным воздействием могли быть регулярные беседы с папашей.
Я хотела разобраться и всё понять, мне было необходимо перевести произошедшее с Тимуром из категории фильма ужасов в обыкновенную бытовуху. И я взялась за анализ его жизни вообще и нашей с ним – в частности.
Тимур рос во вполне совковой семье, убеждённой в идеалах строительства коммунизма. Его родителям жилось до такой степени сытно и спокойно, что они не мучили, не терзали единственного сына идеологической промывкой мозга. Оба были свято убеждены, что эту правильную работу выполняет школа, как было в их детстве, волноваться не о чем.
Перестройку они поначалу восприняли как нечто временное, некую кампанейщину, которых на их веку случилось предостаточно. Даже «оттепель» была тридцать лет назад – долгая, тревожная, породившая много опасного. И то справились.
Увлечение сына новомодными идеями сперва не шибко беспокоило: они в молодости тоже бегали в Политехнический – слушать стихи осмелевших молодых поэтов и наслаждаться ощущением маленького хулиганства. И куда что делось, как легко развеялся бунтарский туман, стоило руководству государства чуточку поприжать оборзевших наглецов! Всех шустренько поставили на место, всех! А кто не пожелал вовремя сориентироваться, потом сильно пожалел.
Очевидно, сейчас, в конце 80-х, творится нечто подобное. Переболеем, почистим партийные ряды и обновлёнными вернёмся к правильному большому пути.
Короче говоря, никакой опасности не ощущалось. Но постепенно ситуация заходила всё дальше и дальше, а никто безобразие не прекращал. Что-то пошло не так. А уж после событий августа 9-го всё вообще сделалось непонятным, катастрофическим.
И самое страшное, что упустили сына, которого вражины успели заразить вредными и опасными идеями. Какие же силы были брошены на подрыв великого государства изнутри, подумать только!
Родителям Тимура очень понравилась и показалась убедительной версия о внешнем вмешательстве: всё случившееся – это последний удар противника в холодной войне, но удар «ядерный», погубивший саму основу, суть страны и общества – коммунистическую, ленинскую идеологию. Растоптана сама цель – построение коммунизма. Они просто подкупили руководителей государства, велев им сделать то, что с гарантией разрушило абсолютно всё.
Тимуриному отцу не то чтобы не хотелось, но не получалось думать об абсурдности подобной версии: ведь как можно вот так легко и просто опрокинуть, по его мнению, могучую, сильную, богатую державу со счастливым и всё поддерживающим народом? Нереально же! Но на этой мысли, совсем несложной и очевидной, как будто висел замок, запрет её тревожить и даже близко к ней приближаться. Ведь куда спокойнее рассуждать так: денежные запасы США, накопленные грабежом и бандитизмом, позволяли сделать что угодно и с кем угодно – лишь бы «Вашингтонскому обкому захотелось».
Не ищите логики и здравого смысла там, где их с самого начала даже в гостях не побывало.
Так вот, «враги сожгли родную хату», а сын, как выяснилось, попал, дурачок, под их, врагов, влияние. Несчастный мальчик, не понял, что произошло! И мозги ему промыли некой мифической свободой и – вот оно главное! – «прелестями» рыночной экономики и капиталистического строя. Ишь, как адресно поработали, шельмы! По молодёжи ударили! Но мы тоже хороши: допустили и упустили.
И в какой-то момент (не могу точно придумать, в какой) отец Тимура твёрдо решил вернуть сына на путь истинный. Не при мне, разумеется, потому что в таком случае вряд ли что-то получилось бы.
Тимур часто навещал родителей, они это поощряли и подчёркивали, что очень хотят видеть сына, как минимум, раз, а лучше два раза в неделю. К каждому визиту отец тщательно готовил настоящую лекцию на отдельную тему: то про плановое, народное хозяйство – с объяснением, почему не очень получалось, но скоро всё непременно стало бы замечательно – лишь враги помешали; то про социальные гарантии в СССР, равных которым не было нигде в мире, поэтому по ним ударили сразу – чтобы разрушить основу гуманистического социалистического строя.
Да и сама жизнь помогала отцу Тимура: люди на самом деле теряли работу, рубли и вправду обесценивались, а потому пенсии и пособия стали жалкими… Словом, что я буду рассказывать об известных проблемах, которые реально существовали в 90-е, не могли не быть! Просто о главном, о самом-самом главном, такие певцы социализма, как Тимурин отец, не смели говорить никогда: о том, что всё это – результат семидесяти лет самого бездарного в мире правления, итог презрения к науке экономике и выворачивания наизнанку её основ, на которых строится развитие и процветание любой страны. Можно сколько угодно по-лысенковски игнорировать законы природы и уничтожать таких людей, как Вавилов, но законам-то на всё это глубоко чихать! Они всё равно объективно существуют, останутся неизменными, и ни у кого не получится создать что-то успешное, вопреки им или не учитывая их.
Об этом Тимуру не рассказывали. Его внимание изо всех сил сосредотачивали на «было – стало», и кто в этом виноват – по лживой коммунистической версии.
Тимур любил и уважал родителей. Они в самом деле обеспечили ему счастливое, сытое и беззаботное детство. А ещё он им всегда доверял. Вдруг детство резко кончилось. Тимур никогда никому и под пытками не признался бы, но для него это стало очевидно лишь в тот момент, когда я перевелась на заочку и пошла работать. Я внезапно это осознала, вспоминая все его тогдашние реакции. Мой поступок в точности так же оказался лыком в строку, сильным аргументом в пользу тех убеждений, которыми пичкал Тимура отец.
- Видишь, сыночка! – торжественно и громогласно говорил отец Тимура, стремительно шагая из стороны в сторону по комнате, где в кресле тихонько сидел сын и почтительно слушал отца (так я себе это представляю). – Мы, наконец, пришли ко времени, когда молодёжь может свободно учиться, получать знания и не работать при этом, не отвлекаться на что-то другое! Знания, только знания. И вот приходят эти… забугорные и уничтожают прекрасное достижение. Юноши и девушки снова вынуждены идти вкалывать, дабы прокормиться, ведь мы, родители, не можем им помочь, как было при социализме, ведь из нас прицельно сделали бедняков! Потому-то твоя Белка и устроилась на службу. Причём, она глупа и не понимает, отчего так происходит, её всё устраивает, и она прётся в самое жерло вражеской пропаганды – той самой, из-за которой ей и пришлось оставить учёбу в дневном вузе. Осознаёшь степень промытости мозгов? Но ты-то не поддавайся! Не думаю, что вся эта свистопляска продлится долго. Народ не станет