Смерть в ущелье Ыссык-Су

ноги, лежала Алиса и с улыбкой глядела на меня. Сумку она отвязала.

– Мягко как на перине! Попробуй! Сюда ложись! – Она подвинулась. – Давай еще отдохнем.

Я отвязал сумку. Прилег рядом с Алисой. Так мы лежали и смотрели на небо, на медленно плывущие белесые волокнистые перистые облака. Ее рука нашла мою, нежно сжала.

– Только тебя я люблю, –  прошептала она с внутренним убеждением. Внезапно повернулась порывисто ко мне и стала целовать…

После всех событий я, конечно, не считал себя обязанным держать данное Антону слово…
Вечером приехала лекраспромовская машина, привезла мешки.

– Боюсь, не выполним мы план, – сказал Костя, когда машина уехала. – Давайте еще неделю порежем. Потом уже начнем таравать. В смысле, чикинду в мешки набивать.

За ужином Алиса снова сидела рядом со мной. Она казалась счастливой. Антон зорко за нами наблюдал. Катя с Алисой по-прежнему не разговаривала. Можно было представить, какая тягостная атмосфера у них в палатке.

Когда уже допивали чай, явился Антон. Он тоже выглядел счастливым! Его лягушачий  рот то и дело расплывался в широченной улыбке. Глазки победоносно сверкали. Он даже пробовал шутить, чего с ним прежде не случалось. Правда, шутки получались неудачные, плоские.

До трагедии оставалось четыре дня.
Проснулся я рано. Вылез из палатки и увидел, что Алиса и Антон пытаются разжечь костер. Сегодня она была дежурной. Они меня не заметили.

– Не хочешь за меня как бы замуж – не  надо,  –  тихо,  но  настойчиво  говорил  Антон. – Теперь я и сам типа не хочу… Давай просто… Ну это… Типа встречаться.

– Никогда! – прошептала Алиса.

– Всем типа можно, а мне нельзя?

– Что? Уходи! – Она заговорила громче. – Сама разожгу! И больше со мной такие разговоры не заводи!

Антон вскочил, увидел меня, посмотрел  досадливо и недружелюбно, юркнул в палатку. Я помог разжечь пламя.

– Ты все слышал, Олежек? – Алиса казалась и смущенной, и возмущенной.

– Да.

– Осмелела Мартышка.

– Может, поучения Санька начинают действовать?

Утро выдалось холодным. Все небо затянули тучи. Костер дымил. Дым шел не прямо вверх, столбом, а какими-то окольными путями, извиваясь, словно придавленный чем-то. Поднимался дым и из отщелка Санька.

–  Я предсказываю дождь, – заявил за завтраком Костя.

Девушки наши помирились. Катя Алису простила. Катя добрая. Великодушная. Я это сразу почувствовал. Полюбить по-настоящему я могу лишь добрую женщину.

Когда мы с Алисой отправились на работу, она озадаченно сказала:

– Любопытно, чему это Мартышка так вчера радовался.

– Может, тоже много мумие нашел, – предположил я.

Прогноз Кости сбылся, хоть и с опозданием.  Дождь пошел на следующий день, в  полдень. Мы оставили мешки на горе, поспешили домой. Вечером пришел Санек, со спальным мешком.

– Протекает, – весело объяснил он. – Сито, а не палатка.
Он был в прекрасном расположении духа. В хорошем настроении пребывал и Антон. Даже после утреннего разговора с Алисой.

На следующий день я был дежурным. Встал раньше всех. Было пасмурно. Небо  затягивали низкие тучи. Вершины гор исчезали в них. И вдруг  тучи словно щупальца выпустили. В ущелье по обоим склонам бесшумно, стремительно и грозно заскользили серые извивающиеся языки тумана. Никогда ничего подобного не видел. Это зрелище невольно вселяло тревогу. Движение прекратилось так же внезапно, как началось. Верил бы я в мистику – сказал бы, что это было предзнаменование беды. Но я любой факт стараюсь объяснить научно. Наверно, наверху возник мощный ветер, погнал тучи вниз. Долго находился я под впечатлением  от увиденного.

С трудом разжег костер. Иногда начинало моросить. Но на работу мы пошли.

Антон вернулся с работы мрачным.

Санек снова пришел ночевать. На этот раз он был хмур, все время молчал.

Приподнятое настроение и Антона, и Санька странным образом исчезло одновременно.

В четверг Антон на ужин не пришел. Такое случалось  и  раньше.  Но  время  шло,  уже
стемнело, а его все не было.

– Что могло произойти? – озабоченно сказала Катя.

– В горах все может случиться, – заметил Костя.

Взяли фонарь, пошли к отщелку Антона. Покричали. Ответа не было.

– Подниматься сейчас, понятно, не  будем, – сказал Костя. – Ночью по горам не лазают. Завтра с рассветом поищем.

Мы вернулись к палаткам.

Спал я эту ночь плохо: и об Антоне думал, и Санек мешал. Он все время ворочался, несколько раз вставал, выходил покурить.

12

Рано утром нас разбудил крик. Все выбежали из палаток. Уже рассветало. 

– На красной скале кричат.

– Да, оттуда доносится.

Макушку скалы скрывали тучи.

– Антон кричит! Его голос.

– «Помогите!» – крикнул. Слышали?

Крики повторяло эхо.

– Ну что, парни, полезем на скалу, – сказал Костя.

– И я с вами! – воскликнула Катя.

– Я тоже, я тоже, – стала просить Алиса.

– Ладно, все пойдем… А где Санек?

Санька не было.

– По-моему, я его видела, – неуверенно сказала Алиса. – В конце ущелья. Он на свой участок свернул.

– Почему ты решила, что это он?

– Его ветровку не спутаешь.

– Когда видела?

– Да вот только что. Крик услышала, из палатки вылезла и увидела.

– То есть он еще до крика ушел, – пробормотал Костя. – Странно.

– Наверно, к себе решил вернуться, – предположил я.

– Он бы тогда свой спальник взял.

Мы стали собираться. Крики прекратились.

– Санек, наверно, помог, – сказала Алиса.

– Да нет, не успел бы, – возразил Костя. – Тебя ждем, Олег.

– Рюкзак не могу найти.

– Зачем он тебе?

– Там документы.
– А… Тогда ищи…  Ты ищи, а мы пойдем. Догонишь.

– Догоню. Я быстро хожу.

– Я без Олежека не пойду, – сказала Алиса.

– Пойдем, Лиса, пойдем,  – сказала Катя. – Олег-то нас догонит, а ты – никогда.

– Катя правильно говорит, – сказал я. – Если хочешь идти, Алиса, то иди с ними.

Зачем я это сказал!

Они ушли. Уходя, Алиса оглянулась и посмотрела на меня счастливым и любящим взглядом.

Я продолжал искать. И вдруг вспомнил, что оставил вчера рюкзак возле кучи эфедры. Снял, а надеть забыл.

Был я в тапочках. Стал переобуваться. Надел правый ботинок. И почувствовал острую боль в ступне! Быстро снял, вытряхнул. Из ботинка выпал скорпион. Может, собирался в нем перезимовать. Скорпион удивительно быстро, не хуже фаланги, побежал к выходу. Я схватил ботинок и с отвращением и мстительной злобой ударил скорпиона несколько раз каблуком. Знал бы я тогда, что убиваю, возможно, своего спасителя! Носком ботинка отбросил мертвого скорпиона  подальше. Хотел позвать Костю и девушек, но передумал. Пусть спасают Антона. Ему, наверно, помощь нужна больше. И скоро они должны были вернуться. Так я думал.

Тучи редели, поднимались вверх. Лишь кое-где их клочья оставались на горах. Словно зацепились за скалы и не могли оторваться.

Я прилег. Боль не проходила. Даже стала подниматься вверх по ноге. Ступня онемела. Я вспомнил, что известны смертельные случаи от укуса скорпиона. Но это редкость. Страха не было. Тем более, что у моего скорпиона были большие клешни и маленькое жало. Укус опаснее, когда наоборот: клешни маленькие, а жало большое.

И я почему-то верю, что от сил природы я не погибну. Если погибну, то от людей. Попаду, например, в милицию. Попадется милиционер-хам, оскорбит меня – я не сдержусь, ударю его. И получу статью. А в лагере я долго не проживу. Не смогу подчиняться, унижаться. Буду бить. Если придется, буду убивать. Пока меня не убьют.

Когда у нас поймут, что преступник наказывается только лишением свободы. Или жизни. Унижение  в наказание не входит. То есть преступника можно казнить, но унижать нельзя. Человека унижать нельзя! Даже худшего на земле.

Или в какую-нибудь другую опасную ситуацию угожу. С моими принципами я чувствую себя уязвимым.
Я всерьез забеспокоился, только когда онемение стало подниматься выше и выше. Вся нога онемела. Что будет, если онемение распространится дальше?

Но этого не произошло. Чувствительность начала постепенно возвращаться. Боль слабела. Теперь другая тревога овладевала мной.

Прошло уже часа четыре, а они до сих пор не вернулись! Я пытался представить, что могло произойти. Попробовал пройтись. Нога была как ватная. С такой ногой я бы далеко не ушел. От волнения я  уже не мог лежать в палатке. Сидел или полулежал у входа. Смотрел на конец ущелья, на скалу, на ромбовидную пещеру.

Прошло еще несколько часов. Сомнений у меня уже не было: произошла какая-то трагедия. Ждать я больше не мог. Припадая на правую ногу, заковылял по ущелью вверх. До отщелка Санька добирался долго.  Парусиновая палатка приобрела отчасти жилой вид: порванные места были зашиты, стояки стояли прямо. На очаге увидел закопченную кастрюлю. Другой, поменьше, нигде не было. Очевидно, в ней было мумие, и Санек ее спрятал. Я покричал. Никто не откликнулся. Полез вверх.

Небо расчистилось. Выглянуло солнце. Поднимался я медленно: нога слушалась плохо.

Поглядывал на скалу с пещерой. Над ней величаво парил беркут. Тишину нарушало лишь кудахтанье кекликов. Идти стало тяжелее: отщелок заканчивался крутым подъемом. Слева на высоком кусте эфедры что-то желтело. Я подошел. Это была косынка Кати! Я крикнул несколько раз. Никто не ответил. Только кеклики закудахтали громче и беспокойнее, вспорхнули  и дружно спикировали вниз. Долго ходил я вокруг этого места. И наткнулся на левый ботинок Антона. Странная находка! Больше я здесь ничего не нашел. Когда добрался до скалы, солнце уже садилось за горную гряду. Я  стоял  на  гребне  хребта, широком, ровном, каменистом, под самой скалой, возле невысокого искривленного арчового дерева. Дул без перерыва ветер. Беркут продолжал парить,  опускаясь все ниже. Вдруг я увидел на корнях арчи синий поясок. Посередине он был разрезан. Несомненно, это был пояс  от кофты Алисы. Тут же валялся  кусок шпагата. А чуть поодаль – небольшой продолговатый камень с острыми гранями. Он был в крови! Сердце заколотилось. Сразу вспомнился прочитанный в юности рассказ о снежном человеке. Таким камнем он убивал альпинистов. Впрочем, в снежного человека я не верил. Я огляделся. Вдали виднелся «склеп» –  сооружение из камней, возле которого мы тогда с Костей пили чай. Мы его так называли. За ним начинался спуск в  другое ущелье. Это деревце арчи было единственным. Здесь, на гребне,  росли лишь кустарники стелющейся арчи. Они прятались от ветра за большие камни, повторяя их форму. Недалеко, за огромным осколком скалы, что-то синело. Я заковылял, так быстро, как только мог,  туда. Это была кофта Алисы. За этим камнем  в  беспорядке  валялась  вся  ее  одежда.  В
одном месте на каменистой почве виднелись  загустевшие капли крови.

Я снова покричал.  Сделал несколько кругов вокруг этого места. И только сейчас увидел вход в пещеру, низкий и узкий. Как мы с Костей его не заметили! Ведь проходили мимо этого камня. Лезть в пещеру пришлось на четвереньках. Она была невысокая и темная. Включил фонарь. Сразу бросилась в глаза веревка. Она была привязана к большому треснувшему камню. Сверху ее придавливал еще один камень. Сгибаясь вдвое, подошел ближе. Увидел почти отвесный вход во вторую,  нижнюю,  пещеру.

Веревка спускалась в этот каменный колодец. Сунул зажженный фонарик в рюкзак, проверил надежность веревки и стал спускаться, держась за нее