Смерть в ущелье Ыссык-Су

подумал.

– Сперва хочу тебя со своей типа женой познакомить. – Я уловил торжествующие нотки в его голосе. Он шагнул к ближнему сиденью. После первых секунд растерянности Антон стал держаться уверенно, даже самоуверенно. – Катя, моя жена! Хотя представлять вас как бы  без надобности. 

На сиденье, у окна, сидела Катя. Антон как будто наслаждался произведенным на меня эффектом. Как она изменилась! Лицо очень худое и очень  бледное. И измученное. Уголки губ опущены. Глаза потухшие. Лишь когда она меня узнала, в них промелькнуло на миг что-то вроде слабой радости. На ее похудевшем лице нос казался особенно крупным. От ее красоты мало что осталось. Красота Кати относится к тому типу красоты, в котором красота физическая неразрывно связана с красотой душевной, с внутренним светом. Теперь этот свет в ней погас.

Мы молча смотрели друг на друга. Троллейбус остановился.

– Извини, типа нам выходить, – сказал Антон. – Еще, может, увидимся. Тогда, короче,  обо всем потолкуем.

– Антоша, еще ведь одна остановка, – тихо пролепетала – именно пролепетала! – Катя.

Антон молча посмотрел на нее. Катя поднялась и, не взглянув на меня, пошла к выходу. Движения ее были замедленными, неуверенными, какими-то сонными.

– В  гости  приходите!  –  крикнул  я  им  вослед.  –  Обязательно!  –  Я  назвал  адрес. – Вечером я всегда дома.

– Непременно заглянем, – заверил Антон. Они вышли. Катя пошла по тротуару нетвердыми шагами, опустив голову.

Весь вечер метался по комнате. Я люблю ее по-прежнему. Несмотря ни на что. Мучаюсь, что она вышла замуж, что я ее потерял окончательно. И не покидает – только усиливается – чувство, что она в беде.

Почему я не вышел вместе с ними? Ведь мне так хотелось это сделать. Побоялся показаться навязчивым! Только это. По этой же причине не спросил, где они живут. Погубит меня когда-нибудь моя щепетильность!

К их приходу накупил всякой снеди, конфет. Купил бутылку коньяка, хотя помню, что Антон не пьет.

Сегодня они не пришли.

   26 января

Получил телеграмму из Целинограда, от хозяина дома. Он приезжает 28-го, на один день. Просит  быть обязательно дома. Я должен отдать ему плату за жилье, за полгода.

Странный случай  произошел  днем, ближе к вечеру. Я подходил к дому. Улочка наша узкая, с пирамидальными тополями вдоль арыков. Всегда безлюдная. Навстречу медленно ехала черная волга. Вдруг мотор взревел, и она понеслась прямо на меня. Я едва успел прыгнуть за тополь. волга умчалась. Что это было? Водитель был пьян? Или не справился с управлением? Или хотел меня  задавить?

Если кому-то попадутся в руки мои записки, знайте: последнее предложение воспоминаний будет такое – «На этом заканчиваю свои записки». Обязательно! Не будет этого
предложения – значит, со мной случилось что-то нехорошее.

Опять напрасно ждал весь вечер Катю и Антона. Не исключаю возможности, что они приходили, звонили, а я не услышал. Если нажать кнопку на заборе, то звонок раздается только в доме хозяина. Во времянке его слышно плохо. Не по себе становиться от такой мысли.

   27 января.

На всю жизнь запомню эту дату!

Поздно вечером в хозяйском доме задребезжал звонок. Я бросился к калитке. Открыл и увидел Катю! В руке она держала чемодан. Через плечо была перекинута вещевая сумка. Катя молча смотрела на меня и неопределенно улыбалась.

– А где Антон? – вырвалось у меня. Это были мои первые слова.

– Я от него ушла.

Бурная радость охватила меня. Я взял чемодан. Мы прошли во времянку. Катя шла быстрыми, энергичными  шагами. В троллейбусе она была совсем другой. Она сняла сумку и стала прямо передо мной. Подняла худое бледно-серое лицо. Зрачки ее были расширены. 

– Олег!  Увези меня отсюда! Срочно! Куда-нибудь подальше. Чтоб он не нашел.

– Конечно, Катя!

– Только у меня денег нет. Антон их в сейфе держит.

– Деньги найдутся...  Я все сделаю…

Катя с чувством сжала на миг мою руку.

– Умираю от жажды!

Я усадил ее за стол. Угостил чаем. От коньяка она отказалась. Катя казалась  возбужденной. Движения были стремительные и суетливые. Она немного походила на пьяную, но запах алкоголя не ощущался.

– Катя, а хотела бы ты жить в Горьком? Там у меня родственники.

– Всегда хотела жить на Волге!

– Я как раз собираюсь дом купить. Вот в Горьком его и купим.

– Классно!  Олег, рано утром поедем?

– Рано утром мы и поездом не уедем, Катя, и самолетом не улетим.

Испуг мелькнул в ее глазах.

– Нельзя нам ждать! Антон сказал, что уезжает на два дня, но может и завтра вернуться. И будет меня искать.
Я хотел было сказать, что  со  мной  она  может  никого  не  бояться,  но  предпочел  не
спорить. Решили утром автобусом отправиться в Алма-Ату. И уже оттуда добираться до Горького.

Она выпила одну пиалу, вторую. Яства, которые я купил к их с Антоном посещению, едва  отведала.

Наконец, я спросил то, что все время порывался спросить, как только ее увидел.

– Катя, что там тогда произошло?

Несколько секунд она  молчала. Потом почти прошептала:

– Это был ужас. Ужас! – Ужас появился и в ее глазах. Она снова помолчала и вдруг заговорила быстро и громко:  – Когда мы тогда дошли до конца ущелья, Санька увидели. Он уже к скале поднимался. Видно, нас заметил, полез  еще быстрее. Когда до скалы долезли, смотрим – никого. Вдруг из-за камня … такого… как куб. Помнишь?

– Да.

– Вот…  Из-за этого камня Санек появляется. Растерянный такой… Вдруг откуда-то Антон выскакивает! С горящими глазами, дикий совсем…  В руке – длинный камень, острый-острый. Первобытный человек, точь-в-точь!.. И бьет Санька камнем по голове. Тот упал, за голову схватился, кричит: «Я тебя спасать пришел! Сейчас веревку снова опустил! Я только припугнуть хотел!» А Антон опять бьет. Костя бросился к ним, хотел отобрать камень… Смелым он был…  Антон обернулся и ему – в висок. Одним ударом убил. – Голос ее дрогнул. Она помолчала. – Потом Санька стал добивать. Мы с Лисой такие: стоим как дуры. Вместо того, чтобы свалить потихоньку. Антон нас еще не видел:  мы  за  камнями  стояли.    Страх парализовал… А тут еще Лиса не выдержала, заскулила тихонько. Антон резко поворачивается, на нас глядит. Страшный! Глаза пылают, на лице торжество какое-то… Он мне потом говорил, что радость огромную тогда чувствовал… Свободу безграничную… Как будто оковы с него спали…  Ну и вот. Он подбежал к нам. В руке окровавленный камень сжимает. Санек уже мертвый был…  Антон уставился на нас.  Словно нашим страхом наслаждался. Велел идти к арче.  Снял с Лисы пояс, привязал меня к стволу. «Крикнешь, –  говорит, – убью!» Отвел Лису за большой камень. Меня стеснялся? Но я все равно изогнулась и все видела. Он ее раздел. Только кеды оставил. И… И овладел… Ублюдок… Потом говорит: «Короче, придется мне вас уничтожить. Как свидетельниц». Лиса заплакала, просила не убивать. А он с размаху камнем ей в висок. Она сразу умерла. Подходит с камнем ко мне. Я тоже его умоляла… Вспоминать стыдно… «Ладно, – говорит, – ты ко мне неплохо относилась. Оставляю тебе жизнь. При одном условии. Всегда будешь со мной. Слушаться меня будешь во всем. Не пожалеешь. Там, в пещере, тонны мумие. Я буду добывать, ты – продавать. Внешность у тебя для этого очень даже подходящая. Бабок будет завались. Я не жадный, я добрый. Сама увидишь. А попробуешь сбежать – убью. На краю света найду и убью. Согласна?» Помню его речь слово в слово. Я согласилась. А как я могла не согласиться!.. Он снял с Санька ботинки. Из свиной кожи которые.  Свои вниз швырнул, эти надел…  – Говорила она без устали, не умолкая. Только время от времени отхлебывала из  пиалы.  –  Я  все  подробности  помню.  И  до  конца жизни не забуду… Затащил тело Санька под плоский камень, другими прикрыл. Костю, потом Лису оттащил к жилищу из камней,  помнишь его? Там спрятал. «Мумие я должен забрать, – говорит.  – Придется тебе еще потерпеть». Затолкал мне в рот мою косынку, шпагатом закрепил. И полез в пещеру.  Долго его не было. Вернулся с полным рюкзаком. Только после этого кляп вынул и меня отвязал. Мы спустились в другое ущелье. На попутной до Намангана доехали. Оттуда на автобусах через Ташкент – во Фрунзе…

Катя замолчала. Я тоже потрясенно молчал.

– Я твою косынку в отщелке нашел, – заговорил я наконец.

– Значит, ветром сдуло…

– Да… Так речка запруду прорывает. Его родители и пресвитер этот  перестарались, они  подавляли в Антоне не только плохие  желания, они все в нем подавляли! Слишком сильным было давление, вот и прорвало запруду. Действие равно противодействию.  Понимаешь меня, Катюша? Не было бы такого давления – он, может, смог бы свою низменную натуру обуздать.

– Я понимаю… Ты хорошо объяснил… Олег, а почему ты тогда не пришел?

– Не мог: скорпион укусил.

– Скорпион? Может, для тебе и к лучшему вышло. А то Антон и тебя бы убил.

– Это он той ночью кричал?

– Да. Они же ту пещеру не поделили. Антон считал, что это он ее первый нашел. Санек говорил, что он, пригрозил Антону, чтобы тот туда не совался.

– Помнишь, Катя, у них обоих в один день настроение упало? Это, наверно, когда у них склоки начались.

– Наверно… В четверг Антон все же полез. Санек его подкараулил. И когда тот в пещеру спустился, веревку поднял. Крикнул еще: «Будешь тут сидеть, пока не сдохнешь!» Антон решил, что ему каюк... Он часто про это вспоминает.  Говорит,  что  эти  часы  были
самые страшные в его жизни… – Я не перебивал. Лишь кивал головой. – Он лежал и жизнь свою вспоминал. Спрашивал себя: «За что? За что бог так меня  наказывает?» Говорит, всегда он старался лишь богоугодные поступки совершать. Плохие желания в себе подавлял. А для него это пыткой было… И зачем? … Он сейчас умрет, а Санек, который бога не признает, будет жить, радоваться жизни. Это я его слова пересказываю. Где же справедливость? – Я отметил про себя, как складно и умно Катя рассказывает. А ведь такая молодая еще. И в институте не училась. Природный ум! Всегда он в ней чувствовался. – В нем лютая ненависть разгоралась. Ненависть к Саньку. Вспомнил, сколько обид он от Санька терпел… А Антон ведь жутко  злопамятный. Говорит, все обиды, которые ему делали, начиная с раннего детства, помнит…  Антон дал себе слово его убить, если выберется. Во всех подробностях представил себе, как с Саньком расправляться будет. Говорит, ему от этого даже легче стало. И тут он вспомнил пресвитера своего. Вспомнил его слова, что надо все и всем прощать, что только бог имеет право судить. И в этот миг в нем переворот произошел.  Душа перевернулась,  как он выражается. Он крикнул, неизвестно кому: «Что же он так несправедливо судит?» Все поучения пресвитера  показались ему, говорит,  лживыми, вредными. Решил: если спасется, все свои желания будет удовлетворять, это смыслом жизни будет, только это. И так ему жить захотелось!

Иногда Катя облизывала губы языком, ярко-красным, сухим, с белым налетом.

– Катя, у тебя температуры нет? – озабоченно спросил я.

Она ласково посмотрела на меня.

– Нету, Олег. Не напьюсь только никак!.. Ну и вот, он встал, снова начал пещеру обследовать, В конце пещеры камни обвалились. Он стал их разбирать. И на труп наткнулся. А за трупом отверстие увидал. Разбросал камни, вход в другую  пещеру  открылся.  Он  в  нее
перелез, наружу высунулся.