бы лучше его не было. После моего рассказа, он поморгал, плеснул себе самогонки.
— Я не понял. Это что война будет? Слышь, ты не шути так. Не надо.
— Какие шутки… И в небе ты нас видел.
— Ты… ты кто?
— Не надо тебе того пока знать.
Женщина зажала ладонью рот.
— Мамочки… Гришенька…
Показала на Мику.
— А она?
— Такая же. А к вам батюшка велел идти.
Участковый помолчал, подумал.
— Значит сны те… А что теперь делать? С городом, сука, связи нет. Дорога закрыта.
— А и была бы связь, толку-то. Чтобы ты им про Конец Света рассказал бы? Поверили бы, армию прислали? Только честно.
— Да нет конечно. И что?
— Сколько мужиков в деревне?
— Ну сотни полторы наберется, деревня большая у нас. Тут Выселки еще, хутора рядом. Если всех собрать, то и человек двести набрать можно. И что? Не солдаты ведь они, крестьяне.
— Оружие есть?
— Издеваешься, блядь? Ну охотничье почитай у каждого имеется. Лес же рядом. У меня карабин. Подожди, ты что задумал? Нам на это дело идти?
— А кому еще? Армии не будет да и небесного воинства тоже. Только мы и остались.
— Ты охуел? Все же ляжем.
— Да, скорее всего все ляжем. А если не встанем, всему миру конец. И рядом, в «Совенке» дети, их спасать надо. Как по другому? И не думай… Мы с вами будем до конца.
Как там?
«Все пошли и я пошел,
Все нашли и я нашел.
А сегодня поутру
Все помрут и я помру.»
Правильно ведь сказано.
— Что предлагаешь тогда?
— Женщин, детей, старых на остров. Там им безопасно будет. А мы встретим. Батюшку попроси, пусть оружие освятит. Легче будет.
Выпили… Участковый посмотрел на жену. Она встала, попыталась улыбнуться.
— Гриша… Я за всех говорить не буду, не умею. За себя скажу. Я жена твоя, я за тебя по любви пошла. Сын в городе. Мы с тобой вместе прожили и помирать вместе будем. Война там или… А стрелять ты меня сам учил.
— Лодок может не хватить для всех, плоты ладить придется. Сколько у нас времени?
— Два-три дня максимум.
Вроде все обговорили. Хорошо посидели. Я хотел встать и… Меня поволокло куда-то вбок…
— Азад, ты чего?
Испуганный голос Мику.
— Дядя Гриша! Ему же… у него же контузия!
Я почувствовал как меня подхватили мужские руки.
— Да кто же знал то? Вроде немного выпили…
— Ага, привыкли тут жрать. И как нам теперь обратно, в лагерь?
Меня похоже прислонили к каким-то бревнам.
— Посиди на ветерке. Галка, чего встала? Беги к Ваньке, у него мотоцикл вроде на ходу.
Еще через несколько минут, приоткрыв глаз, я, сквозь туман, разглядел, стоявшего рядом, кудлатого мужика в рваной рубахе. Наверно Ванька.
— Михалыч, ебать, блядь, что случилось? А это еще кто?
— Да из лагеря они. Мику не узнал?
Мужик помотал головой.
— Нет. Это ты что-ли?
— Ну я это, сука. Зенки свои протри или очки, бля, одень.
— Точно ты. Теперь вижу. А хули мне делать-то? Зачем звали?
На меня зачем-то поплескали холодной водой.
— У тебя мотоцикл на ходу?
— С утра на ходу был. Я на рыбалку собирался, на Плесы. И что?
— Отвези их в лагерь.
— Михалыч, да охуеть, а бензин?
— Иван, ну я тебя по человечески прошу. Сделай, потом все объясню. Тут и без этого жопа полная.
— Да у вас всегда жопа. Ладно, нахуй. Уговорил. Михалыч, будешь должен. Грузите его в коляску.
Меня куда-то вывели и аккуратно запихнули.
— А ты сзади садись, шлем одень. Отвечать еще за тебя. Цепляйся крепче, застеснялась она. Подтолкните сзади…
… Очнулся я от гневного женского крика. Кто-то сердится?
— ЭТО ЧТО ТАКОЕ! МАТЬ ВАШУ!
— Ольга Дмитриевна…
— Мику, какого хрена? Я все понимаю, даже то что ты волосы обрезала и почему. Знаю, помолчи… Это что еще?
Меня похоже выволокли из коляски и посадили. Посмотрим. Лагерные ворота, я на скамейке. Ольга, недоуменные дежурные, пионеры. Приехали. Рядом Иван, пытающийся что-то сказать.
— Принимайте… А я обратно, мне на рыбалку надо. Бензин будет? Да понял я, не ори только… Короче, ну вас нахрен, разбирайтесь сами. Я поехал…
Ольга подошла ближе, поморщилась.
— Где документы, я тебя спрашиваю?
— У меня в сумке, вот.
— Самурайка, дыхни.
— Ольга Дмитриевна… Вы же знаете, я даже водку не пью, а там самогонка была.
— Знаю. А там это где? Вот где он нажрался?
Я попытался хоть что-то сказать, но меня опередила Мику.
— У Михалыча. Там еще борщ был…
— И сколько они успели?
— Вроде пузырь. Да я следила что-ли? Я вообще может борщ хавала, бля…
Ольга проморгалась, покрутила головой.
— Пузырь? Ванькиной самогонки? Оху… Ладно. Виктор, Сергей. Помогите этого… до его кровати доставить.
Меня опять куда-то потащили.
— Оль, тяжелый ведь…
Положили на что-то мягкое. Кровать что-ли? Я повернул голову. Ольга, вытащила из банки с водой, стоящей на столе, цветы.
— Это тебе попить. Вздумаешь наблевать, весь лагерь мыть будешь. Спи. — она вздохнула. — Скотина ты…
Я закрыл глаз…
... Очнулся от того, что кто-то бьет меня по голове. Отстаньте, я с похмелья. Сука... Сев на кровать, я дотянудся до банки с водой, попил. Где я вообще? В пионерском лагере. Кое-как я выбрался на крыльцо и... Ну вот этого мне только не хватало для полного счастья. На гвоздике в косяке висели черный берет и ключ на веревочке. Уля... Найду и... Ладно, разберемся, что потом. Сейчас придется в медпункт идти. Провожаемый взглядами пионеров, я добрался до домика с красным крестом. Вошел. Сидящая за столом Виола только покачала головой. Рядом на стуле хихикующая Лена. Лешачка, кончай стебаться...
– Виола... – просипел я. Она склонила голову, вздохнула.
– Боец... Спирт я тебе не дам, даже не проси. Анальгин дам. Лена, выдавай этому... больному две таблетки. И воды налей, пусть запьет.
Лена, изобразив на лице скорбь, вытащила из шкафа коробку, достала из нее упаковку.
– Держи. – протянула мне две таблетки. – Сейчас воды налью.
Полечившись, я постоял, чувствуя как шум в голове понемногу успокаивается. Повернулся.
– Боец, запомни на будущее. Ванькиного самогона полбутылки никто не осиливал. Ты смог. Силен. Все, свободен... Только по лагерю не шляйся.
Выйдя из медпункта я остановился, пытаясь вспомнить. Вспомнил. Дойдя до умывальников, открыл кран и сунул голову под холодную воду...
Встряхнувшись, я сделал вид, что причесался и пошел. Куда-то и зачем-то. Вышел я к музыкальному клубу. Сел на крыльцо и... задумался.
«Скачет раненый Буденный
На заплаканном слоне,
А сзади - танки первой конной
С образами на броне,
Может, Бог им даст, похмеляться
Кружечки по две,
Только след хреновый стелется
По ширяй-траве.
Нет зерна, нет даже крошек,
Вместо пива - мутный чай,
Стаи злобных мандовошек
Истребили урожай.
В тесном кабаке за печкою
Третий день обед,
Все равно там делать нечего,
Ни копейки нет.
Только б утро пережить,
Только б день перехворать,
Только б к вечеру не пить,
Чтобы, ночью не орать.»
– Сидишь? – знакомый голос. – Совсем охреневший?
– Самурайка... Вот хоть ты...
Мику мило улыбнулась.
– Не буду. Отдыхай, типа. Голова болит?
– Честно? Хорошо хоть у Виолы анальгин нашелся.
Спой-ка песню, друг сердечный,
Славный курский соловей
Мне б похмелье покромешней,
Да горячки побелей.
Затряслось со страху зеркало,
Эка напугал,
Хоть к портному на примерку мне,
Хоть под самосвал.
Вижу горы и долины
Да скалистые поля,
Там крылатые скотины
Опыляют тополя.
Я живой, а мне не верится,
Как же это так,
Ведь вчера же кто-то целился
С виду не дурак.
Только б утро пережить,
Только б день переболеть,
Только б к вечеру не пить,
Чтобы ночью помереть...»
Посидели еще. Мику внезапно хлопнула себя по лбу.
– Забыла ведь совсем. У меня для тебя кое-что есть.
– Пиво?
Она легонько шлепнула меня по затылку.
– Дурак. Не угадал. – достала что-то из нагрудного кармана. – Колокольчики. Японские. Говорят, по поверьям, они злых духов отгоняют. Сейчас...
Ага, с похмелья самое то. Она наклонила мою голову и ловко вплела подарок в волосы. Поцокала языком, мол красиво, и неожиданно, вздохнув, положила голову мне на плечо. Ласково спросила.
– Знаешь, что ты ебанутый? На всю голову, между прочим.
Отстранилась.
– Как бы Алиска не увидела, а то еще заревнует. Не хватало еще...
– Не заревную. – послышалось рядом. – Здорово. И ты... Алкаш, блядь. Мать, вот скажи мне, честно, как я могла в такого... влюбится?
Мику задумчиво посмотрела на нее.
– Лиска... Новый Год.
– Ладно кончай, может я не в настроении просто. Кстати, вы малую не видели?
– Кого?
– Да эту мелкую рыжую. Увидете, скажите чтобы на глаза мне не попадалась. Увижу, пришибу. Потом плакать буду. А ты... – Алиса покачала головой. – Вали в столовую, давай. Ольга просила передать. Все, меня нет.
Напомнила ведь. Я хотел было встать, Мику удержала меня.
– Посиди. У меня она, в клубе под матрасами ревет.
– Я зайду и...
– Куда, блядь. Лучше не суйся, только хуже сделаешь. – забрала берет и ключ. – Я ей сама потом отдам.
– Что с ними вообще случилось, не въезжаю.
Тяжелый вздох.
– Бабские дела, бля. Ебанная акселерация. Слушай, иди в столовую, нахер...
Если вежливо просят надо идти. Я пошел.
... В пустой столовой меня ждали.
– Наконец-то явился. Садись за стол да хоть поешь.
Ольга обернулась к раздаче.
– Люська! Ты там обещала...
– Сейчас принесу.
Выйдя с кухни повариха поставила передо мной стакан с мутной жидкостью в которой плавали веточка укропа и лист смородины. Повздыхав, ушла обратно.
– Что это? – типа я не понял.
Ольга, сидящая рядом, нахмурилась.
– Рассол. А ты думал, что тебе водки нальют? Давай, приходи в себя. Думаешь мне больше делать нечего, только с тобой возится?
Я отпил рассол, чего-то пожевал.
– Что случилось?
– Из лестничества сообщили. То ли циклон, то ли... Связь такая что... Короче надвигается грозовой фронт, усиление ветра, ливень... Хорошо хоть без снега.
– А Алиса с Ульянкой?
– Вот... И это тоже. Из-за тебя кстати.
– Да я вообще тут не при делах!
Ольга примиряюще погладила меня по руке.
– Да знаю я. Извини. Это наше женское уже.
Она отстранилась.
– Короче, Седой. Допивай... лекарство, доедай и спать. Ты мне завтра нужен будешь. Здоровый и соображающий. Понятно?
– Понял. – я допил остатки и встал. – Я тогда пошел.
Ольга махнула рукой.
– Давай, спокойной ночи.
Придя в домик, я посидел еще немного на кровати, приходя в себя. Разделся, лег. Что за жизнь... Спим.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ВОСКРЕШЕНИЕ.
ДЕНЬ ШЕСТОЙ.
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
СТАРЫЙ ЛАГЕРЬ.
Меня разбудил шум дождя. Встав, я поежился, закрыл окно. Реально ведь погода... Вздохнув, достал из-под кровати берцы. Не в кроссовочках же по грязи бегать. А побегать похоже придется. Я втянул воздух. Что-то не то, словно реальность изменилась. Нечто... К шуму дождя добавилось шипение ветра. Ладно, я повязал шемаг, одел куртку. Разберемся по ходу дела. Заглянем в столовую.
Лагерь был пуст. И не дождь был причиной этого. В воздухе чувствовался страх. Я почти физически ощущал его. Проходя мимо домика с пиратским флагом, я притормозил. Внутри кто-то плачет?
– Лиска, Уля. – позвал я. Ответа не было. Столовая была полупуста. Ко мне подбежала Ольга. Ее трясло.
– Азад... Что происходит? СТРАШНО ЖЕ.
Я встряхнул ее.
– Где все?
– По домам сидят, боятся
