как она нервна, тревожится за неё, но объясняет всё невинным отсутствием развлечений и общения. В какой бы ужас он пришёл, если бы догадался о моих подозрениях!
Итак, я имел одну жертву и двух мужчин, каждый из которых мог быть мучителем. Фриц был ужасен, вызывал страх и отвращение, Марта его боялась, это было ясно, весь вид её говорил об этом, когда она расслаблялась, думая, что её никто не видит. Однако барона она боялась гораздо больше. Не означало ли это, что слуга был всего лишь послушным орудием в руках своего господина? Хотелось бы мне знать истинную историю его появления в замке или услышать подтверждение того, что барон рассказывал об этом своему племяннику. Как Фриц стал таким? Не может быть, что он родился страшным уродом. Какая женщина выдержит такое зрелище? А если на это способно материнское сердце, то люди посчитали бы ребёнка порождением дьявола и избавились бы от него. В этом отношении мы, действительно, не так уж далеко отошли от Средневековья.
Я подумал о таинственных опытах, которые ставил барон, но не допустил возможности, что уродство слуги каким-то образом связано с ними. Если бы несчастье Фрица произошло по вине барона, то вряд ли он был бы ему так предан. А может, барон какими-то колдовскими силами вернул погибшему человеку жизнь, но не сумел восстановить полуразрушенную плоть?
Я понял, что зашёл слишком далеко, представив Фрица ожившим мертвецом, поэтому вернулся назад и остановился на выводе, что он не так опасен, как его хозяин, но без рассуждений готов исполнить каждое его желание.
Итак, только барон оставался в ответе за страх Марты и таинственные явления, свидетелем которых я был. Если бы не первое, то последние могли бы лишь подогреть мой интерес ко всему мистическому, но беззащитную девушку надо было немедленно спасать.
А может, в замке жил кто-то ещё? Но если моё предположение было верно, барон всё равно оставался чёрной тенью, державшей Марту в порабощении, ведь она его боялась, а не искала у него защиты. Но кто же этот человек? Что я знал о хозяине замка? К какому выводу мог придти, попытавшись собрать воедино всё странное, что заметил в его поведении и манерах?
Бросалось в глаза, как он рассеян и забывчив в бытовых мелочах. Но, к сожалению, это был единственный пункт, кроме явной близорукости, который не вызывал тревоги. Многие забывчивы и рассеянны, а у барона эти качества могли объясняться постоянными размышлениями о его коллекциях, их расстановке и прочих делах, которыми он занимался за закрытыми дверями. В целом его память была крепкой, о чём я мог судить по лекции, которую он прочитал во время показа своего музея. И его скупость тоже явление далеко не уникальное.
Следующие подмеченные мной особенности барона заставляли задуматься.
Барон выходит на прогулку редко и только поздно вечером.
В первый же мой день здесь он удивил меня, так странно посмотрев на почти полностью завешенное окно, словно ему мешал и такой тусклый свет. А в столовой он открыто спросил, почему шторы не задёрнуты ещё больше. И в музее у него темнота, но он предпочитает зажигать свечи, а не впускать дневной свет.
Он никогда не подходит близко к собеседнику, а держится на расстоянии.
Улыбается особенным образом, растягивая губы, но не показывая зубов, даже говорит, почти не раскрывая рта.
Ничего не ест за общим столом.
И наконец, почему Марта носит платья с воротом, полностью скрывающим шею?
Последний пункт кажется мне объясняющим остальных. Я уже отметил её пристрастие к таким платьям, но не придавал этому значения, однако сегодня утром девушка чувствовала сильную слабость и сказала, что ночные кошмары словно вытянули из неё все силы, а потом при неудачном движении дотронулась рукой до шеи. И тогда у меня сразу возник образ вампира, сосущего кровь из своей жертвы, а теперь, сопоставив имеющиеся сведения, я готов поклясться, что барон вампир. Он не ест обычную пищу, боится дневного света, не показывает зубов, не приближается к собеседнику. Всё это – характерные признаки, указывающие на вампира. Оставался вопрос с зеркалами. Как известно, вампиры не отражаются в зеркалах, и это способно их выдать. Я не обращал внимания на присутствие или отсутствие зеркал в замке, поэтому не мог поручиться, что их вовсе не было, но я не помнил, чтобы видел хоть одно, если не считать того, которое было в моей комнате. Но найду ли я зеркало или нет, а всё-таки барон - вампир, и Марта, по-видимому, не единственная его жертва, иначе она давно бы умерла. Скорее, он пользуется её кровью для поддержания сил, когда не может найти людей, чья внезапная смерть не вызвала бы толков.
Однако девушка нужна ему не только как постоянно пополняемый запас крови на чёрный день, иначе она не сказала бы, что может понадобиться «дядюшке», когда он производил какие-то опыты. Для чего она могла понадобиться? И главное, было заметно, что она испытывает страх.
Почему девушка так сильно боится камеры пыток в музее барона, щипцов, игл и особенно одного из кресел? Ведь ей даже видится на нём кровь.
Почему у неё на руках синяки и повязка?
От ужаса у меня волосы зашевелились на голове, когда я подумал, что Марту могут подвергать пыткам или ставить над ней какие-то изуверские опыты, однако продолжу не дающие мне покоя вопросы.
Как оказался обрывок тесьмы с платья Марты в заброшенной части замка?
И ещё надо упомянуть, что в мой первый день в замке, когда был поздний обед и Фриц на короткое время появился в дверях, барон приказал ему принести в кабинет то, о чём они говорили. Что это могло быть?
И что хозяин и слуга делают, уединяясь ночью в комнатах барона?
Вопросов без ответа было слишком много. И ещё я не мог понять или хотя бы предположить, что означает ночное царапание в мою дверь, переворошенная постель и следы в саркофаге, к утру замытые. Но я должен узнать правду и прекратить издевательства над девушкой, запуганной, не смеющей даже в мелочах ослушаться барона.
- Джон, ты проснулся? – окликнул меня Генрих. – Вставай и одевайся. Скоро будем обедать, а потом прогуляемся.
- Встаю, - отозвался я.
Как же я сожалел, что мой друг так слеп! Он слишком признателен дяде за помощь и поддержку, поэтому не замечает очевидного. Но как открыть ему глаза? Это можно было бы сделать, лишь ткнув его носом в очевидное деяние барона, в свершившийся факт. Но имею ли я право допустить такое деяние, если у меня будет возможность это предотвратить?
В коридоре заговорили по-немецки, и я невольно прислушался.
- Как ты себя чувствуешь? – спросил Генрих.
- Спасибо, лучше, - прозвучал голос Марты.
- Но ты какая-то грустная, – сказал брат.
Девушка ответила не сразу, а потом заговорила тихо, с паузами, словно затрудняясь говорить.
- Сама не знаю, что со мной. Я поспала, а под конец мне очень ясно привиделся твой отец. Ведь он так давно умер, а я его вижу как сейчас. Каким он был добрым, заботливым! Он был отцом не только для тебя, но и для меня. Он часто приходил сюда, и каждый его визит был для меня утешением. После его смерти я кажусь себе такой беззащитной! Почему он умер? Как могла произойти эта неожиданная смерть?
Я привожу речь девушки в том виде, как её понял, но она говорила что-то ещё. К сожалению, моё знание немецкого языка было слишком ограниченным. Однако и то, что я разобрал, заставляло задуматься.
- Мне тоже его очень не хватает, - согласился Генрих. – Но ты не чувствовала бы одиночества, если бы не внезапный уход твоей гувернантки. Какой-то странный уход.
- Бедная мадемуазель Полин, - со вздохом сказала Марта.
Я не был уверен, что правильно понял слова про уход гувернантки. Мне показалось, что он был назван странным. Но в каком смысле? Уволили её внезапно, или она сама вдруг захотела уйти? А что если она попросту исчезла?
Мне пришлось усмирить фантазию, готовую и гувернантку сделать жертвой вампира, там более что я мог неправильно перевести разговор о ней.
- Но я думаю сейчас не о ней, а о твоём отце, - напомнила Марта.
- С людьми часто случаются несчастья, - возразил Генрих. – Жаль, что и мой отец попал в число таких неудачников. Тебе здесь скучно и одиноко, поэтому в голову лезут всякие мысли. Лучше подумай, как удачно, что дядя оказался там и мог засвидетельствовать, что убийства не было, иначе на уволенного слугу сразу пало бы подозрение, и его казнили бы за преступление, которое он не совершал. А каково было бы нам жить с мыслью, что отец убит? Я потерял бы покой, наверное, на всю жизнь. Всё думал бы, что, наверное, можно было различить в слуге будущего убийцу, если быть внимательнее.
- Бедный мой Генрих! – прошептала Марта. – Какой же ты глупенький!
- Надеюсь, что нет, - обиженно возразил тот.
- Конечно, ты во многом умён, - согласилась девушка. – Извини, что сказала такое. Разумеется, никто не виноват в смерти твоего отца, и это должно служить тебе… нам обоим… большим утешением. А теперь буди своего друга, а то он, наверное, опять уснул. А мне надо посмотреть, всё ли в порядке в столовой. И знаешь, что я тебе скажу? Только ему не говори! Он очень милый молодой человек. Мне бы хотелось, чтобы он пожил с нами подольше.
Я был юн, впечатлителен и не отягощён нынешними заботами, поэтому при последних словах Марты готов был заплясать от счастья.
- Джон, ты встал? - нетерпеливо спросил Генрих.
Я заставил себя успокоиться и принять в меру равнодушный вид. Одновременно я подумал, что хоть повод для радости есть, но лишь один, а в остальном услышанный разговор внушает тревогу. Рассматривая и объясняя особенности барона, я совсем упустил из виду то странное обстоятельство, что он присутствовал при неожиданной смерти отца моего друга. Похоже, Марта подозревает то же, что и я, но не хочет лишать брата покоя, высказывая свои догадки. А может, это не просто догадки, а уверенность? Вдруг девушка, постоянно живущая здесь и связанная со своим «дядюшкой» не только узами благодарности, узнала что-то конкретное? Но ведь и её мать умерла в этом самом замке под надзором барона. Она всё слабела…
- Да ты входи, - пригласил я после минутной паузы.
Мой друг был весел и улыбался такой загадочной улыбкой, что я сразу понял, о чём он сейчас заговорит.
- Ты удивишься, Джон, но я очень собой доволен.
- Рад за тебя. Хотел бы сказать то же самое о себе, - ответил я.
- Я это сделаю за тебя. Ты тоже молодец. Хвалю. Мои поучения пошли тебе на пользу. Я встретил в коридоре Марту, и знаешь, в чём она призналась? Это касается тебя. Ни за что не угадаешь!
- Если бы она призналась, что хотела бы выставить меня вон, то ты не стал бы говорить об этом с таким победоносным видом. Наверное, её немного развлекает появление здесь гостя.
- Приятного гостя, - поправил меня Генрих. – Она так и сказала, что ты очень приятный молодой человек и ей бы хотелось, чтобы ты задержался здесь подольше. Ну как? Прав я был, придумав такой способ её расшевелить? Пока ещё тебе не о чем беспокоиться, потому что это всего лишь удовольствие от общения с симпатичным юношей. Я предупрежу, если она почувствует к тебе нечто большее.
Меня раздражала его самоуверенность. Откуда ему было знать, что она уже не чувствует ко мне нечто большее? Её смущение, взгляды украдкой, внезапные приступы робости ясно указывали на то, что она неравнодушна ко мне. Но, может, это и к лучшему, что Генрих не замечает
