Рукопись

Марта. – Побуду в своей комнате. Может быть, я понадоблюсь дядюшке.
Она отвернулась, словно стараясь скрыть от нас лицо.
- Зачем ты ему нужна, если он ставит какой-то сложный опыт? – не понял мой друг.
- Иногда он присылает за мной, - совсем тихо проговорила девушка. – Но вы идите и развлекитесь, а я поработаю. Мне нужно шить.
Она покинула нас, и Генрих пожал плечами.
- Ничего не понимаю! – заявил он. – То ему помешаю я, всего лишь задав вопрос, почему Марте нельзя погулять днём, то он, оказывается, специально присылает за Мартой. Чем она может ему помочь? Нет, я всё-таки добьюсь своего: она будет гулять при солнце, встречаться с молодыми людьми… Кстати, мы пойдём гулять? Или ты предпочитаешь проторчать весь день дома?
- Как хочешь ты.
- Тогда пойдём… через весь замок. Мне не дают покоя звуки, которые мы слышали ночью… А может, мы ничего не слышали? Я уже ни в чём не уверен.
Я был твёрдо убеждён, что мы что-то слышали, но из-за подробного осмотра музея, а потом переживаний за бедную девушку ночное приключение казалось далёким. А ведь, действительно, надо ещё раз осмотреть заброшенную часть замка. Может, нам повезёт, и мы найдём место, где нечто непонятное так нас напугало.
- Пойдём, - согласился я. – Мы что-то слышали, это точно, потому что слышали оба. Один из нас мог бы ошибиться, но не вместе же.
- Тогда в путь. При дневном свете я храбрый. А когда нам надоедят поиски, мы выйдем через маленькую дверцу в той стороне и полюбуемся на руины снаружи, хотя внешне замок не кажется руинами. Но он в них превратится, если дядя не раскошелится на ремонт.
Мы прошли знакомым путём в необитаемую часть и принялись гадать, где брели ночью. Утром мы ничего не могли найти, но теперь Генрих был спокойнее, поэтому первый обратил внимание на то место у стены, где мы спотыкались.
- Я не уверен, но похоже на то, что здесь недавно шли, - сказал он. – Днём сюда никто в здравом уме не завернёт, потому что здесь слишком грязно и полно обломков, а вот ночью мы почти ничего не видели. А кто, кроме нас, может здесь гулять ночами? Конечно, это мы чуть не врезались в стену. А значит… отсюда… Послушай, Джон, что мне пришло в голову. Мы думали, что вернулись в середину зала, но ведь могли и ошибиться. Утром мы осмотрели там и вон там. А что если мы сперва свернули сюда, а уж потом стали отходить, как нам казалось, от стены?
- Это возможно, - согласился я.
- Тогда сделаем так: мы запомним это место, или я запомню, потому что ты вряд ли сумеешь здесь ориентироваться, и вернёмся сюда после того, как пройдём по утреннему маршруту. Мы ведь могли там сгоряча что-нибудь пропустить.
Так мы и сделали, но, ничего не найдя, вернулись к проходу.
- Если мы повернули отсюда… - бормотал Генрих. – Но могли повернуть и оттуда, тогда…
Надо было хорошо знать планировку замка, чтобы не заблудиться. Я целиком доверился своему другу, не представляя даже приблизительно, где мы находимся.
- Сначала пройдём сюда, - вёл меня Генрих. – Мы не так далеко прошли, когда что-то пробежало мимо. Крыса, конечно. Вряд ли это была кошка, хотя всё возможно. Вообще-то крыса мелковата… Наверное, это было здесь. На всякий случай осмотрим…
Мы тщетно всматривались в пол. Не будучи следопытами, мы не смогли ничего обнаружить.
- Возвращаемся и пройдём вон там, - командовал мой друг.
Я думал, что нас вновь ожидает неудача, как вдруг заметил какой-то маленький светлый клочок.
- Что это? – спросил я.
Генрих в недоумении пожал плечами.
- Обрывок какой-то ткани. Наверное, от обивки кресла или кушетки. Брось его. Здесь полно всякого мусора.
Но он лишь видел этот кусочек ткани, а я держал его в руках и понимал, что это не обрывок мебельной ткани, а что-то гораздо более тонкое. И цвет знакомый. Да-да, тесьма на платье Марты была именно такого оттенка. Я сейчас же сообразил то, что любая женщина заметила бы с самого утра: сегодня девушка была в другом платье. Оно тоже отличалось строгостью, воротник так же скрывал шею, но фасон и цвет были другими.
- Это обрывок тесьмы с платья Марты, - уверенно объявил я.
Генрих недоверчиво улыбнулся.
- Что ж ты думаешь: моя сестра надела бы платье, на котором оборвана тесьма? Да ещё вышла бы в нём к гостю?
Я такого не думал, но невольно сопоставлял вздох или стон, который мы слышали ночью, с появлением здесь этого обрывка.
- Но это не обивочная ткань, - возразил я, но не стал говорить, что девушка сегодня в другом платье, потому что не мог разобраться в собственных мыслях.
- Давай его мне, - снисходительно сказал мой друг. – Когда вернёмся с прогулки, покажем его Марте. Если она переполошится и примется осматривать своё платье, значит, это обрывок тесьмы. Может, вчера она заходила сюда за чем-нибудь, не знаю уж за чем, или, вместо того чтобы погулять на улице, погуляла здесь. Давай закончим осмотр и будем отсюда выбираться. Я люблю этот замок, но от его состояния у меня портится настроение. По-моему, мы не сумеем найти то место, где нам послышались звуки.
Больше мы ничего не обнаружили, и Генрих повёл меня в дальний конец. Спустившись по крутой лесенке в мрачное полуподвальное помещение, мы через маленькую дверцу выбрались на воздух.
- Да, ночью нас напугала кошка, - заявил мой друг. – Она как раз способна пролезть через то отверстие в фундаменте или ему подобные. Как хорошо постоять под солнцем! В доме такой мрак, что начинаешь чувствовать себя кротом. А ты заметил, какие сложные здесь проходы? И учти, что с той стороны замка лестница гораздо длиннее, чем с этой. Ты думаешь, мы спускались в подвал? Нет, это первый этаж. Замок стоит частично на небольшом холме, поэтому такая разница в высотах.
Мы неплохо погуляли, но мне не давал покоя клочок тесьмы. Как он оказался в том месте? И как могла оторваться тесьма? Я помнил, что тесьма была на груди и рукавах, но никак не на подоле, а лишь краем юбки можно было за что-то зацепиться.
Когда мы вернулись, Марта была в столовой. Мы её не видели, но слышали, как она вполголоса напевает печальную песню о неразделённой любви. Какой же у неё был милый голосок!
- Sie liebt ihn aber er liebt sie nicht, - сказал Генрих, выразив в этом несложном предложении суть песни. – Сумеешь перевести?
- Она его любит, а он её не любит.
- Правильно. Однако так поют девушки, а юноши считают, что постоянно er liebt sie aber sie liebt ihn nicht. То есть, совсем наоборот, поэтому страдают именно они. Но мне по душе песня Марты. Если уж она запела о любви, значит, думает о ней. Это хороший знак. Давай приведём себя в порядок и присоединимся к ней. Я не буду к тебе заходить, а сразу пройду в столовую, и ты, когда будешь готов, тоже туда иди. Может, Марта решит, что ей уже можно выходить из дома?
Я старательнее, чем обычно, осмотрел себя в зеркале. Перед любимой девушкой я хотел предстать в безупречном виде. Из-за этого я провозился дольше, чем было необходимо, и вышел из комнаты в полной уверенности, что Генрих меня опередил. Немного волнуясь перед встречей с Мартой, я хотел войти в столовую, но остановился в дверях, не зная, удалиться ли мне или всё-таки войти, так как Марта была одна и, не подозревая о нашем возвращении, прибирала в комнате, засучив рукава своего строгого платья. Она продолжала напевать, но уже другую песню и тоже, насколько я мог понять, о несчастной любви. Сцена была бы по-домашнему приятной, если бы не руки девушки. Я ясно увидел над запястьями синяки, а выше, на локтевом сгибе, угадывалась повязка, край которой высовывался из-под закатанного рукава. Я в ужасе отступил назад. Меня колотила нервная дрожь, и я поспешил к себе в комнату, чтобы никто не заметил моего состояния. Мысли метались, не давая сосредоточиться. Стало очевидным, что Марта нуждается в помощи, что ей очень плохо в этом замке под покровительством дядюшки, которого она боится, что её надо спасать. Но как это сделать, если сама она не жалуется и пытается скрыть или оправдать любую странность, которую можно было заметить? Да ещё Генрих был слеп, как летучая мышь или крот, о котором он недавно упомянул. Ведь он не поверит ничему, что бы я ему ни говорил. Если уж он не встревожился, когда я сказал об обрывке тесьмы, то синяки и повязку на руках девушки он сочтёт плодом разыгравшегося воображения. Пока я не добуду прямых доказательств, мне придётся действовать в одиночку. Но как действовать, я не знал и в своём смятенном состоянии не мог придумать.
Чуть успокоившись, я решил ничего не говорить моему другу. Пусть он пока остаётся в неведении, а я буду наблюдать. Да что там наблюдать?! Я буду следить и выслеживать, слушать и подслушивать, пренебрегая всеми правилами приличия.
Я решительно направился к двери в комнату Генриха.
- Это ты, Джон? – спросил мой друг, вероятно, услышав мои шаги. – Извини, я задерживаюсь… Да ты заходи.
Я вошёл. Он сидел на кровати в нижнем белье и пришивал пуговицу.
- Оторвалась, проклятая, в самый неудачный момент, - объяснил он. – А может, напротив, в удачный. Хуже было бы, если бы она отлетела на прогулке или в столовой. А она на таком предмете туалета, что стыдно нести его к Марте и просить помочь. Но я справился сам. Не могу сказать, что идеально, но сойдёт. Можно было бы попросить Фрица, но я не решаюсь его лишний раз видеть. В этом деле самое сложное – вдеть нитку в иголку. Хорошо, что я решил стать юристом, а не врачом, иначе мне пришлось бы срочно менять планы на выбор профессии. У меня руки неловкие, не подходят для занятия медициной, и сейчас я в этом ещё раз убедился. Ну как?.. Да кто будет присматриваться?!
Он оделся, и мы вышли в коридор.
- Так пора нам вести Марту погулять или ещё рано? – спросил он. – Солнце уже заходит. А хорошо мы с тобой погрелись на улице, верно. Джон?
Мы вошли в столовую, и я поразился, увидев девушку, как ни в чём не бывало сидящую в кресле с рукоделием, словно не она только что сновала по комнате, занятая уборкой. И рукава платья были опущены, скрывая то, что не предназначалось чужому взору.
- Вы уже вернулись? – приветливо спросила она. – Как погуляли? Понравились вам наши места, Джон? А я всё это время просидела за шитьём.
- И ты, конечно, не была нужна для дядиных опытов? – пошутил Генрих.
Марта пригнулась, словно рассматривая стежок.
- Нет, - после паузы ответила она.
- А где Фриц?
- Должно быть, готовит ужин. Но не проси принести чай. На сегодня достаточно. Может быть, завтра.
- Надеюсь, нам уже можно сопроводить тебя на прогулку? – не спросил, а ядовито осведомился её брат.
Девушка отложила шитьё, встала и через неплотно задёрнутые шторы посмотрела на улицу.
- Подождём ещё четверть часа, - решила она. – Дядюшка сказал, что мне можно выйти только после захода солнца.
Генрих в изнеможении закатил глаза.
- Кстати! – опомнился он. – Мы с Джоном прогуливались не только за пределами замка, но и внутри. И знаешь, что мы нашли? Гляди внимательнее и поскорее признавайся: твоё или не твоё?
Марта взглянула на светлый клочок материи и вздрогнула.
- Нет, это не моё, - быстро сказала она. – Ты видишь сам, что моё платье другого цвета, а отделка отличается и по тону, и по фактуре. Где ты это нашёл?
- Среди обломков мебели в заброшенном зале. Я так и знал, что это клочок от обивки, а Джон вбил себе в голову, что это тесьма с твоего платья.
- Нет, это не может быть тесьмой, - твердила девушка. – Я давно туда не ходила, а с тех пор, конечно, заметила бы, что порвала тесьму.