Зима-весна-лето. Московские сказки.

Никогда! – тут же возразила жена.


Приключения Розалины, Луиджи, Марчелло, Моникии кота Черныша.
Итальянские сказки.

Москва, 30  июня – 10 августа 2018 г.

Сезон майских дождей сменился душным потливым зноем, от которого трудно было спрятаться даже под тенью вековых  лип на лавке в старом парке. Ветер дул как бы нехотя, мы сидели с женой под липой и наблюдали за тем, как дети вяло играют на площадке. Беготня быстро сменилась медленным шагом, кто-то начинал засыпать на месте, ребенка тут же подхватывали родители, уводя с площадки домой.
– Фу, как жарко! – недовольно проворчала Аня, сев к нам на лавку. Она лениво потянулась к воде, требовательно посмотрев на маму.
– Только много не пей, – строго сказала мама, достав из сумки еще прохладную бутылку с водой.
Аня схватила полуторалитровую бутылку двумя руками и с жадностью стала пить.
– Есть не хочешь? – спросил я.
– Нет, не хочу, – замотала головой дочь. – Можно еще мороженого?
– Ты уже ела его сегодня, – ответила мама.
– Ну и что? А что мешает мне съесть еще одно? – удивилась дочь.
– Я помешаю, – сказала мама. – И нечего на меня так смотреть, идем домой.
– Но я  хочу еще поиграть! – заупрямилась Аня, с надеждой посмотрев на меня.
Солнце стояло в зените, и с детской площадки родители увели всех детей домой, на летнюю московскую сиесту. Я подумал о том, за что нам такой подарок в виде жары, не в южной же стране живем, дочь, увидев мое задумчивое лицо, вздохнула и сказала.
– Ну, нельзя, так нельзя. Тем более что все разбежались – вы же со мной играть не будете?
– Анечка, сейчас очень жарко играть. Пойдем домой, – сказала мама, собирая прогулочную сумку, которую она потом передала мне.
– А что мы будем делать дома? Там тоже жарко, – заупрямилась Аня. – Вот у Светы дома есть милиционер!
– Кондиционер, – поправил я.
– Кандиционер? – повторила дочь.
– Кондиционер, – по слогам повторил я. – От слова кондиция.
– Это еще что за слово? – удивилась дочь.
– Это латинское слово, означает определенное состояние чего-либо.
– Не понимаю! – воскликнула Аня.
– Давай вернемся к кондиционеру. Что он делает? – спросил я.
– Из него холодный ветер дует! – радостно воскликнула Аня. – Только мне возле него холодно.
– От него простудиться легко, – заметила мама. – Света все время болеет.
– А еще у меня от него козявки засыхают, – шепотом сказала Аня.
– Это потому, что кондиционер был создан для снижения влажности воздуха. Ты же видела, что рядом с ним стоит банка с водой? – спросил я.
– Да, туда со шланга постоянно вода капает. Мама Светы потом ею цветы поливает.
– Вот, а кондиционер забирает влагу из воздуха и сливает ее в эту банку.
– А зачем? – удивилась Аня.
– Ну как зачем, для того, чтобы снизить влажность в комнате. Есть жаркие страны, где очень высокая влажность и трудно дышать,  а заодно и воздух холоднее становится, – пояснил я.
– А почему он становится холоднее? – спросила Аня.
– А потому, что кондиционер прогонят через себя воздух в комнате, а внутри него есть холодильник. Помнишь, когда мы открываем морозилку, то ты чувствуешь зимний ветерок?
– Да, там холодно. Вот бы туда сейчас забраться! – обрадовалась Аня.
– Домой пошли, в холодильник она собралась. Запру тебя там, будешь знать, – сказала мама, поднимая нас с лавки.
– Пап, а латинское – это как те веселые люди из Америки, да? – спросила Аня.
– Какие еще люди? – нахмурилась мама.
– Это мы ходили в центр гулять, когда ты к подруге ездила, – пояснил я. – Нет, Аня, те были латиноамериканцы, но корень ты угадала верно. А латинское от слова латынь, это старый язык, его сейчас используют в медицине.
– А зачем? Разве нельзя сказать по-другому? – спросила Аня.
– Можно, но все привыкли некоторые вещи называть именно так, – пояснил я. – В Италии говорят на похожем языке.
– А Италия далеко? Может, сходим туда? – предложила дочь.
– Боюсь, что пешком не дойдем, – ответил я. – несколько тысяч километров от нас.
– Это далеко, да? – спросила дочь.
– Очень далеко. От нас до парка один километр, вот и считай.
– Не-ет, я туда не пойду. Мам, а что у нас на обед?
– Что приготовлю, то и будет, – огрызнулась мама, строя из себя строгую родительницу.
– О, мое любимое блюдо, – обрадовался я.
Дома жена всем нашла занятия, меня определили очищать сваренную в мундире картошку и резать лук, а дочери доверили нарезать на мелкие кубики огурцы. Аня  сначала ворчала, но, видя, как мы с женой быстро готовим все для окрошки, включилась в соревнование, желая закончить первой. Но первым закончил я, заполнив большую часть кастрюли.
– Раз уж ты такой быстрый, держи редиску, – скомандовала жена, ставя передо мной чашку со свежим редисом, она все это время копалась с яйцами, педантично нарезая их мелкими кубиками, я бы не стал столько времени на это тратить, порубил бы, как получится, поэтому мне это дело никогда не доверяли.
– Мам, а мы будем готовить пиццу? – спросила Аня, высыпая огурцы в кастрюлю.
– Нет, слишком жарко. В такую погоду надо есть другие блюда, – ответила жена, заканчивая свою часть работы.
– А мама Светы готовит окрошку на квасе, – сказала дочь, рассматривая пакет с кефиром.
– Убери его пока в холодильник, – ответила ей мама. – Мама Светы может готовить, как ей хочется.
– На квасе готовят ботвинью, – стал объяснять я. – Окрошка – это кавказский холодный суп, и про кефир мы узнали от них.
– Ботвинья? – удивилась Аня. – А что это такое?
– Да как сказать, молодые побеги овощей, залитые квасом, тоже такой летний суп. Собственно вариаций много, в каждой семье  есть свой рецепт, – я стал перемешивать окрошку. Аня стояла рядом, пальцем указывая, где еще не размешалось.
– А мама Светы делает с вареной колбасой, а мы с курицей, это наш рецепт, да?
– Да, так мы делаем, – подтвердил я.
– И никто больше так не делает? – обрадовалась Аня.
– Делают, и очень многие. Но у нас самая вкусная, спроси у мамы, – подмигнул я дочери.
Аня подошла к маме и вопросительно взглянула на нее.
– У нас дома все самое вкусное, – безапелляционно ответила мама.
– Вкуснее, чем у бабушки? – засомневалась Аня.
– Смотря у какой, – жена бросила на меня ехидный взгляд, но я промолчал, не желая опять спорить, кто лучше.
– А когда мы будем делать пиццу? – не унималась Аня.
– Не сегодня, как-нибудь потом, - ответил я. – Ты же знаешь, где придумали пиццу?
– Нет, не знаю!
–  В Италии, помнишь, она еще далеко отсюда и там очень жарко, – сказал я.
– Там прекрасно, – сказала жена.
– Пап, а как ее придумали?
– Хм, могу рассказать, но это будет долгая история, не все сразу, хорошо?
– Ты мне расскажешь сказку? – обрадовалась дочь.
– Расскажу, если ты, конечно, еще не слишком взрослая для этого.
– Не-ет! Мне в школу на следующий год!
– Верно, а ты хочешь в школу?
– Не хочу!
– Ты не хочешь учиться? – удивился я, но лицо выдало меня, дочь это увидела и ущипнула меня за руку.
– Никто этого не хочет! – уверенно ответила она.
– Почему же, я хотела, – сказала мама, скидывая в кастрюлю нарезанную зелень.
– Я уже умею читать и считать!
– Этого мало, – сказал я, усаживая дочь на стул. – Давай, пока есть время, я начну рассказ.
– Про принцессу?
– Опять про принцессу? – удивился я. – И не надоели они тебе?
– Нет, не надоели, – Аня заулыбалась. – Ты обещал рассказать про страшную принцессу.
– И вредную, – добавила жена.
– Это можно, будет вам и принцесса, и вредина, и много кто еще. Слушай историю про Луиджи-пройдоху и его сестру Розалину.
– А почему это он пройдоха? – спросила дочь.
– Не по своей воле, не торопись, все узнаешь, слушай внимательно.

«Жил да был мальчик Луиджи, так назвали его родители в честь деда, желая сохранить о нем память. Сраннего детства роста он был небольшого, но в силе и ловкости не уступал более рослым ребятам, а как быть, жизнь заставила многому научиться. Была у него и сестренка Розалина, еще маленькая, не больше шести лет, головка вся в маленьких белых кудряшках, как козочка, так ее все и звали – белая козочка. А вот родителей у них не было. Рано они умерли, не выдержав тяжелой работы на фабрике у жадного купца. Вот и жили Луиджи и Розалина в стареньком доме на краю города, что достался им от родителей, да со старым котом в придачу. Кот был большой, черный с длинными усами, никого не слушался, только Розалине позволял себя гладить, а Луиджи уважал, по-свойски деля с ним дом. А звали кота по-простому – Черныш.
С семи лет Луиджи пошел на работу, но на фабрику его не взяли, еще мал совсем, толку никакого, поэтому служил он у портного в подмастерьях. С утра до самого вечера сидел он, сгорбившись, у маленького окна в подвале и шил для портного штаны, пришивал пуговицы к кафтанам, карманы к курткам, расшивал узорами шляпы, выполнял почти всю работу, получая жалкое жалование за свой труд, которого едва хватало на еду для него и сестры. Кот умел сам добывать для себя пищу, часто помогая соседям избавляться от полчищ мышей и крыс, осенью заполонявших набитые зерном амбары, заставленные соленьями и вяленым мясом погреба.
А Розалина рано утром убегала к соседям пасти гусей, за что получала крынку козьего молока и простую лепешку. Молоко она делила с котом, а лепешку оставляла брату, чтобы он поел вечером. К полудню она бегала на главную улицу, смотреть, как богатые дамы начинают выходить на свой утренний променад».

– Утренний лимонад? – переспросила дочь.
– Променад, – гнусаво повторил я. – Это не лимонад.
– А что это тогда?
– Помнишь, мы ходили на выставку собак? – спросила мама.
– Да, там их так смешно причесывали, – заулыбалась дочь. – Как девочек, бантики вешали.
– Вот, а потом их по кругу водили, чтобы красоту это показать, помнишь?
– Ага, ты тогда еще показывала, какая собака на кого похожа, но я не помню уже.
– Ничего страшного, сама потом поймешь. Так вот променад – это когда дамы расфуфыриваются, накрасятся, надушатся и выходят на улицу себя показать, – объяснила мама.
– А они что, собаки? – удивилась дочь.
– Многие да, – ответила жена, – злые и псиной от них несет.
– Ну не от всех же, – решил заступиться я.
– А ты молчал бы лучше, – сказала жена, накладывая всем окрошку. – И вообще, пора есть.
– Но это же нам не помешает слушать сказку дальше? – спросил я, дочь кивнула, уже успев набить полный рот и громка зачавкав. – Не чавкай.
– Рассказывай, давай! – погрозила мне пальцем дочь.

«Приходит как-то портной в каморку к Луиджи и кладет на лавку рядом с ним кипу кафтанов.
– Вот, чтобы до вечера пришил все пуговицы, а не то не получишь жалования! Ты и так плохо работаешь, зачем я тебя здесь держу? Только моя забота о твоей сестре не позволяет мне тебя уволить, помни это! – портной потряс в воздухе большим кулаком. Все его лицо лоснилось от жира, он недавно хорошо пообедал в харчевне, а в толстом брюхе важно урчал желудок.
– Хорошо, я все сделаю, – вздохнул Луиджи, глядя на огромную кипу.
Портной поставил на окно банку с пуговицами и вышел.
Делать нечего, Луиджи отложил в сторону недоделанное платье для сестры, которое он делал из маленьких обрезков, которые оставались после раскройки ткани, ворохом лежавшие в пыльном мешке на заднем дворе. Платье выходило яркое, пестрое, ни у кого такого не было, рисунок был сложный, чувствовалась рука настоящего мастера, не то, что эти косые кафтаны, скроенные и плохо