СНЫ КОМАНДОРА

инструкции о начальстве над кораблями камергера.
При этом самому Крузенштерну каких-либо распоряжений, прямо указывающих его подчинение посланнику, сделано не было. И это не мудрено. Существовал морской Устав, принятый на русском военном флоте еще при Петре I, в котором было установлено абсолютное единоначалие капитана на корабле, который в плавании мог  карать и миловать, и уж точно решать все встающие на пути следования вопросы и задачи по своему усмотрению. Тем более, морской Устав являлся основным для всего флота, а значит главенствующим документом, если учитывать, что корабли шли под военным государственным флагом России, а руководитель экспедиции был военным морским офицером и находился на государственной службе.
Свита посланника императора Александра I в Японию, во главе с Николаем Резановым, оказалась чрезмерно и неоправданно многочисленной. Капитан Иван Федорович Крузенштерн сразу потребовал часть её оставить на берегу, мотивируя крайне стесненными условиями на кораблях.
Недоразумения начались во время размещения свиты посланника камергера Резанова на «Надежде». 
Макар Ратманов, занимавшийся этим хлопотным делом, отмечает:    «… прибыли к нам Двора Его Императорского Величества Действительный Камергер и кавалер Резанов, который назначен чрезвычайным послом и уполномоченным министром в Империю Тензин-Кубоскаго величества, в Японию и с довольным числом свиты, и весьма корабль стеснили; о чем известясь Его Императорское Величество через графа Строганова и мыслящий как отец о своих подданных, прислал немедленно коммерц-министра графа Румянцева и товарища министра морских сил Чичагова, которые, найдя излишества, донесли Государю и резолюция последовала – излишних отослать по своим командам…»

В конфликт вмешался граф Николай Петрович Румянцев, курирующий экспедицию как министр иностранных дел, и на корабле остались только некоторые из свиты, но команде все же пришлось изрядно потесниться. Так самому капитану «Надежды» и руководителю экспедиции Ивану Крузенштерну пришлось пригласить посланника Николая Резанова к себе в крошечную – шестиметровую – два на три метра каюту и терпеть крайне стесненные условия долгие месяцы плавания.
В свиту посланника вошли молодой гвардейский офицер граф Фёдор Толстой, надворный советник Ф. Фоссе, майор Е. К. Фридерици и другие сопровождающими камергера лица, функции которых в походе были совершенно не определены, а репутацию они имели явно не превосходную. Так Фёдор Толстой слыл в Петербурге отчаянным кутилой и дуэлянтом,  Фоссе по отзывам был склонен к пьянству, а Фридерици зарекомендовал себя в столице мотом и человеком с наклонностями афериста.
Складывалось впечатление, что назначая отдельных лиц в посольство, в столице хотели от них просто избавиться.
Камергер Николай Резанов был назначен в качестве посла в Японию для развития уже складывающихся торгово-экономических отношений с этой страной, то есть он не был первопроходцем. А дело было в том, что в 1782 году на алеутском острове потерпело крушение японское судно и его команда, подобранная русскими купцами, была привезена в Иркутск. В Иркутске японцам пришлось жить почти десять лет. Екатерина, прознав об этом приключении, приказала сибирскому генерал-губернатору отправить спасенных японцев на родину и воспользоваться этим предлогом для установления торговли с Японией. Избран для исполнения этого поручения был гвардии поручик Адам Лаксман. На транспорте «Екатерина» под командою штурмана Григория Ловцова Адам Лаксман отправился из Охотска в Японию и зимовал в гавани на восточной оконечности острова Хоккайдо. Во время переговоров Лаксман, благодаря дипломатическому искусству, демонстрируя свою бесконечную лояльность к японской стороне, добился успеха. В заключенном между представителем России и Японией договоре было означено:
«В переговоры о торговле японцы вступать нигде не могут, кроме одного назначенного для сего порта Нагасаки и потому теперь дают только Лаксману письменный вид, с которым один русский корабль может придти в помянутый порт, где будут находиться японские чиновники, долженствующие с русскими договариваться о сем предмете».
Это был значительный качественный успех, который следовало теперь развить посольству Резанова. С этой целью императору Японии везли подарки, письмо от Александра I и четырех японских моряков, подобранных в море после кораблекрушения.
Перед отправкой кораблей в плавание возникла достаточно двусмысленная ситуация. С одной стороны, в документе, который получил Николай Резанов за подписью императора, указывалось о назначении его руководителем двух кораблей, команды которых передаются ему в подчинение.
С другой стороны, сам Крузенштерн никаких указаний о таком распоряжении не получил, а следуя морскому Уставу и ранее сделанными распоряжениями именно капитан «Надежды» Иван Федорович Крузенштерн оставался фактическим руководителем плавания. Именно на этих условиях капитан Крузенштерн готовил экспедицию и готов был её выполнять.
Таким образом, вопрос взаимоотношений между камергером Резановым и капитаном Крузенштерном должен был решаться уже в процессе плавания на основе здравомыслия и доброй воли, прежде всего Резанова, который, по сути, был только пассажиром в этом многотрудном плавании-испытании, а Иван Крузенштерн реальным ответственным командором экспедиции.

22. КОПЕНГАГЕН.
            ЭКВАТОР. БРАЗИЛИЯ

23 июля корабли «Надежда» и «Нева» благословленные патриархом на плаванье, отправились в путь.
Сначала суда направились в Копенгаген.
В столице Дании на борт были приняты многочисленные и необходимые для работы Русско-Американской компании материалы и продукты: железо, якоря, парусина, пушки, медная посуда, мука, вино, табак, чай, сахар и многое другое.
К экспедиции в Копенгагене присоединился врач и натуралист, недавний выпускник Гёттенгенского университета Георг Генрих фон Ландсдорф, упросив Крузенштерна и Резанова взять его в плаванье, загоревшись необычайно желанием применить свои стремления и знания натуралиста.
Георг Ландсдорф, увлечённый идеей посетить далекие континенты, примчался в Копенгаген из Нижней Саксонии, как только прознал из прессы о кругосветном плавании российских моряков.  Прибыв в Копенгаген, он теперь следил за экспедицией из сообщений в прессе, стараясь не пропустить прибытия русских кораблей порт. В один из дней он отметил пришвартованные корабли под российским морским стягом и бросился искать капитана и руководителя экспедиции. Вскоре немецкий ученый уже сидел в кают-компании и сбивчиво рассказывал Крузенштерну и Резанову о своих планах и надеждах. Немец говорил быстро и сбивчиво, так, что даже Крузенштерн не всегда понимал смысл сказанного, отметив, что язык немецкий изрядно изменился за последнее время. Тем не менее, Ландсдорф сумел произвести впечатление и заслужил одобрение руководителей плавания, а решающим аргументом в пользу немца стало то, что Георг имел подготовку по врачебной практике и диплом уважаемого университета.
К отходу кораблей из гавани Копенгагена, Ландсдорф с сундуком, полным книгами и всяческим инвентарем, прибыл на «Надежду» и был определен в штат посольской миссии.
За время стоянки моряки осмотрели город.
В старейшей в Европе Копенгагенской обсерватории, основанной на двадцать лет раньше Парижской и Гринвичской, были проверены корабельные хронометры.
Здесь, уже в отдалении от родных берегов, проявились первые проблемы со свитою посланника Резанова. Как оказалось, Николай Резанов, уже изрядно избалованный жизнью на широкий счет и подбадриваемый своими друзьями, подобранными им для посольской миссии и, полагая, что надолго покидают места цивильного время препровождения, взялся отдохнуть на полный счет. Ему в этом стремлении помогали члены посольской свиты и прежде всего граф Фёдор Толстой.
Граф Фёдор Толстой, как выяснилось уже после отплытия, вовсе не планировался в посольство, а попал на корабль совершенно случайно по протекции.
Будучи отъявленным бретёром*, поручик Преображенского полка Фёдор Толстой вызвал на дуэль полковника своей же войсковой части. Поводом для дуэли послужил разнос за опоздание на полковой смотр, который устроил графу полковник.  Последовала резкая выходка в отношении командира, ругань и в результате случился вызов на дуэль. Граф не желал  учитывать совершенно то, что конфликт вызван был служебной ситуацией, а он в соответствии с Уставом службы был подчиненным.  Учитывая, что дуэли вообще были запрещены императором, тут же был отдан приказ об аресте поручика и заточении его в крепость. Поскольку у графа уже был ранее ряд скандальных дуэлей, ему грозило суровое наказание.
* Бретёр – хронический дуэлянт.

И тут-то близкие к поручику люди вспомнили о камергере Резанове и его нашумевшем в столице плавании на восток. Было срочно принято решение обратиться к нему и упросить забрать проштрафившегося гвардейца Фёдора Толстого от «греха подальше», что и было сделано – Николай Резанов по просьбе родственников графа и влиятельных лиц включил гвардейского поручика в свою посольскую свиту и спрятал скандалиста от праведного гнева.
Опрометчивость этого недальновидного поступка очень скоро стала очевидной. Граф не собирался вести себя пристойно и в плавании, постоянно нарываясь на скандал.
Фёдор Толстой был яркий и беспокойный человек, обожавший опасные проказы. Он мало дорожил своей жизнью, еще менее дорожил жизнью и здоровьем других людей и впервые прославился, отважившись подняться на воздушном шаре над Петербургом, − невиданной тогда в России забаве. Вся жизнь графа состояла из бесконечных и безрассудных попыток выделиться через скандал, ту или иную выходку.
Даже внешний облик выдавал в нем человека необычно яркого. Юный граф Толстой был человеком среднего роста, плотного телосложения, круглолиц и складен фигурой. В нем сразу, с первых минут общения, угадывались недюжинная физическая сила и строптивый нрав. Хорошо сложен и в своих порывах красив, Федор Иванович был смугл своим круглым ликом, глаза его ярко сияли, а вокруг лица ладно вились черные и густые кудри. Когда Федор Иванович сердился, глаза его сверкали и в порывах он бел неудержим: сразу хватался то за шпагу, пистолет или за все то, что было под рукою, норовя сразу показать оппоненту свои грозные намерения. В этот момент его душевного состояния мало кто без страха мог смотреть  в глаза молодому человеку.
Часто участвуя в дуэлях, выискивая новые поводы для них, граф имел послужной список из одиннадцати убитых им лиц разного возраста и чина. Один случай особо выделялся из общего ряда.
Графа позвали быть секундантом на очередной дуэли, и он, конечно, согласился. Когда настало время дуэли, граф не явился к месту и поединок не состоялся, так как вместе с ним на дуэль не пришел и соперник господина, пригласившего Толстого в качестве секунданта. Когда стали разбираться в причинах несостоявшегося поединка, скоро узнали, что граф Толстой уже после назначенной дуэли, на которой он должен был быть секундантом,