Буровой станок дрожал, напрягаясь, дыбился и задыхался, чадя двигателем, – внедрялся по сантиметру в глубину байкальских отложений.
По заданию лимнологического института бурились несколько неглубоких скважин не просто на берегу Байкала, а на острове Ольхон − необычном и даже священном месте славного озера.
У станка стоял Корнеич, − буровой мастер и, матерясь, накручивал рукоятку ручного управления механизмом подачи.
Суть его возмущений сводилась сразу к нескольким проблемам.
Первая из них, – ветхость бурового агрегата, оснащенного слабеньким двухтактным мотором «Дружба», едва-едва справлявшегося с задачей.
Вторая проблема состояла в том, что бурили плотную и такую жирную глину, что при проходке в глубину на один метр, двухметровая колонковая труба полностью забивалась набухающей от воды породой, и приходилось раз за разом тащить трубы наверх, чтобы освободить колонковую трубу от породы.
Третье неудобье заключалось в извечном с утра до обеда желании бурового мастера унять дрожь организма, вызванную вчерашним принятием спиртосодержащих жидкостей.
Третья проблема обостряла две первые, поскольку если бы этой проблемы не было, то при умелом использовании станок вполне справлялся с задачей и выдавал положенные ему по паспорту 20 метров проходки в глубину и даже более.
Вторая особенность также не была новостью: байкальские донные глины были чрезвычайно чисты и набухали, касалось только от одного внимательного, но слезливого взгляда.
Основная проблема утреннего недомогания преодолевалась Иваном Корнеичем стойко ровно до обеда, когда достав из туеска омуль с душком, он с умиротворенной улыбкой припадал к фляжке с мутным молочным тарасуном*, прикупленным у здешних бурят.
Омуль с душком то же бурятская забава. Это как у французов – сыр с плесенью. Вонюч, непригляден, и с непривычки вызывающий опасения за свой организм при потреблении продукт, но попробовав раз, другой, многие увлекаются «экстримом» вкусовых ощущений и уплетали рыбку с душком с удовольствием.
После обеда, Корнеич становился под влиянием тарасуна настолько благодушен, что к станку, сиротливо стоящему рядом с палаткой, он более не подходил, предпочитая рассуждать теперь на общечеловеческие темы.
И тут наступала вахта Студента, который был приставлен в качестве подмастерья к опытному Корнеичу. Приняв тарасуна и заев его вонючей, но крайне нежной рыбой, Корнеич давал инструкции не отходя от палатки, а Студент вставал к станку, довершая план выработки, если до обеда не удавалось достичь запланированной отметки.
Корнеич был типичным представителем братии, собиравшейся под знамена геологического сообщества с наступлением полевого сезона. Отсидевшись зимой в подвалах и кочергарках, занимаясь рутиною и бытом семейного уклада, однажды вдохнувшие воздух свободы люди, подобные Корнеичу, спешили по весне в геологические управления. Здесь, как правило, набирали сезонных рабочих для полевых партий, а те и рады были возможности с весны до поздней осени провести в тайге, где можно было поправить здоровье, финансовое своё печальное положение и, надышавшись чистейшим воздухом, получить силы для нового жизненного рывка.
Студент, наставляемый Корнеичем, работал ухватисто за двоих, крутился возле станка, решая поставленную производственную задачу. В результате поднимали из глубины иссиня черные, небесно голубые и красные, как пионерские галстуки, глины, которые теперь лежали длинными столбами в керновых ящиках с отметками глубины.
Справившись с заданием, под вечер Студент спешил в свой лагерь к ребятам из полевого отряда Лимнологического института, оставив Корнеича у станка, с тем, чтобы завтра с утра снова продолжить бурение.
Отряд, в основном состоящий из студентов, завершал полевой сезон на острове Ольхон, занятый составлением геологической карты. С целью определения возраста геологических слоев, брались пробы и исследовались на предмет наличия останков древних живых организмов.
Уже два месяца как студенты, стараясь изо всех сил, занимались поиском останков некогда живших в древности шустрых мышей полёвок, но все-то с гулькин нос было этих останков: набиралось-то всего несколько ломанных клыков грызунов, да коренных зубов со спичечную головку мышей неведомого плейстоцена**.
Порой огорчало то, что потомков тех древних мышей было вокруг вдоволь, – серые продолжатели мышиного рода снова повсюду, оказывая посильную помощь в уничтожении съестных запасов геологов.
К вечеру, когда план проходки был выполнен, к буровой прибыл на своём ГАЗ-66 наш водитель Володя, чтобы вывезти набуренный керн, уложенный аккуратно в ящики с указанием глубины, с которой он взят, в лагерь. И вот здесь возникла проблема: если, например, было пробурено шесть метров, то керна оказывалось метров восемь из-за набухания мощных донных отложений Байкала. Порядили, посудили, уложили весь керн, а поскольку его оказалось больше планируемого, ящиков явно не хватало, и остатки керна уложили без ящиков.
Отсутствие руководства, отбывшего в город, развязало руки членам геологического отряда, почти сплошь состоящего из студентов, и взялись куролесить.
Учредили баньку на берегу Байкала, раскалив камень костром и потом водрузив на них плотную палатку. Напарившись, лежали на берегу, так как план по бурению был выполнен и ящики для керновых проб закончились. Появилось свободное время и Студент, вспомнив юношеские навыки лепки всяческих образов из пластилина, взялся ваять из избытков керновой пробы фигуры, решив, что керна в ящиках вполне достаточно для отчета.
Вскоре, на крупных камнях вдоль берега Байкала, выстроились образы поэта Пушкина из красной глины, из зеленой Льва Николаевича Толстого и рядком, такого же цвета, кикимора, черный как уголь мавр с отвислыми до груди красными губами, лиловый Чудо-юдо со всклоченной растительностью салатного цвета и горбом из коряжки, салатного цвета Баба-Яга в ступе.
Особенно удался насупленный на всю Россию и русскую зиму Наполеон в шляпе с ярким красным орденом на черном мундире.
А на утро прострекотал над лагерем АН-2 и вскоре с крутого берега к лагерю сошёл начальник отряда Виктор Давидович и привезённый из города ученый-палеонтолог.
Отряд вышел навстречу руководителю, а Виктор Давидович сразу обратил внимание на галерею фигур, уже крепко отвердевших под палящим солнцем.
− Это что? Глина из образцов керна? Вы что это творите? Это образцы для исследований! Срочно вернуть всё на место! – бушевал руководитель отряда, не на шутку рассвирепев.
Так в лабораторию института отправились для исследования правильные образцы цилиндрических столбиков керна и несуразные бюсты известных персонажей.
Еще немного пошумев, Виктор Давидович собрал свою команду и объявил, что будем копать и делать расчистку высокого берега в новом месте, где возможно когда-то был источник или ручей. И если ни чего не найдем и на этот раз, полевой сезон практически весь под хвост блудливой собаки отправить можно.
Всем взгрустнулось.
Несколько поворчав между собой о том, что опять ничего не найдем, а только понапрасну провозимся, перекопав тонны грунта, отправились спать, чтобы поутру идти и выполнять снова трудную, и такую малоперспективную, работу.
Студент, понимая, что основная доля недовольства начальства, связана с ним, отправлялся спать в расстроенных чувствах.
Во мраке палатки, разобрав спальный мешок и, съежившись, перед тем как нырнуть в его прохладу, отметил невольно некоторое растущее и до конца понятное беспокойство и, осветив спальник, с ужасом увидел свернувшуюся на белом полотне вкладыша, гадюку. Небольшую такую гадину, мирно посапывающую в теплом, только что освоенном гнёздышке.
Студент выскочил из палатки и с испугом поведал о событии Толяну, – крепкому парню, грустно бренчавшему на гитаре у костра.
Толян, лишенный предрассудков и страха перед хладнокровными, вооружившись палкой и брезентовой рукавицей, что лежала у костра, решительно шагнул в палатку и через минуты вытащил из неё, крепко сжав в руке, гадёныша.
– Счас, я его зажарю, ведь это гадюка! Повезло тебе, что разглядел, а то бы сейчас везли бы тебя в больничку, до которой вёрст сто, не менее, – рассуждал Толян и шагнул к костру.
– Толя, не нужно, отпусти её. Всё обошлось – пусть ползёт. Дело к осени, стало холодать ночами, вот и нашла теплое местечко, – вдруг выступил в защиту змеи Студент, сам отчётливо понимая, что если бы он умер не от укуса змеи, то от разрыва сердца, завалившись в спальник со змеёй, точно.
Толян, махнув рукой в ответ на просьбу Студента, запулил гадюку в кусты.
Утром, позавтракав, студенты с лопатами и лотками в руках, вышли к месту, где предстояло произвести расчистку крутого и высокого берега, а затем путём промывания в лотках, найти столь нужные теперь ископаемые и заветные кости мелких грызунов далекой эпохи.
Поднявшись по склону и испытывая острое нежелание заниматься обречённой на неудачу работой, Студент вдруг увидел на самом верху, в ложбинке на траве клубок свернувшейся змеи. Была змея покрупнее ночной гостьи, и, свернувшись клубком, головку повернула в направлении человека, внимательно наблюдая за ним.
Студент, вновь испытал легкий ужас, поднял лопату и, замахнувшись, ткнул в направлении змеи. Лопата с силой ударила в грунт, змея бесшумно и стремительно ускользнула в траву, а в грунте обнаружились вдруг нежданно пожелтевшие от времени кости.
Студент забыл про змею и стал ворошить аккуратно найденные кости, которые посыпались из разворошенного им слоя. Кости сыпались и сыпались вниз по склону, и сначала показалось, что это какое-то современное захоронение, но вскоре подошёл Палеонтолог и объявил, что кости принадлежат шерстистому носорогу и, шутка сказать, саблезубому тигру, проживавших здесь пятьдесят, а может и тысяч сто лет назад.
− Вот так! Мы тут мышей искали, а искать то нужно было крупную дичь! – шутили теперь студенты, увлеченно раскапывая берег.
А кости всё прибывали!
Наполнили один мешок, второй, третий. Среди костей выделялись огромные и отлично сохранившиеся зубы размером с консервную банку, с красивой узорчатой жевательной поверхностью. Решили между собой, что это видимо мамонты, но Палеонтолог уверенно сказал – шерстистый носорог древней эпохи, а теперь такие не живут, как в прочем и саблезубые тигры.
Вот так вознаграждает упорных судьба, подвел итог проделанной работы вечером у костра Виктор Давидович и отметил, чуть ли не пустив слезу, поглядывая на увесистые мешки с ископаемым материалом, что таких прекрасных помощников из числа студентов у него не было никогда.
На нами найденном в тот сезон раскопе дважды проводили Международные конгрессы по геологии и палеонтологии с участием учёных со всего мира, а Виктор Давидович и его помощник Палеонтолог защитили впоследствии докторские диссертации.
Какова роль мистики и змеиного царства в столь необычной находке, стоит только гадать, но помню с тех пор, что если можешь, остерегись делать зло, и старайся сохранить лицо в любой ситуации.
* Тарасун - самогон, выгнанный из забродившего молока;
**
|