Шепот седого Рейна

обернулся. Карл на целую голову был выше любого из своих подданных, был широк в плечах, крепок и даже чуть грузноват. У него мощные руки и мощные ноги. А вот голос – почти женский.
– Государь и великий король, – Евтихий склонил голову.
Позади короля стоял, опустив глаза в пол, его секретарь. Иногда он выхватывал из сумки на поясе чернильницу и табличку и что-то быстро-быстро записывал.
Все трое вышли из-под сводов капеллы – король, его секретарь и Евтихий. Евтихия неприятно поразила скученность королевских построек. В Аахене не было ни широких римских площадей для народных собраний, ни мостовых, ни просторных улиц. Вокруг двора капеллы теснились королевские конюшни, покои, кухня, помещения для охраны, для слуг – и всё.
Король приостановился, запустил толстые, стёртые до мозолей пальцы себе в бороду. В бороде, как и по всей голове, блестела седина.
– Я здесь бываю зимой, – медленно сказал король. – А теперь первый раз задержался на лето. Думаю перевезти сюда семью. Им здесь понравится.
Королю было под шестьдесят. У него был уже пятый брак. У Карла – трое взрослых сыновей и малолетние дочери.
– Ну да, хорошо бы их перевезти, – вслух размышлял король. – Но королева больна. Переезд для неё вреден… Евтихий, я знаю, откуда ты родом и чем занимаешься.
– Точно так, государь, – Евтихий не возражал, а секретарь короля быстро писал, царапая скрипучим пером по листику пергамента.
– Тебя уважают люди разных общин, и ты оказывал им необходимые… услуги, – король многозначительно помолчал и добавил: – Ты делаешь своё дело один. Но безопаснее не оставаться одному, а быть чьим-то слугой. Вот, мой секретарь Исаак, он – еврей, а служит мне, христианскому королю. Я и сам – слуга единой христианской церкви. Ты… тоже христианин. Точно так? – Карл усмехнулся в бороду.
Евтихий не стал подтверждать очевидное. Карл выслушал его молчание и удовлетворённо поднял брови.
– Его святейшество… – обронил Евтихий.
– Его святейшество, – сразу перебил Карл, – направил тебя служить мне.
– Его святейшество папа Лев, – настаивал Евтихий, – говорил мне об Агасфере…
– Да-да, – торопясь, перебил Карл.
А перо еврея Исаака вдруг застыло, и с кончика пера стекла на лист чернильная капля, но секретарь не воспроизвёл ни строчки.
– Миланец, ты разыскиваешь пропавших людей, – король оценивающе прищурил глаза. – А ты слышал, о чём говорят в области саксов? Там бесследно пропадают селяне. Вот и разыщи-ка мне… ольхового короля. Или нет, не так. Ну, ты слышал слухи о каких-то эльфах, о выходцах из лесу? В общем, поезжай туда, Евтихий, поезжай и делай своё дело. Тогда, как говорит святейший папа, обстоятельства лягут благоприятным образом.
Секретарь короля, наконец, поднял лицо, и Евтихий рассмотрел его чёрные глаза и длинные еврейские локоны.
Король Карл продолжал:
– Встретишь ольхового царя – разберись. Выбери сам подходящие средства. Их много – виселица, плеть, уговоры, кропление святой водой и окуривание ладаном, если он, всё-таки, бесплотный дух. Я хочу покоя и мира для моей державы!
Король отошёл от него, медленно пересекая усыпанную песком площадь. Евтихий хотел следовать за ним, но Карл рукой остановил его:
– К вечеру будь у меня, миланец! А сейчас мне необходимо соснуть пару часов. Видишь ли, я стал плохо спать по ночам из-за моей подагры.
Король действительно немного хромал. Но, отогнав кивком головы стражу, король сам распахнул тяжёлую дубовую дверь. Он ещё сохранял былую могучую силу. На пороге он обернулся к Евтихию и звучно – словно желая, чтобы услышали многие – сказал:
– А про вечного жида Агасфера всё, что велел узнать папа, узнай! Да-да, узнай. А ольхового царя найди, – и король вдруг добавил потише, как будто только сейчас это придумал: – А не умеет ли он исцелять больных королев, как ты думаешь?
– Ольховый царь или Агасфер, государь?
Король не ответил. Не хлопая, закрыл за собой дверь.
Секретарь Исаак застыл с зажатыми в руке табличкой и чернильницей, но опять не написал ни слова. На его лбу, кажется, выступили бисеринки пота, хотя день был прохладный. Очнувшись, он быстро вытер лоб тыльной стороной ладони и убрал письменные приборы. Подскочил к Евтихию и стал виться вокруг него, приговаривая:
– О, комит Евтихий, почтенный комит Евтихий! Так ты видел папу? Видел самого папу, римского господина, и он сказал тебе…? Папа сказал тебе…? – Исаак пытливо заглядывал Евтихию в глаза.
Ему что-то хотелось выведать. Евтихий позволил увести себя с площади буквально за плечи. Исаак не переставая говорил:
– А кто же, почтеннейший комит, кто тебя так осчастливил, что пригласил к самому папе? К римскому господину и нашему покровителю? – Исаак, торопясь, распахнул перед ним дверь, но суетливо заслонял её собою.
– Меня позвал один добрый пожилой человек, старейшина Медиоланской общины евреев, – Евтихий увидел, как Исаак расширил глаза, и тогда осторожно продолжил: – Этот почтенный старик полагает, что можно наперёд знать будущее. Да, Исаак? Как некий Скиталец и Прорицатель. Да, Исаак, ведь я могу пройти?
Сжав губы и несколько сузив глаза, Евтихий наблюдал за секретарём Карла. Тот, спохватившись, ахнул и метнулся в сторону, уступая дорогу:
– Ах, конечно, почтенный комит, ты так устал на службе у самого короля Карла! Тебе нужен отдых, хороший сон и ужин. Лучший ужин, комит Евтихий! У великого короля Карла – лучшие повара! – он захлопал в ладоши и выкрикнул: – Якоб, Якоб! Скорее сюда, Якоб!
Во двор из кухни выскочил молодой человек лет семнадцати – подмастерье повара. У него уродливо кривились плечи – последствие перелома – и был непропорционально большой нос, тоже год или два назад перебитый. Евтихий страдальчески сморщил лоб:
– Что с юношей? Я служил в легионах и разбираюсь в ранениях и травмах. Мальчик не просто подрался, он упал с большой высоты. Верно? – Евтихий внимательно изучал Исаака.
Тот досадливо засуетился:
– Мальчик – непревзойдённый повар, он знает все самые лучшие приправы. Якоб! Приготовь самый лучший ужин для нашего господина! Комита Евтихия принимал сам их римский папа по просьбе нашего миланского цадика. Ты понял, ты всё слышал? Беги же, беги скорее! Надо срочно дать знать, что требуется приготовить.
Молодой повар закивал и ринулся со всех ног, но мимо кухни.
– Он за цесарками, за лучшими на всём Рейне цесарками, – быстро пояснил Исаак, хотя Евтихий ничего не спрашивал.
– Юноша совсем не говорит? – посочувствовал Евтихий.
– А?
Исаак всё ещё держал дверь открытой. Он никак не мог дождаться, когда же Евтихий уйдёт в отведённые покои.
– Нет-нет, он совсем не говорит. Ни по-латыни, ни по-франкски. Но меня он понимает, хорошо понимает, – было похоже, что Исаак пытается заговорить Евтихия. – Мы с ним не говорим даже по-еврейски, потому что он – ашкеназ, то есть еврей запада, а я – сефард, то есть еврей востока, мои предки из Египта, а он – из городов Рейна. У нас общий язык, да-да, но разное произношение, совсем разное. Порою нам легче писать друг другу на  табличках, чем говорить, да-да…
Исаак силился увести Евтихия со двора. Евтихий, наконец, уступил, но заметил, что молодой Якоб вертится возле конюшен. Он был уже без поварского колпака, но и по-прежнему без цесарок.

6.
«Миссией королевских посланцев именовался при Карле следственно-наблюдательный орган. Это правда. В него входили духовные и светские лица с полномочиями суда по особым делам и надзора за местными графами. Это тоже сущая правда…»
(Из путевой книги «Летучего»).

В покои короля Карла Евтихий вошёл в назначенный час, но встретил его только один из сыновей Карла.
– Отец с минуты на минуту будет здесь, – королевский сын разговаривал на вульгарной латыни, как говорят галлы на западе франкских земель: чуть в нос и проглатывая окончания. – Ты хочешь служить моему отцу?
– Да, государь Людовик, – Евтихий узнал его.
Людовику, или Людвигу, Аквитанскому королю и младшему сыну Карла, было около двадцати лет. Ему на плечи падали светлые как у отца волосы, и рукой он оглаживал пшеничные усы, которыми, наверное, очень гордился.
Или же он прикрывал рот ладонью, чтобы его не услышали посторонние.
– Надеюсь, ты верно послужишь отцу, медиоланец, о тебе так много говорят. Но ежели отец будет занят судьбами государства настолько, что… – юный король запада замолчал.
– Государь Людовик? – переспросил Евтихий.
– …что не посмотрит на судьбы людей. Иными словами, ежели кому-нибудь понадобится помощь христианского короля… и благочестивого рыцаря…
Евтихий поклонился опять. Видимо, молодой король ещё не растратил юношеские порывы.
– Спасибо, благочестивый государь, – Евтихий слегка улыбнулся.
Сзади раздались тяжёлые шаги. Вошёл Карл – огромный, широкоплечий. Он сразу занял собой всю комнату, а его молодой сын словно растворился.
– Хлодвиг, ты тоже здесь? – у Карла восточный германский выговор, он произносит «Людвиг» как «Хлодвиг».
За Карлом проскользнул в комнату его секретарь с чернилами. Исаак не поднимал глаз и не смотрел на Евтихия.
– Я принял решение, – сообщил король. – Я направляю за Рейн особую миссию, – он тяжеловато опустился за стол, где секретарь раскладывал письменные приборы. – Миссию моих собственных полномочных посланцев, – король перевёл дух, оглаживая полуседую бороду. – В миссии войдёшь ты, Евтихий, и ещё три человека, которым я доверяю, – он подхватил со стола перо и грубо сжал его в пальцах. – Миссия, с правом расследовать, судить и отстранять от власти лиц, которых назначили мои графы.
Ткнув кончиком пера в чернила, король Карл со скрипом стал выводить подпись. Его рука была тяжела, пальцы грубы и толсты, все в застарелых мозолях. Таким рукам до сих пор удобнее держать тридцатифунтовый меч или конскую узду, чем тонкое пёрышко. Перо расщепилось, чернила растеклись, но подпись «Karolus» была поставлена.
– Scheiße! – выругался король.
Всё-таки, он был германец – варвар по крови, а не римлянин.
– Миссию направляю в Эресбург, на юг страны саксов-анграриев, в сердце земли Саксонии. Когда-то лет тридцать тому назад, нет… меньше, без двух лет тридцать назад я нанёс туда первый удар по саксам.
Король Карл поднялся – стол заскрипел, когда этот великан опёрся на него обеими руками. Евтихий почтительно отступил, давая королю простор.
– Ступай вон туда! – приказал король. – Там в галерее ждут остальные посланцы.
Секретарь короля глазами показал, что следует идти направо, к лестнице. Внизу Евтихия ожидал саксонский герцог Видукинд и с ним два монаха в коричневых рясах с капюшонами. В галерею выходили балконы верхнего этажа, и король Карл наблюдал с одного из них, грузно опершись на перила.
– Герцог Энгернский – правитель тех самых земель, – с балкона сказал Карл. – Обычно я не назначаю моих графов и герцогов в мои же миссии. Но этот случай особый. Особый, я говорю, – высокий голос короля визгливо пронёсся над галереей.
Два аббата стояли, склонив головы, а герцог Видукинд лениво шагнул навстречу Евтихию:
– Ты рад нашей новой встрече?
– Несомненно, герцог. Я рад.
Видукинд, не мигая, смотрел на Евтихия круглыми глазами. Не торопясь, он представил двух других посланцев:
– Это брат голландец, а это брат ломбардец. Можешь так их и называть.
Из этих двоих брат голландец был