есть.
-А сейчас какой?
-Сейчас 21 век.
-И я о том же.
Иван Иванович рассмеялся. - Дурья ты башка, надо до конца слушать, а не пороть горячку. У каждого настоящего автора, запомни, Лёня, только у настоящего автора, а не у писаки, зря протирающего штаны, всегда в запасе припасено такое, что переворачивает все верх дном и открывает у читателя новое дыхание. Понял?
-Понял.
-Тогда приготовься узнать, что все гениальное просто. Я, чтобы скрасить одиночество прекраснейшему созданию на земле, отправил к ней тогда такого же, как ты паразита.
-Почему сразу паразита, неужели никого не было лучше.
-Лёня, ну какая же ты все-таки недоросль, хоть и в институте учился! Самые прекрасные создания на свете, стало быть, женщины, по-настоящему, именно взаправду, а не из жалости и корысти любят таких как ты, Лёня, потому что с вами, паразитами, интересней! Вы как никто другой умеете кружить голову и признаваться в любви. Подлец всегда ярче и изобретательней порядочного, потому что его натура позволяет совершать безрассудные поступки, которые, ой как, любят женщины. И главное то, что мерзавец никогда не принадлежит женщине. Он, паразит эдакий, принадлежит Чернову Ивану Ивановичу, который в конечном итоге за его проступки задаст такую баню, что ему места бывает мало. Ну что ты улыбаешься, что ты улыбаешься, Лёня Клюев? Жизнь твоя - палка о двух концах: на одном – хорошо, на другом – худо. Женщины любят паразитов, но замуж выходят и рожают детей от честных граждан, потому что женское сердце понимает, ой как понимает, что время уходит и нужно думать о будущем, думать о детях. А вы, паразиты, «поматросили» и бросили, «поматросили» и бросили. Понял?
-Понял.
-Делай выводы: ты молодой, а молодым никогда не поздно поменять свою судьбу. Заявить о себе! Бросить вызов! Сломать стереотипы! Доказать, что молодо - не зелено, а очень даже может быть кучеряво. Понял?
-Понял.
-Раз понял, слушай дальше. Родилась у них дочь красавица. Я к ним отправил зятя паразита на перевоспитание и так далее, и тому подобное. Прошли годы, столетия, и сейчас там одна одинешенька страдает красавица, перед красотой которой солнце меркнет, луна чернеет. Людоеды не дремлют, остров сто километров отсюда, акулы покажут дорогу. Прости, если что не так. Кто помянет плохое, тому глаз вон! - сказал Иван Иванович и растворился в воздухе, оставив Лёню в полной растерянности.
В темных зарослях острова засветились глаза, раздались шорохи и душу леденящие звуки. Лёня схватил с камня оставленную ему осетрину и книгу.
Прикрываясь рыбой и высоко держа над головой книгу, словно факел, который освещает дорогу заблудившемуся в ночи страннику, Лёня на цыпочках стал пробираться вдоль берега в поиске кокосовых пальм, поваленных штормом.
Глава шестая. Аистов и Бабров.
Слуга что было сил потянул на себя вожжи, и Рублев аж подпрыгнул.
-Иван Иванович, в следующий раз предупреждайте, чтобы Егор Игоревич ненароком не ушибся.
-Слушаюсь, мой господин.
-Егор Игоревич, вы не ушиблись.
-Все хорошо, мне даже понравилось!
-Вот и славно. Как ваша хандра?
-Как рукой сняло!
-Приятно это слышать.
Рублев не узнал место остановки, осматривая незнакомую улицу, где гулял только ветер между ветхих двухэтажных домов и не было не одной живой души, и обрывки бумаги бегали за листьями по тротуару.
-Отчет о проделанной работе на островах?- сказал слуга и протянул своему господину лист бумаги, свернутый в трубочку.
-А почему Иван Иванович не доставил лично?- спросил Дмитрий Сергеевич.
-А черт его знает!
-Я поэтому вас и спрашиваю.
-Может, пишет!
-Будем надеться.
Рублев удивился.
-Что такое, Егор Игоревич?
-Разве наш извозчик не Иван Иванович?
-Конечно, Иван Иванович, кто же еще!
-Тогда, что значили ваши слова?
-Егор Игоревич, вы опять не возьмете в толк элементарные вещи.
-Нет, не возьму, потому что они на ваш взгляд элементарные, а, на мой взгляд, необыкновенные.
-Привыкайте, уважаемый, привыкайте.
-Ну, а если я привыкну, что станет потом?
-Замечательный вопрос! Но неуместный, в данном случае.
-Почему?
-Всему виной Иван Иванович. Он всегда умеет сделать из ничего целую историю! Он мне служит две тысячи лет и не перестает меня удивлять. И вот с этим обменом такое учудил, что в самую пору браться за перо. Вы знаете, из Ивана Ивановича выйдет толк, он старается. Из моих двенадцати учеников он - самый способный. Справедливости ради сказать, я только с ним и занимаюсь. У него истинный талант! Только он, правда, еще в зародыше, но это не беда. Талант разовьется, я уверен в этом, как в самом себе. Вот и сейчас он где-нибудь наверняка пишет. Истинный писатель ни может ни писать. Все его нутро завет к перу. Лишения и преграды только еще больше пробуждают в нем желание писать. Полнейшие невежество и незнание тонкой писательской натуры служило во все времена авторам во благо. Власть, запирая писателей в застенки, ссылая их в ссылки, устраивая на них травлю и подвергая глумлению их творчество, еще больше разжигало желание писать, бороться с тиранией с помощью пера. Жгучая боль, обида, душевные неизгладимые раны делают из талантливого писателя гения и ничего другого. Нервные перегрузки колоссальных масштабов в прямом и в переносном смысле возносят писателя на небеса! За яркие выдающиеся произведения гении расплачивается своей жизнью и только ею. Творчество, в котором нет частички автора, пустое и еще раз пустое! Оно не дышит, а, значит, и не живет. Герой, созданный писакой, умирает вместе с ним, а герой писателя живет после его смерти.
Рублев задумался. Слова Дмитрия Сергеевича заставили размышлять и снова, и снова прокручивать в голове авторов, которые отдали своему герою всего себя без остатка, чтобы только он жил вечно. Чичиков и неугомонный затейник кот Бегемот крутились на уме у Рублева, и он улыбнулся.
-Да, Егор Игоревич, Николай Васильевич и Михаил Афанасьевич - наглядное подтверждение моим словам. Эти два творца, каждый в свое время, перевернули литературный мир, порушили многолетние устои и будут актуальны всегда благодаря своему дерзкому гению, который тонко чувствовал грани человеческой души и мог показать всю ее красоту и мерзость!
-Вы, безусловно, правы, но скажите, где мы? Я не узнаю это место.
-Егор Егорович, милейший вы мой человек, прислушайтесь.
Рублев напряг слух. Смех и музыка, словно волна, накрыла его всего с головой, так что он закрыл уши ладонями, вжав себя плечи.
-Узнали?
-Набережная?- закричал Рублев, абсолютно себя не слыша.
-Угадали, но не совсем. Мы на подступах к Центральному рынку. В одном из многочисленных переулков. Прежде в самом богатом и знатном районе города, а ныне в темных трущобах. Конечно, не в гетто, но вид очень прискорбный. Мрак и отчаянье здесь слились воедино!
-Где?- продолжил кричать Рублев.
-Ну, зачем так кричать, вы не на пожаре, а в самом сердце города!
Рублев огляделся. Желтые грязные здания, обвалившаяся штукатурка, кучи мусора.
-Неужели вы не узнаете своего города? Ростов - уникальный город. В нем вся Россия! Яркие зеркальные центральные улицы, не ведающие, что такое тьма ночью, и целые кварталы самых настоящих трущоб, в которых ни днем, ни ночью, не гостит лучик света. Сотни самых дорогих автомобилей со всего света и всего с десяток специализированных дорожек для инвалидов. Торговые выставочные павильоны, в которых ничего не стоит заблудиться и грязные и жестяные ларьки на автобусных остановках. Бог делал Россию с завязанными глазами. Он отрезал безразмерные куски и ставил на них разноцветные жирные кляксы! Вы согласны?
Рублев подумал и согласился.
-Вы правы, Егор Игоревич, что мне, как никому, видней, потому что это я Ему завязывал глаза.
Откуда ни возьмись, появился Иван Иванович.
-Ну, наконец-то, а то мы уже заждались, а без вас я не хотел читать отчет,- воскликнул Дмитрий Сергеевич и взялся за свиток, прибывший с островов. Он быстро с ним ознакомился, признав, что Лёня- талант, каких надо еще поискать. Потом показания изучал Рублев и диву давался, как Лёня смог продать все за такой короткий срок и откуда, собственно, у людей такие деньги? Еще, конечно, он для себя подчеркнул, что коллекция и, правда, необыкновенная.
«Чего только один Пугачевский рубль стоит, который я ни когда в глаза не видел!»- подумал он и вернул обратно свиток Дмитрию Сергеевичу.
-Предлагаю разделиться, чтобы как можно быстрее вернуть на прежнее место императоров и императриц,- сказал тот и улыбнулся Ивану Ивановичу.
-Я займусь отъявленными паразитами!- радостно сказал Иван Иванович и тоже улыбнулся.
-Вот и славно. С кого думаете начать?
-С негодяя врача!
-Есть план?
-Не то чтобы план, мой господин… В 1660 году путешествуя по Европе, я спас одну прелестную ведьму от костра инквизиции.
-Как интересно, почему я об этом ничего не знал?
-У нас была тайная связь, и мы не хотели огласки.
-Да вы, оказывается, ко всему придачу еще и Казанова! Не ожидал, не ожидал, удивили, так удивили!
-Стараюсь, мой господин.
-Славно стараетесь. Вон, что с рублями учудили. Но черт с ними, что, безусловно, истинная правда. Ну, и как же зовут эту прелестницу, что вскружила голову моему лучшему ученику?
-Её зовут Матильда, мой господин.
-Матильда?!- удивился Дмитрий Сергеевич и, нахмурившись, спросил: - А не больно ли легкого поведения ваша возлюбленная, что ее зовут Матильда? При Людовике Восьмом, короле – солнце, имя Матильда отдавало вкусом доступной любви.
-Как вы только могли такое подумать?! Матильда - непорочна как дева Мария,- обиделся Иван Иванович.
-Прости меня, Иван Иванович, я не знал, что Матильда настолько тебе дорога. И справедливости ради будет сказано, нельзя судить о человеке только по его имени. Я был не прав, но, Иван Иванович, все равно, как бы ни была тебе верна Матильда, ее нельзя сравнивать с непорочной девой Марией. Матильда- ведьма и, прости меня еще раз, нет, и никогда не будет на свете непорочных ведьм. Непорочная ведьма это нонсенс! Тем более что, как ты сказал, у вас с Матильдой была тайная связь.
-Хорошо, тогда она у меня непорочна как английская королева,- сказал Иван Иванович, не поднимая головы.
-Это другое дело, но, не обижайся, в это мне тоже смутно верится. Чтобы ведьма была непорочна как английская королева, тоже ни в какие рамки не влезает. Но, ради справедливости надо сказать, что у людей повелось считать, что Англия- родина ведьм, так что пусть будет непорочна как английская королева, в этом хоть прослеживается логика. Да, Иван Иванович?
-Да, мой господин.
Рублев улыбался. Наставления учителя своему ученику всегда зарождались по-разному. Когда – беззвучно, когда - громко и даже взрывоопасно, но как бы там ни было, они были наполнены мудростью и так подавались Дмитрием Сергеевичем, что Иван Иванович всегда убеждался в правильности замечаний.
Настоящий учитель так ловко преподносит свою мысль, что может сделать, так что ученик соглашается не столько с учителем, сколько с самим собой. И в этом, заключена и радость, и боль. Труд гениальных учителей всегда неблагодарен. Истинный учитель с помощью своего гения превращает умишко в светлый и разносторонний ум, который зачастую не признает, кому он обязан своей теперешней силе. И не потому, что он, как неблагодарный трутень, который крепнет и
