Наши (перевод) книги Мусишкяй - Рута Ванагайте

 
<dd>  
<dd>  Эфраим: Я не сомневаюсь, что те литовцы, которые были готовы убить, хотели угодить нацистам. Это еще один аспект мотивации убийства. Я бы посмотрел на это с другой точки зрения: одним из главных мотивов было  желание чтобы  Литва  снова стала независимым государством.
<dd>  
<dd>  С одной стороны, литовцы хотели обрести независимость, с другой стороны, они знали, что немцы ненавидели евреев. Поэтому они были убеждены, что немцам это понравится, если литовцы
<dd>  сами, своими руками уничтожит литовских евреев.
<dd>  Это путешествие от одной братской могилы к другой ужасно. Когда вы преодолеваете этот ужас, вами  овладевает   другое   чувство - гневом. Гнев, что случилось так, что ничего
<dd>  
<dd>  
<dd>  * LYA, K-l, ap. 46, b. 1276, конверт 37-2.
<dd>  
<dd>  218
<dd>  
<dd>  Это гнев, что это произошло, что ничего нельзя сделать для того, чтобы возвратить  жизнь  этих людей. Это цена,  которую  евреи заплатили за все ваши «мотивации» и «причины». Вы, литовцы, ищете оправдания, чтобы облегчить вашу вину. Некоторые
<dd>  из  вас  по-прежнему чувствуют  вину, стыд и отвращение, хотя ваши родственники, возможно, не нажали на курок. У всех ваших людей был тот или иной мотив.
<dd>  
<dd>  Рута: Потому что они были людьми.
<dd>  
<dd>  Эфраим: Да, я понимаю. Знаете ли вы, насколько особенной   будет эта книга? Вы пишете о людях, как на уровне глаз, как будто глядя  этим  людям в глаза. Вы смотрите на эти события не как  историк, а  глазами  каждого человека. Вы хотите, чтобы
<dd>  читатель мог идентифицировать себя с описанным человеком.
<dd>  
<dd>  
<dd>  
<dd>  
<dd>  Рут: Если я хочу,  чтобы  литовские читатель внимательней  посмотрел  на  тех из своих соотечественников, которые  убивали, мне нужно, самой  посмотреть на  них  как  на  людей.   Не как  на  отбросы  общества, которую мы можем с легкостью  списать. Итак, мы сейчас  подходим  к одной важной теме ...
<dd>  
<dd>  Эфраим: Это ...
<dd>  
<dd>  Рута: Это  дневник  убийуы.   Сны  участника  Специального   отряда, которые он написал в Лукишкской  тюрьме в ожидании  расстрела. Я перевела и отправила вам эти мечты, и вы написали, что не можете их прочитать, потому что вам  просто плохо. Это вас разозлило. Я подумала: как это может быть, что человек, который расследует преступление Холокоста в течение 35 лет, не может прочитать снов  убийцы - ему  делается  плохо? Почему? И я нашла ответ. Все, о  чем вы беспокоились или читали за эти 35 лет, было вашим, т.е Родственники жертв  или сами выжившие. Страшно, шокирующее, но это были  свидетельства хороших . Вы никогда не думали, что плохие, т. е. убийцы тоже были людьми. То, что они жили, мечтали, видели кошмары  во  сне, любили своих детей и боялись смерти. Этот новый угол зрения  (ракурс) заставил вас рассердиться.
<dd>  
<dd>  
<dd>  
<dd>  
<dd>  Эфраим:  Неправда. Я всегда знал, что убийцы - тоже люди. Моя проблема другая Когда я начинаю думать о них как о людях, и я пытаюсь понять их, это неизбежно приведет к уменьшению моей решимости, чтобы привлечь их   к   ответственности   за совершенные преступления. На пути к выполнению  отомщения, по пути к
<dd>  
<dd>  219
<dd>  
<dd>    правосудию так много препятствий, что я не могу себе  позволить  роскошь, думая о том, что чувствовали эти преступники. Мы отличаемся этим.
<dd>  
<dd>  Рута: Если я глубже смотрю на этих людей,  чудовищ или не чудовищ, значит ли это, что я пытаюсь их оправдать? Ибо, если вы считаете мечты человека, стихи, его свидетельства на допросе, этот человек неизбежно становится человеком в ваших глазах ...
<dd>  
<dd>  Эфраим: Вот здесь и  есть  вся  суть. Самый большой ужас Холокоста - тот факт, что преступления совершались обычными людьми. Они  были до Холокоста  нормальными, после Холокоста, они были нормальными, но во время Холокоста они совершили самые ужасные преступления. Этом можно говорить почти обо всех нацистских преступниках.
<dd>  
<dd>  Рута: Что вы подразумеваете под словом «нормальный»?
<dd>  
<dd>  Эфраим: Мы говорим о людях, которые придерживаются законов и норм в обществе.
<dd>  
<dd>  Рут: Знаете  что? Эти люди были нормальными на протяжении всей своей жизни - до, во время и после Холокоста. Просто  закон изменился. Новый закон «Долой евреев» не был включен в кодекс законов или Конституцию. Он просто был. И они подчинялись этому закону, подчинялись властям  требовавшим, чтобы они участвовали в осуществлении этого закона на практике. Таким образом, период Холокоста не был «вырезан» от их жизни, нормальных людей. Они были нормальными - они всегда нормальны для жизни. Это страшно, но это правда.
<dd>  
<dd>  Эфраим: Вероятно  это  правда. Ваше  замечание  очень интересное, грустное, но весомое. Очень важный  взгляд. Убедили меня. К сожалению.
<dd>  
<dd>  Рута: Простые законы и социальные нормы всегда были обычны в  Германии, или в этом случае граждане Литвы сделали то, что им сказали их власти. Они охраняли евреев. конвоировали.  Стреляли. Некоторые с удовольствием. Некоторые может без. Старайлись  не думать, а потом - не помнить, что  они  сделали. И я, как и вы, не думали об этом раньше. О  многом  я  не  думала... Знаете, насколько ценны наши разговоры в автомашине? Вы, профессионал Холокоста, углубились в эту тему на треть  века, 35 лет. Мне эта  тема  нова,  раньше
<dd>  
<dd>  220
<dd>  
<dd>  Мне  эта  тема  нова, год назад я ничего не знала  об этом. Я задаю наивные вопросы. Но иногда эти наивные вопросы или замечания позволяют вам смотреть на то, что вы знаете по-другому.
<dd>  
<dd>  Эфраим: Да, они показывают что-то, что я не полностью обдумал. Третий рейх создал реальность, в которой лишь немногие, только самые сильные, могли действовать морально. Большинство людей плыло вниз по течению. Вниз по течению в Освенцим - убивать ... По  течению  к  бойне  в литовских лесах.
<dd>  
<dd>  Рута: Теперь давайте послушаем и послушаем музыку. Я помнил, что вас здесь не было в апреле этого года, в конце проекта «Быть евреем», во время церемонии   Йом  Ха  Шоа - Памяти Холокоста. Слушайте псалом который   пели ученики   на Ратушной площади, прежде чем отправился в Панеряй, чтобы почтить там погибших евреев. 200 детей на лестнице мэрии, 500  обнявшись на площади, останавившись   у звезды Давида. Они поют на  иврите, может быть, мне  можете  перевести? До сих пор я не знаю, о чем  этот псалом. Я знаю только, что Бог есть на  иврите Хашем.
<dd>  
<dd>  Мы слушаем. Длительная пауза  Эфраим не переводит слова псалма. Он повернулся к окну. Плачет.
<dd>  
<dd>  Эфраим: Я просто заплакал. Я не мог себя контролировать. Просто проняло.  И совершенно понятно, почему. То, что я вижу в Литве, поражает меня в сто раз больше, чем посещение Освенцима. Наверное, потому что это личное. Я всегда думал, что единственный способ вынести и сделать то, что я сделал, - это т. е. охоту  на  нацистов, держать холодную голову, чтобы Холокост не стал моей личной трагедией. Если нацистов не прощают, я должен идти в ногу. Если им удается скрыться, я должен смотреть дальше. На протяжении многих лет мне это удавалось. Но теперь я чувствую, что моя оборонительная стена начинает рушиться, что вся эта поездка становится очень личной. Почему мои усилия в Литве не дали ожидаемых результатов? Я был практически один. Я был иностранцем.
<dd>  И я появился в Литве слишком рано. Я приехал сюда в 1991 году, как только вы восстановили мою независимость, и, как вы сказали, я пришел, чтобы испортить свадебный бал. В то время я действительно не понимал, что я порчу.
<dd>  
<dd>  
<dd>  221
<dd>  
<dd>  Рута: Нормально. Это была не ваша свадьба.
<dd>  
<dd>  Эфраим: Да, это была не моя свадьба.
<dd>  
<dd>  Рута: И мы не приглашали  вас.
<dd>  
<dd>  Эфраим: Вы  правы. Меня никто не пригласил. И поэтому мои усилия не дали удовлетворительного результата. Теперь, наверное, мой последний шанс - добиться чего-то.
<dd>  Я с другим человеком, партнером из Литвы. Человеком, которому  литовцы доверяют. По крайней мере, до сих пор было доверие, пока  Рута не  взялась писать  о Холокосте.
<dd>  Если это доверие существует, возможно, некоторые люди, которые прочитали более ранние книги Рут, откроют и  эту  и подумают. Возможно, другие люди присоединятся к Руте  и поговорят с другими. Это лучшее, что вы можете ожидать. История Холокоста в Литве настолько драматична и шокирует, что люди, читающие книгу, будут в взволнованы  и, вероятно, начнут изучать историю своей страны  другими глазами.
<dd>  
<dd>  Рута: Мне  в  голову  пришла  одна  мысль. Критикуйте, но я расскажу вам это. Если бы эти дети, которые пели, изучали 5-6 еврейских псалмов, я бы наняла  им  несколько  автобусов, и мы путешествуем вместе по самым забытым местам массовых  убийств. Мы останавливаемся в кустарниках Каварскоа, возле мясокомбината в Антакальнисе и яму в  Шешуоляй.  И мы воздаем должное памяти жертв как своего рода детский реквием для евреев. Мы ползаем через кусты, чистим, останавливаем и поем, потому что никто никогда  75 лет этого не делал. Не опевал  тех  убитых, засыпаных  известью , засыпанных и забытых людей. Это неважно, в ямах есть десять или тысяча.
<dd>   Меня более  всего злит не  то, что евреи были убиты. Я знала и, в некотором смысле, с этим соглашалась. Но я не знала, что  память о  них была  стерта. Они закопаны и оставлены под кустами, как  сдохшие
<dd>   крысы.
<dd>   Дорожки  заросли, памятники, построены  в советские времена, или деньги родственников  жертв. Или за счет английского посольства ... Или памятники даже  нет,  невозможно, если мы не рассматриваем мясной комбинат как памятник  бойне. Прошу прощения за эту отвратительную мысль.
<dd>  
<dd>  Эфраим:  Ничего, я уже мог привыкнуть к вашим циничным замечаниям.
<dd>  
<dd>  222
<dd>  
<dd>  Рута: Что случилось с нами, литовцами? Ведь  мы так уважаем мертвых?  Вы видели Каварское кладбище, где похоронены  мои родственники? Это просто ботанический сад. Мы соримся в семье, что не так, а не те растения  высаживает в могиле, а не как памятник стоит ...
<dd>  
<dd>  На  Велинес (День всех усопших) мы идем на сотни километров, чтобы зажечь свечу на могиле каждого родственника, даже на могиле, на которой нет ни у кого нет огня ... Почему мы не уважаем массовые захоронения, мертвых, т. е.  могилы убитых  евреев? Почему мы хотим их забыть? Потому что евреи не наши? Это потому, что наши убили их, а  чем более плотные кусты будут покрывать этот позор, нам будет легче?
<dd>  В этой поездке я обнаружила  две вещи, обе неожиданные. Первое: через 75 лет после трагедии люди все еще боятся говорить. Боятся  очень старые люди,  страх быть убитыми  самим, несмотря на то, что они уже умирают ...
<dd>  Второй - полное равнодушие  к  тем, кто был убит.  Которые  были убиты нами  - литовцами. Женщина, с которой я говорил в  Кварске  живет в  нескольких  сот метров от места бойни. Почему она не сажает цветы там, почему бы не попросить мужчину иногда  выкосить  дорожку? Во всей Литве могилы евреев присматриваются  учениками, потому что их  туда  ведет  учитель. Это пусть и на этот раз не в качестве народного хора, и