Наши (перевод) книги Мусишкяй - Рута Ванагайте

не  в строю. Их могло  быть около двадцати или тридцати человек, одетых в форму бывшей буржуазной литовской армии, вооруженные  одни
<dd>  
<dd>  
<dd>  * LYA, K-l, ap. 58, b. 47746/3, т. 3, p. 115-116.
<dd>  
<dd>  
<dd>  185
<dd>  
<dd>  были с  военными  винтовками,  другие с  автоматами. По  тротуару   шел  мужчина  в  форме  немецкого офицера. Некоторые из них очень пьяные  кричали.  Один   из них   кричал, что он  Стёпка  Мелагянский  или  Стёпка из Meлагену, сейчас я не помню точно. Он кричал, что этот город  ему знаком. Он и другое кричали на  литовском   языке.
<dd>  Как только они становятся   показались, население стало говорить на Швенчёнеляй приехали  расстрелявшие  еврейские граждан   стрелки  евреев  , чтобы отдохнуть. *
<dd>  
<dd>  
<dd>  1941. 8-9 октября Всего на полигоне  Швенчёнеляй было расстреляно 3450 человек.
<dd>  Арифметика проста: каждый из тридцати членов спецотряда должен  был  прикончить  115 человек.
<dd>  2015 ГОД
<dd>  Мы находимся в центре     Швенчёнелиса, недалеко от гетто. В музее нас встречает один из музейных экскурсоводов.
<dd>  Мы спрашиваем о Холокосте. Руководительница музея: «Почему всегда нагнетается  этот вопрос, потому что есть другие вопросы. Мы должны учитывать не только евреев, но и  свои  беды. Этот вопрос не очень   актуален   для городских жителей. И так, мы сделали много, ни  один  литовский  район столько  не  сделал. "
<dd>  
<dd>  
<dd>  
<dd>  (Позже, осенью, мне  пришлось слышать  речь  той  руководительницы  в память о жертвах резни в Швечёнисе.   Она  вдохновленно  говорила, что в 1941 году для  еврейское гетто был выбрана  самый красивая,  центральная   площадь города и отсюда  евреям даже открыли двое  ворот  в вечность ...)
<dd>  
<dd>  
<dd>  Сотрудница   музея дает нам бесплатную образовательную публикацию для  учеников, а также я  покупаю  брошюру " Евреи  Швенчёнского  края". Осматриваеи  и  стенд  о  Холокосте: там  лежат очки , кошелек  и еще нескольких вещей -
<dd>  
<dd>  * То же, с. 110.
<dd>  
<dd>  186
<dd>  
<dd>  
<dd>  все, что осталось от 3450 погибших в полигоне Швенчионеляй. Во всех публикациях одна и та же фраза - форма словесного безличного: «В 1941 году, 7-8 октября Еврейская община района Швенчионис была   уничтожена в лесу недалеко от Швенчионелиса ... «были  согнаны« ... », палачи  равнодушно убили детей» ... Кто  гнал? Кто убил? Кто  те  палачи?
<dd>  Форма  безымянная  исчезает, когда начинается разговор о спасателях. Не  пишут: «были спасены». Написано более конкретно: Елена Сакалаускене, жительница Швенчиониса, спасла  и 1.1. (Евреи региона Швенчионис. Книга упражнений).
<dd>  
<dd>  Мы останавливаемся  у  магазина,   за  которым должен быть  поворот  к полигону Швенчионеляй. Эфраим  видит старушку   во дворе, она едва движется, но ее лицо  светлое и умное. Осторожно  спрашиваю, где находится полигон, и помнит ли она, как все происходило.
<dd>  Старушка  из   Швенчинеляй:
<dd>  Я  видела  как  гнали ... О, как жаль, что мы не спасли евреечек. Мы жили   с нашей матерью в деревне Падумбляй.  С евреями  хорошо  уживались,  давали в  долг  муку.  Две девочки Бентских  были 15 и 7 лет. Когда   их  вели мимо,  мы плакали с нашей матерью, что мы не могли спасти девочку.
<dd>  Как взять - все вооруженные. И если бы мы взяли  ее раньше, мы бы спрятали  в  подвале. Многие бы взяли  евреев, но  боясь. Не немецев   боялись, своих.
<dd>  Чего  свои не скажут, того   немец   не узнает ... Жестокое дело  было. Люди   озверели. Затем, когда всех там   расстреляли, на озере Шалнайчяй,  говорили, что на полигоне  два   дня   кровь сочилась  из  земли. Тот, кто все это видел, уже умер, а другие, молодые, хотят только  выпить. И он ничего не понимают  и не хочет знать.
<dd>  Кто стрелял,  спрашиваю старушку.
<dd>  Стреляли  все, кто хотел,  ответила  она. Никто  не могла остановить. Как  тут  взбешенных  остановишь? Возможно, боялись только священников.
<dd>  
<dd>  Я спрашиваю  ее  имя. Старушка говорит ее имя, она только просит никому не говорить. Мне нужно жить, и я живу одна, говорит она. Конечно, мы не будем говорить.
<dd>  
<dd>  
<dd>  187
<dd>  
<dd>  
<dd>  Прощаемся. Мы оставили ее, плачущую  за забором, у двери домика.  Плачущую  из за  девочки  Бентских, которую она и её мать не спасали 75 лет назад.
<dd>  Памятник жертвам в полигоне  Швенчёнеляй  был построен в советские   годы (1961).В 2001 году мемориал был возобновлен за счет Посольства Англии, это  написано   в листовке музея. Молодцы  англичане...
<dd>  
<dd>  188
<dd>  
<dd>  РАЗГОВОР  С  ВРАГОМ. ШВЕНЧЕНЕЛЯЙ-ВИЛЬНЮС
<dd>  Эфраим: Я в шоке от того, как близко рядом массового убийства местных жителей, живут  люди  Линкменай. Переехали  в места,  под  землей  лежат  убитые, и живут,   словно  никогда ничего здесь  не  было. Словно, эта резня  была  совсем  рядовым  событием.
<dd>  Рута: Может быть, вы думаете, что они взяли и придумали поселиться  здесь после бойни?
<dd>  В конце концов, здесь жили их предки и родители. Это  всегда был их дом, их земля ... На  эту  землю пришли   другие, облили  невинной кровью. Куда деться  тем, кто здесь родился и жил в течение многих лет?
<dd>  Эфраим: Эти люди не хотят говорить о том, что здесь произошло. Может быть, у них есть что-то связанное с ужасными событиями, или, возможно, боялся, что я начав говорить расскажут то, что  не  хотели вспоминать?   Их соседи, невинные люди были стерты с лица земли, словно  их  здесь  никогда бы не было. Их имущество было украдено, даже скатерти ... Я повторяю, еврейская молитву траура - Кадиш, Кадиш снова и снова Кадиш, молился  в  Пабраде, Линкменай, полигоне Швенчонеляй  ... так много в таких  небольших местах массовых убийств.  Хочется кричать  так  громко, чтобы быть услышанным всеми: как  это  могло  случиться?
<dd>  
<dd>  
<dd>  
<dd>  
<dd>  Рута: Разве  вас  не  удивляет, что старые люди так боятся говорить? Я была удивлена ...
<dd>  Эфраим: И да, и нет. Кажется, что после стольких лет,  люди  могли осмелиться  говорить. Мне кажется, что люди  словно  что  скрываю. Они отказываются говорить либо из страха или из солидарности с другими людьми и со своими соседями. Они больше боятся вас, чем меня  чужестранца. В конце концов, они видели вас на экране телевизора. Они опасаются, что литовское телевидение  покажет  или сказать вам: вот этот человек говорил о массовых убийствах, произходивших  в вашей стране.
<dd>  
<dd>  Рута: Эти люди старые. Они одиноки. И они боятся. Если такие ужасные вещи происходили в прошлые времена, они могут повторяться. Один очень старый человек, который живет в  районе  Швенченис, однажды рассказал мне о бойне. Потом  когда я приехала  с  диктофоном, он отказался говорить. Убьют, говорит он. Кто будет убивать, я спросила. Улыбнулся невесело и говорит: Кто кто ... литовцы. Люди боятся, и я  их  прекрасно  понимаю.
<dd>  Их бабушки и дедушки, их родители и они сами так много прожили  столько  исторических
<dd>  
<dd>  
<dd>  
<dd>  189
<dd>  
<dd>  
<dd>  потрясений  и опасностей, что  им  не говорить гораздо безопаснее. Тишина не наказывается. Есть русская пословица: «Будь ниже травы, тише воды». Вся жизнь этих людей - это литовский, русский и немецкий урок:  молчи  и  выживешь.   Другое дело: если вы видели преступление и дали показания, преступник будет приговорен, но после освобождения из тюрьмы он или  его  сообщники  придут и отомстят вам.
<dd>  Эфраим: Извините, но этот аргумент совершенно глуп, так как почти все убийцы  уже давно умерли. И если  не умрли, сколько из этих девяностолетних могут прийти и отомстить вам? Еще одна вещь Вы говорите, что эти люди видели убийства. Однако убийства должны были произойти в совершенно изолированном месте, чтобы не было свидетелей, кроме тех, кто стрелял и хоронил трупы. Они видели только ведомых людей, но  не  расстреливаемых  людей.
<dd>  
<dd>  
<dd>  
<dd>  
<dd>  Рут: Они   слышали выстрелы. Слышали  рассказы.  В конце концов, в каждой деревне люди говорили о том, что произошло, о том, как земля  была  пропитана  кровью, как она еще  несколько дней  поднималась, потому что  и  живых людей похоронили ... Поэту, чье свидетельство в начале этой книги было пять лет, когда он увидел ночью
<dd>  приползшего  окровавленного  еврея,  который  выбрался  из  под  трупов. Это ужасное впечатление, которое длится всю жизнь.
<dd>  
<dd>  Эфраим: Возможно, это повлияло на некоторых людей ...
<dd>  
<dd>  Рута: Те, кто видел резню евреев будучи  детьми, никогда  этого  не забывают. Но если никто никогда публично не говорил о  том, и не говорит  об этом, эта тема остается табу.
<dd>  Если полиция не расследует преступление, они не собираются расследовать это преступление  сами. Если никто не говорит о массовом убийстве евреев, не рвутся  на телевидение  рассказать. Кто ты, одинокая старуха, живущая на  опушке  леса? Зачем тебе  говорить? Почему сейчас? В конце концов,  мертвых   не  воскресить...
<dd>  
<dd>  Эфраим: Должно  было произойти  противоположное. Если полиция не воспринимает преступление, а вы его свидетель, идите в полицию и дайте показания. Старушке  девяносто лет? Хорошо, но почему она не стала свидетелем раньше? Я понимаю, почему она молчала в советское время, но Литва  уже  была независимым государством в течение 25 лет. Центр Саймона Визенталя также обьявил  инициативу  
<dd>  
<dd>  
<dd>  190
<dd>  
<dd>  «Операция: последний шанс», мы заплатили деньги за информацию о Холокосте. Все литовские газеты печатали наши объявления. Зачем говорить все время о страхе?   В конце концов, вы живете в демократическом государстве, вы являетесь частью Европейского Союза ...
<dd>  
<dd>  Рута: Но убийцы были их соседями. Дети этих соседей все еще живут рядом с ними. Если не рядом с вами, живите где-нибудь в Литве. Они расскажут вам об этом, вы назовете людей, ваша семья остановит вас. Вся деревня, вся  родня будет относиться к вам как к  жалобщику. Когда я сказала своим родственникам, что собираюсь написать книгу о Холокосте, упоминая о наших родственниках, они были очень расстроены. Вы Павлик Морозов? Или, может быть, вы работаете на евреев за гнилые евро? Может быть, я буду осуждена, я стану черной овцой в своей семье. Мне это нужно
<dd>  
<dd>  Эфраим: Но у каждого преступления есть своя цена, и кто-то должен это заплатить.
<dd>  
<dd>  Рута: Почему я? Если мое правительство, суды, полиция ничего не делает? Если мне исполнится девяносто лет, и я живу в хижине возле леса, как Янина из Линкменай? Да, я, Рута Ванагайте, лично, готова  стать черной овцой, потому что я считаю, что должен делать то, что не делали другие люди.
<dd>  Если не я, так  кто? Если не сейчас, то когда? Все свидетели вымирают.
<dd>  Но вы знаете одно? Если бы мой  дедушка лично стрелял  евреев, я бы, наверное, молчала. Мне было бы слишком больно, слишкомстыдно. Я уверена, что
<dd>  никто в моей семье никогда не направил  ружье  на другого   человека и не нажимал на курок.
<dd>  
<dd>  Эфраим:: Почему вы  так уверена? Вы можете даже не знать об этом. Но вернемся к разговору о страхах. Вы пытаетесь сказать, что люди жили