сказать, обалденнейшую карьеру сделал!.. Как ни встретит меня, готова от благодарности на колени падать!
– Это у нее профессиональное: перед всяческими извращенцами-то на коленки бухаться, – встряла в спор Сауна.
– И ты дура! – полыхнул на домработницу раскаленным взглядом Аноним, – Чего бы понимала?
Да я этой Аньке, можно сказать, ненароком путевку в сказочную жизнь выписал! Ну и укладывала бы до сей поры да циклевала этот гребаный паркет за гроши! А так…
Ну какая из этой бестолочи паркетчица?!.. А миньетчица!.. Судя по доходам, мирового масштаба! И не зря, поди, в горсовете заседает?! Не за красивые, поди, глазки-то?!..
А ты бы и вовсе молчала! – с неким пренебрежением Аноним зыркнул на супругу, – Тоже мне… Штукатурка…
Зависла зловещая пауза, предвещавшая, на мой взгляд, воистину всеразрушительное стихийное бедствие в объеме отдельно взятой квартиры!..
– А он мне тоже… Того.., – переборов себя, принялся я за предотвращение чего-то ужасного.
– Членососом оформил?! – воспряла из пучеглазого оцепенения Грыжа, – Это мы мо-о-ожем! – куражливо поглаживая супруга по макушке, язвительно пропела она, – Мы способны на мно-о-огое. Мы даже одному несчастному молодому санитару провинциального морга в трудовую книженцию вместо «медбрат» внесли «медсестра». А один депутат, презирающий, правда, электорат, через выправленную нами ксиву вознесся до «члена-корреспондента Академии анальных наук»!..
Этого-то не жалко. И поделом ему – кровососу народному. А санитар-то в чем провинился?!
И почему клиентура халатно сверяет оформленную моим грамотеем документацию? А может, и вовсе не читают?! Диву даюсь!
А по отношению к тебе, Вениамин, что он отчубучил? – горемычно кивая на присмиревшего Анонима, справилась Грыжа.
– Да так.., – замялся я, понимая, что вот-вот готовая было разразиться гроза миновала, – Ничего особенного. Я даже и не в обиде.
– Да колись ты – парень! Здесь же все свои! Колись, Веник! Лепи как на духу! – поднасела явно сгорающая от нетерпения Сауна.
– Да ничего особенного… Мелочь жизни.., – нудил я, милосердно взирая на окончательно поникшего Анонима.
– Да колись ты, Вениамин. Все одно не отвяжутся.., – к моему удивлению, сподвиг на откровенность тот.
– Да так. И не стоит внимания.., – промямлил я.
– И когда ж ты разродишься?!! – вскипела от нетерпенияГрыжа.
– А никогда, – поймался на двусмысленность автор сего повествования, – Не разрожусь. Не беремен.
– Поздравляю! – пафосно произнесла Грыжель, – Хоть не так, как с инспектором по делам несовершеннолетних капитаном Имамбековым, оформленным Матерью-героиней!
– Да так… Или около этого, – пробормотал я, – Ваш супруг-то в для меня больничный в качестве диагноза вписал внематочную беременность…
Женщины хохотали долго и безудержно. Мы ж с Анонимом, подавленные щепетильностью ситуации, хранили молчание, правда, иногда дипломатично подхихикивая…
– И где ж, Вениамин, твой этот самый больничный? – вволю насытившись веселухой, просительно протянула руку раскрасневшаяся Грыжель, – Покажь.
– А нет его, – признался я, – Сдал в деканат.
– Ясен перец, не читая? – подперев подбородок ладонями уткнутых локтями в столешницу рук, заговорщицки уставилась на меня докучливая штукатурка, – В деканате во внематочную беременность носом натыкали?!
– Ага, – подтвердил я, – Чего-то не до чтения раньше-то было…
Женщин вновь растащило на хохот. На сей раз мы с Анонимом, наконец-то раскрепостившись психологически, поучаствовали в веселухе довольно-таки задорно...
– А вы, Грыжель Казимировна, действительно штукатурка? – дождавшись, когда улягутся страсти, полюбопытничал я.
– Действительно, – подтвердила переполняемая положительными эмоциями хозяйка, – Более того, штукатурка-малярка шестого разряда.
– Бригадирский разряд-то, – продемонстрировал я осведомленность в пролетарской иерархии.
– А я и бригадирю, – без тени бахвальства призналась Грыжа.
– А почему..? – запнувшись, я взял паузу на формулировку разбросанного по мозгу вопроса, – А почему, если сегодня будний день, вы не на работе?
– А потому.., – махом погрустнела шестиразрядница, – что нас опять нагнули эти гребаные архитекторы капитализма!
С-суки! Новостройки заморожены, зарплаты – шиш, а сами учредители долбаные с деньгами дольщиков врассыпную по теплым забугорным краям! Что за хитровылепленная система?!.. Туда дуй, а оттудова – фуй! Не жизнь, а гольный фэн-шуй…
Суда на этих ненасытных мошенников нет!..
Скажу тебе, Вениамин, по секрету.., – наклонившись ко мне, горячечно зашептала Грыжель, – Так-то, есть он – суд-то, но нелегитимный. И исполнителей приговоров хоть пруд пруди. В основном из представителей угнетенного пролетариата. Правда, и со стороны привлекаются…
К примеру, одна в былые годы популярная проститутка. Называть ее, по понятным причинам, не буду. Так вот, эта самая официально отошедшая от дел инфицированная сифилисом престарелая наемница по заданию подпольного пролетарского комитета через половой путь поделилась своим недугом уже более чем с десятком олигархических мошенников…
Одному с энного этажа свалился на голову кирпич, под другим на верхотуре подломились леса, третий во сне захлебнулся блевотиной, четвертый разбился на вертолете, у пятого в бассейне затаились в засаде ненасытные крокодилы с пираньями, к шестому клеится идейно закаленный гей-спидоносец... Работает подпольный комитет!
Но, что удивительно, справедливое возмездие торжествует и торжествует, а этим аферистам никак неймется…
А ты, Вениамин, смог бы убить? – тише тихого прошептала дотянувшаяся через стол до моего уха Грыжель, – Конечно, не бесплатно – за деньги.
– Нет, – прошептал я, – Если бы врага на войне, наверное, да. И даже совсем бесплатно. Но так…
– Но ведь они же – мошенники – заклятые враги нашего всеми любимого государства. Урон же от их криминальной деятельности для него разрушительней иного военного. Не находишь?.. Не слабо ль побороться за счастье народное?
– Нет-нет-нет! – лихорадочно затараторил я, панически соображая о том, какими пагубными последствиями грозит для меня неожиданно начавшаяся застольная вербовка в пролетарские киллеры!..
– О чем секретничаете? – апатично произнес клонящийся в дрему Аноним, – Не в политическом ль русле?
– Нет-нет-нет! Разве ж можно? – как мне покажись, излишне взволнованно заотнекивалась Грыжель Казимировна, – О кулинарии беседа, – указуя на глубоченную тарелку с остатками бледно-коричневого ягельмая, сбрехнула она и (к моему удивлению) перешла на высокопарный штиль разговора: – Я утверждаю, что диетичней ягель с оливковым (как у нас) майонезом без брусничного уксуса и отварной оленины, а уважаемый Вениамин Дракулович изволят не соглашаться. По их мнению, тундровый мох без оленины и уксуса – извращение вкуса. Более того, они считают, что чесночок и зеленый горошек придают ягельмаю пикантность и несказанно расширяют спектр вкусовой гаммы… Не правда ли(?), Вениамин Дракулович.
– Правда-правда, – солгал я, и не моргнув своим единственным способным к морганию глазом, – Так оно и… того… Чеснок с горохом… несказанно расширяют этот самый… спектр… этой самой… вкусовой… гаммы.
– А я бы вообще.., – призадумалась Сауна, – Я б в этот самый ягель заместо майонеза сапожного крема с… хозяйственным мылом наклала; добавила б ржавых шурупов со спичками, оконной замазки с опилками; непременно б набулькала нашатырю и моторного масла; после чего все бы это конкретно перемешала и… вывалила в помойное ведро!..
Ну какой, бляха-муха, идиот придумал жрать оленью жратву?!.. Всю тундру уж до земли гады выскребли! Все супермаркеты мохом завалены, а олени на своей родине от недоедания с копыт валятся!..
Ну кто ж это скотство придумал?!
– Кто-кто, – всплыл из полудремы к реальности Аноним, – Все-превсе знают, а ты в неведении… Кто придумал…
Президент с премьер-министром изобрели, когда с визитами по буровым шарились. Больше некому…
Высмотрели, сколько в тундре этого самого продуктового добра, да и осенились идеею: а на хрена, дескать, картофель на плантациях в поте лица возделывать да от колорадского дармоеда спасать(?), ежели мох безо всякой возделки и защиты дурит всепогодно и многотысячекилометрово от самой Финляндии до самой Камчатки.
– Неужто они?! – ошалела Сауна.
– Ну, положим, пусть даже и не они.., – задумчиво нахмурив брови, допустил альтернативу Аноним, – Пусть даже и кто-то другой, но… Окончательное-то решение, ясен пень, они принимали!..
Дебаты прервал отвратительнейше режущий современное ухо примитивный звон абсолютно не гармонирующего с интерьером допотопного телефонного урода – черного, эбонитового и непривычно угловатого.
Аноним как ошпаренный вскочил из-за стола и неуклюже заспешил к аппарату, попутно со звоном-грохотом опрокинув вазу с конфетами, табурет, вазу с отварными початками генномодифицированной кукурузы и вазу с малосольным виноградом; на что домработница Сауна Никаноровна, окаменевшая с мученеческим взглядом и личиной идиотского выражения, даже и бровью не повела…
– Да! – сорвав трубку, рявкнул в микрофон Аноним, – Квартира Чуваков на проводе!..
… – Да-да-да! И сам Чувак тоже на проводе внимательно слушает!..
… – Луний Голубеевич, я вам кто?! Ишак что ли, чтобы без выходных-проходных ишачить на вас – бессовестных геев – в этой самой сквозняковой подворотне?!..
… – Если, конечно, вопрос ставится таким наглым ребром, да плевать я хотел на вашу гребаную диаспору! Имею, в конце концов, гражданское право на личный отдых?!..
… – Не-не-не! Сегодня не выйду! Не может быть и речи! Я сегодня с полудня на самовольном отгуле!..
Пусть подходит завтра к восьми! И безо всякой волокиты исправлю «танкист» на «таксист»! И «Иван Иванович Пиздерин» перерисую буква в буковку согласно заказу – в «Иван Иванович Тетерин»! Я за каждый свой штрих отвечаю! Если накосячил, стопудово перекосячу! Пусть не нервничает! Еще никто не оставался в обиде!..
– Глянь на Сауну, – пнув меня подстольно и довольно-таки болезненно в пах, Грыжель бестактно отвлекла мое пристальное внимание от анонимских телефонных переговоров, –Мумией окаменела. Шок. Мощнейший приступ так называемой ядреной прострации. С ней подобное не впервые. На этот раз, похоже, в горячо любимых президенте и премьер-министре из-за их продовольственной инициативы с ягелем разочаровалась. Попробуй-ка, Вениамин, расшевелить ее. Счет идет на минуты. Если немедля не переломить ситуацию, приступ может перерасти и в долгоиграющий недуг. Ну, подерзай. Попробуй.
– А ты? – морщась от ломоты в паху, заартачился я.
– Что я?
– Сама и попробуй.
– У нас кто здесь мужчина? Я или ты?
– Я. И что?
– Но ведь ты, как мне покажись, натуральный джентельмен, – польстила хитрованка.
– Хорошо. Но как ее из этого ядреной прострации вышевеливать? Может, по уху съездить иль песенку спеть?
– Не ё-ёрничай, Веня. Ну-у-у.., вот ты сегодня многократно интересовался, почему ее Сауной звать?
– Да ничего подобного! Не интересовался ни разу.
– Так поинтересуйся из гуманных, так сказать, соображений. Она пуще пущего обожает, когда
