Пустоцвет

настроение. Попытка перевести все в шутку:
- Но я же... вернулась.
Пауза – болезненная, рвущая душу на части, вонзаясь раскаленными прутьями в сердце, в сознание - и все же снисходит Костя на ответ:
- И он... потихоньку во мне оживает. Вот, к примеру, в поезд тебя затащить и черти куда увезти - это его проделки, - слышаться нотки смеха, издевки в бархатном баритоне.
Улыбаюсь счастливо (радуюсь, что все же поддался):
- Вот за это... я его и люблю.
Секунды молчания - и вдруг выпаливает:
- За что? - язвительно, хоть и добро, сквозь улыбку. Попытки разглядеть мое лицо, реакцию, но не поддаюсь. Продолжил: - За идиотичность?
Залилась тотчас смехом я. Невольные томные внутренние рассуждения, и отваживаюсь:
- За неординарность... За безумие… За страсть...
- Как бы он потом всем этим бесить не начал, - заржал пристыжено.
И снова рукой коснулся меня, нежно провел по волосам.
Проворачиваюсь.
Глаза в глаза:
- Я верю в нас, - шепчу несмело.
Ухмыльнулся Костя. Смолчал. Сверлит взглядом.
- И в себя, - продолжаю робко. - Что справлюсь...
- С чем? – удивленно.
- С глупостью своей, - конфузливо ухмыляюсь. - Что не позволю себе... наделать из-за нее ошибок.
- И я надеюсь, - миг - и тотчас, гадина, рассмеялся.
- Дура-ак! - обижено (наигранно) протянула я и тут же стукнула его в грудь.
Поймал, схватил мою руку в свою. Короткий поцелуй в ладонь, в тыльную ее часть, и сжал оную крепко:
- Да ладно, - серьезностью налился его голос, а уста искривила  горько-сладкая улыбка. - Я тоже... в нас верю. Всё у нас получится. Верно?
Пристально, с вызовом. Схлестнулись взоры:
- Верно, - убежденно констатирую я.
 
***
И снова замереть, утопая в счастье. Его взор – то на меня, словно вбирая в душу самое ценное, то за окно – задумчиво.
Я же – прикрыла веки и внимала своим мыслям, иногда отвлекаясь на чарующую музыку биения родного сердца…
 
- А почему Харлей? - не выдержала и все же поддалась своему бесстыжему интересу.
- А? - удивленно. Глаза в глаза. Но миг - и, осознав услышанное, усовещено рассмеялся: - А-а... - скривился, словно шкодник, которого поймали и уличили в содеянном. - Было дело... причем очень давно, - шумный вздох. - Еще Ванёк был жив... друг мой, брат, наставник, напарник... - немного помолчал. А затем продолжил Костя: - Урода одного брали. А он, с*кин сын, ловко нас обставил: мы - в дом, а он - на улицу, на мотик свой - и деру. Мы за ним... как идиоты, на тачке. Шустрый, хитрый: сразу в толпу - и выруливает на проспект в самую пробку. Как ни пыжились мы - а уже едва из виду подонка не теряем. И тут на светофоре - гляжу, такой же лихач стоит - притормозил учтиво, делая поворот. Ну, я и ломанулся к нему. Едва ли не силой отобрал, на ходу объясняя, что "Органы" и что для дела нужно. Рванул за тем упырем... Э-э-э, - устыжено протянул, хохоча; взмахнул рукой. - Че уж там? Молодой, дурной... в башке - черти что: любой ценой хотел взять. Столько тачек по пути убил, и этот... "велосипед" в хлам расквасил - сам едва жив остался: добротно так под фуру влетел. Ублюдок же тот скрылся... А я? А че я? Только проблем наворотил. А потом... еще выяснилось, что мотоцикл, который я угнал, адски дорогим "самокатом"  оказался... да еще хозяин - "папенькин сынок", чадо одного олигарха... с*ка, Стасик… как сейчас помню. Че мне было-то!.. - взревел показательно. - Всё отделение ржало. А я в больнице лежу - перебитый весь, загипсованный, перебинтованный - а они меня и отдубасить за произвол не могут. Только на мозги ходили капали... Ну, а потом полковник все замял, зарешал. А вот кликуха осталась, прицепилась... что пиявка. Сначала за глаза, только Ванек решался дразнить в открытую, а потом и остальные - в герои подались. Правда, к тому времени уже привык - потому и не бушевал особо. А Шевелев, так тот вообще, возвел это в мои подпольные "погоняла". Позывной, б***ь. Прости, за грубость. Но реально... бесят, гады... - и снова смущенный смех. - Я же как лучше хотел... кто ж знал, что какой-то невзрачный "двухколесник" может стоить, как квартира...
 
 
Глава 27. Надежды и мечты
 
***
А вот и та самая обитель, «цитадель» моего Пахомова, приглашения в которую я так «ловко» и столько раз отвергала.
Сдалась, пала «наша» перед гнетом обстоятельств, давлением перипетий судьбы… Но я и рада. Очень рада быть здесь. Быть Его… И более того… отныне между нами нет тайн. По крайней мере, с моей стороны.
 
- В общем, - задумчиво протянул Костя, кружась на месте. – Дверь и окна – бронированы. Но всё же… никому ни на что не отвечать: звонки, стук. Шторы не открывать, на улицу не выглядывать, как и на балкон – лучше не открывать и не выходить на него.
- А свет включать можно? - язвительно ухмыляюсь.
- И включать, и выключать, - паясничает (но добро). Улыбается.
- Сама щедрость, - тихо смеюсь.
- Я такой, я могу, - хохочет. Звонкий вдох: - В общем, в остальном– всё что угодно. Всё в твоем распоряжении… - махнул рукой около. Ухмыльнулся вдруг: - Конечно, желательно соседей не топить и хату не палить… но если уж сильно захочется – что уж тут, как-то да переживем.
Залилась смехом я.
- Короче, - спешно добавил, – мой дом – твой дом. И ни в чем не смущайся, не стесняйся… и не отказывай себе.
- Даже кота завести можно?  - хохочу язвительно.
Коварно, томно прищурился Пахомов. Шаги ближе – и обнял, притянул к себе. Глаза в глаза; шутливым, соблазнительным шепотом:
- Я тебе буду… вместо кота, - прилип коротким поцелуем к моим губам - хотел, было, уже оторваться, как тут же осекла, удержала подле себя: смело ответила, уволакивая в плен нежности и чувств. Поддался, послушно, покорно… бесстыдно, Костя.
Минуты шальных ласк, жарких объятий, смелых блужданий рук по телу – и приговор: отрывается от меня. Нежным бархатом на ухо:
- Может, кушать?
Конфузливо смеюсь:
- В душ. Очень хочу в душ.
- Ну, в душ, так в душ… Пошли.
- Что значит «пошли»?! – громко выдала я, лживо строя недовольство. Немного отстранилась. Глаза в глаза. Чувствую, как щеки мои запылали от смущения.  Но миг – и позорно проигрываю, заливаясь звонким хохотом, уступая "подлистым" кривляниям сего "гада": – Это я в душ, а ты – кушать.
- Ну да, - съязвил шутливо Пахомов. - Так я тебя одну и отпустил, - игривый рык, откровенно уже забираясь мне под платье.
- Тебе что, мало? – изумленно, едва ли не визгом; выпучила на него очи. Живо пресекаю, останавливаю нахальства ход.
- Мне всегда тебя мало: хочется еще и еще, -  ржет негодяй. - И потом, я же тебя на кровати еще так и не пробовал, - бесстыдный гогот.
Невольно рассмеялась и я:
- Ты меня много еще где не пробовал. И что теперь? Пока не поставишь все галки, не остановишься?
Враз приблизился. И коварно на ухо жарким, манящим, сводящим с ума, шепотом:
- Да. А потом… по второму кругу, и по третьему…
- Да Вы, Сир, тот еще… похотливый извращенец, - смущенно хохочу, невольно заливаясь краской.
- А Вы, Леди, только сейчас это поняли, да? Ох, тяжела же ваша судьбинушка… тяжела.
 
***
И всё же душ. И всё же… общий, на двоих ритуал. Кое-как уговорила… силы поберечь… и меня заодно.
Шаги в комнату.
- Садись на диван, - кивнул в сторону своей, на скорую руку заправленную, постель.
Поддаюсь.
Мигом метнулся к серванту. Достал что-то с полки. А дальше в шкаф – полотенце закинул себе на плечо.
Присел на корточки у моих ног.
- Ты что задумал? – смущенно улыбаюсь.
- Не боись… я добрый доктор…
 
Обработать перекисью раны, кое-что даже пластырем заклеить.
И снова присел у моих ног. Странный взгляд в очи.
- Что? – пунцовею под его молчаливым напором.
Мгновения волнительных скрытых мыслей, интриги, соблазна – и внезапно закачал головой:
- Ничего. Просто… до сих пор не верится, что затащил тебя к себе. Что ты теперь – моя.
Смущенно улыбнулась, пряча на мгновение взор.
- А я и так была твоей… причем… с первой нашей встречи.
Рассмеялся враз, но еще миг – и осекся, прервал себя. И снова... соитие взглядов.
Закивал одобрительно:
- А я – твой. Только… сам этого не понял. Потому... столько времени упустил.
- Но у тебя еще была… Ирина.
И снова кивки, болезненно кривляясь и виновато пряча очи.
- Да. Была…
Момент – и внезапно замотал головой, будто прогоняя мысли из головы. Зажмурился. Скривился:
- Но… слава Богу, всё позади, - устремил взгляд мне в глаза, пристальный, говорящий, глубокий. - И все ошибки… грубо, но исправлены. И теперь у каждого из нас есть шанс… быть счастливым. В том числе – и у Малого.
Немного помолчав, добавил:
- И ты – теперь моя, а я – твой. Всецело.
Вдруг движение – и несмело, бережно взял мою ступню в свои ладони. Нежное касание, поглаживание по голени – и неожиданно коснулся, прилип губами. Сладкий, короткий поцелуй… и ход дальше. Перебежками, робким напором… поднимался всё выше и выше – пока вовсе не повалил меня на спину и проник между ног, нагло, откровенно разводя их в стороны. Мнусь, сопротивляюсь – да только… это уже неважно: скользя влажным языком по внутренней стороне бедер, нежностью, трепетной, до дрожи доводящей, ласки… до стонов изнеможенных накаляя меня, Костя творил свою дерзкую, шальную… умопомрачительную феерию. Жадный, бешеный, отрешенный крик разорвал тишину, оповещая весь мир о моем поражении, сокрушении… и самозабвении. Звезды взорвались блеском, рассыпаясь по темному полотну искренних, но вместе с тем… и сказочных ощущений и чувств.
 
***
Жадно прижаться друг к другу – и попытаться уснуть.
Однако… чем сильнее я пыталась прогнать мысли, тем упорнее… они возвращались обратно и с новой, большей силой затевали очередной вихрь. И неважно, что голова гудела, раскалывалась на части, тело ломило, будто каток переехал меня, - рассуждения... куда более беспощадным изувером оказались, кромсая, пиля, рвя меня на ошметки, душу испепеляя заодно.
- Знаешь… о чем я еще думаю? – осмеливаюсь на самое жуткое, потаенное. Но, словно воздух наконец-то хлебнув,  почувствовав невероятное облегчение, сознавшись ему, моему Косте, покаявшись… пооткровенничав с ним, я больше не могу, да и не хочу останавливаться: высказаться, избавиться от внутреннего груза… разделить горе напополам. Ведь только так... у меня появляются силы... жить, идти дальше, вперед.
Эгоистично? Нагло? Самонадеянно?
Возможно… возможно и так. Но не могу уже… иначе.
Пахомов - это всё моё, весь мой мир... и я хочу в нем раствориться, прошлое... позабыв навсегда.
- Что?  - так и не дождавшись продолжения, отозвался учтиво мой мальчик.
Прожевала страх, собрала волю в кулак – и решилась на... важное:
- Иногда мне кажется… что если бы я хотела… действительно хотела этого ребенка, то он бы… выжил. Держался бы до последнего. Вопреки всему…
Обмер, пришпиленный заявленным Костя. Долгий, жуткий миг тишины, безучастия, отсутствия вдохов  – и словно очнулся: враз сжал крепче в своих объятиях, невольно сильнее зарываясь носом мне в волосы.
Еще вдох - и шепнул на ухо:
- Лизонька… Девочка моя… Что суждено, то суждено. И мы не в силах что-то изменить. И всё, что должно было случиться… с нами: со мной, с тобой,  с нашими близкими – всё и случилось. И только благодаря этому (горькому опыту, радости и печали) мы те – кто мы есть сегодня. Только так бы… мы встретились с тобой. И только так бы – обрели друг друга. Не потеряли, не оттолкнули, не профукали…  Только так… мы ныне безумно ценим и дорожим тем, что у нас есть. Только так…
- Но Его больше нет, - болезненно рычу я от