последователей – и это ставило его дело на один уровень с производством необходимого или даже превосходило это самое производство. Мы все выполняем ту или иную работу, чтобы выжить, но, закончив дело, необходимое для выживания, каждый из нас спешит в музей, в театр, в кино, на концерт, на выставку, спешит увидеть интересную телепередачу и послушать любимую музыку – словом, отдаться тому, что не приносит дохода, но приятно и отвлекает от серых будней. Естественно, если всё это убрать из нашей жизни – никто из нас не умрёт голодной смертью, но что ждёт род людской в таком случае? Однообразие и серость повседневного загонят нас в депрессию, лишат желания жить, творить, выдумывать, пробовать, рисковать, анализировать полученный от неудач опыт и не бояться начинать всё сначала. Человек, не чувствующий крыльев за спиной, в конце концов просто превращается в двуногий овощ, подобный полностью зомбированным властями жителям мрачного государства Океания из романа-антиутопии Джорджа Оруэлла «1984», лишённый всякого смысла жизни и потому не ценящий уже и саму жизнь – долго ли такая нация просуществует? Человек так устроен, что желает буйства красок, внушительности архитектуры во всём, что видит его зрение, гармонии нот и децибелов во всём, что воспринимает его слух, максимально приятного и высшего наслаждения во всём, что делает самолично – и советские люди не были исключением из этого правила. Ведь даже в мировосприятии самого последнего маргинала обязательно найдётся нечто, чем он непременно будет восхищаться, не сводя с этого чего-то заворожённого взгляда и напрочь позабыв о том, чем занимался ещё минуту назад.
И вот именно недостаток «пищи духовной» стал одним из гвоздей в крышку гроба первого в мире государства рабочих и крестьян. Поначалу любой, безвозмездно получивший от государства скромную крышу над головой, само собой, будет ему благодарен за жильё, помогающее выжить, но со временем он неизбежно захочет большего, захочет более просторного жилища с кухней гораздо больше тех стандартных шести «квадратов», что были в «хрущёвках». Многие даже будут согласны заплатить немалые деньги за квартиры, на фоне всё тех же «хрущёвок» уже выглядящие как царские апартаменты – знаменитая практика продаж «кооперативного» жилья это доказала. Однако именно такой альтернативы большинство жителей Советского Союза были начисто лишены. Суровые советские хозяйственники воспринимали автомобиль исключительно как средство передвижения, не особо озабочиваясь эстетическим аспектом автомобилестроения страны серпа и молота, и такая тактика тоже оказалась ошибочной. Знаменитое детище легендарного конструктора и президента компании «Форд» Ли Якокки – ставший визитной карточкой американского автопрома 60-х годов прошлого века «Форд-Мустанг» – был не только практичным, но и прямо-таки элегантным внешне, способным приковать к себе взгляды самого взыскательного «ценителя» - и в результате именно футуристический дизайн стал залогом столь оглушительного успеха этой модели на Западе: в первый же год выпуска только в США «империя Голубого овала», как самодовольно именовал Форд свою корпорацию, продала свыше миллиона таких автомобилей. В СССР же крупнейший российский автогигант – Волжский автозавод, знаменитый ВАЗ – лишь в начале следующего десятилетия освоил выпуск почти полностью скопированных с итальянских «Фиатов» «Жигулей» - изначально бледных, невыразительных, своей угловатостью до боли похожих на немецкие танки времён Великой отечественной войны (как выразился один мой знакомый: «…только крестов по бокам и орудия спереди и не хватает!..»), машин. Оснащённость этих самых «жигулей» тоже оставляла желать лучшего: электростеклоподъёмники боковых стёкол, к примеру, сегодня воспринимаемые как само собой разумеющееся в каждом автомобиле, на Западе получили массовое распространение ещё в 50-х годах прошлого столетия, в постсталинском же СССР типичный автолюбитель и не подозревал об их существовании – равно, как слыхом не слыхивал и об автокондиционере, и о гидроусилителе руля. Однако даже и такие незамысловатые авто в Союзе приобрести было очень непросто: постсталинские чиновники, эти достойные продолжатели дела знаменитого гоголевского Городничего, прекрасно понимали, что обилие машин на просторах нашей необъятной Родины непременно вынудит вести довольно затратное строительство дорог. И, дабы побольше осело в их бездонных карманах, используя свои рычаги давления на директоров автозаводов, ловко сдерживали наращивание выпуска легковых авто, полностью перекрыв какой бы то ни было их импорт из-за рубежа. Всё это неизбежно привело к дефициту автомобилей: к середине 80-х годов на 270 миллионов граждан СССР приходилось всего 12 с половиной миллионов машин, в то время как в США при даже ещё меньшем тогда количестве жителей аналогичный показатель к тому времени давно перевалил за сотню миллионов. Т.е. в Штатах авто в пользовании имела практически каждая семья. Недоступность такого элементарного на Западе блага цивилизации, как личный автомобиль, совсем не играла коммунистам на руку – особенно, когда в советское медиа-пространство начали просачиваться сведения об упомянутом их обилии в Штатах и странах Европы. Советская эстрада, самодурством худсоветов, в своём повальном ханжестве весьма смахивавших на легендарную средневековую инквизицию (когда речь заходит о них, мне все время вспоминается всё тот же знаменитый директор Серафим Огурцов из фильма «Карнавальная ночь», которому при подготовке праздничного новогоднего карнавала не нравилось решительно всё, что предлагали артисты эстрадных коллективов), загнанная в узкие рамки дозволенного – списки всего того, что исполнителю на сцене было «нельзя», были многократно шире, чем списки того, что этому самому исполнителю «можно» – в конце концов превратилась в сообщество довольно мало чем отличающихся друг от друга певцов. Сохранив свою интеллектуальную составляющую, сохранив свой статус индустрии песен, наполненных смыслом, песен, про которые никак нельзя было сказать, что это песни «ни о чём» (каковыми просто завален шоу-бизнес наших сегодняшних дней), эстрада тех лет безнадёжно потеряла другой, на самом деле не менее важный для многих тружеников шоу-индустрии, козырь – зрелищность. Театры и кинематограф напрочь погрязли в бесконечных постановках и экранизациях произведений Шекспира, Тургенева, Достоевского, Чехова и прочих кумиров прошлых лет, очень и очень нечасто балуя зрителя чем-то «свеженьким» – и в итоге даже не особо замысловатые кинокомедии Леонида Гайдая, даже явно не высокобюджетные фильмы наподобие «Щита и меча», «Пиратов двадцатого века», «Белого солнца пустыни» и им подобных становились событием года, настоящими советскими «блокбастерами», завоёвывая любовь миллионов поклонников. По большей части игнорируя вкусы и пристрастия зрителей (то, каким успехом в народе пользовались немногочисленные фильмы-рекордсмены кассовых сборов, нагляднее всего демонстрировало, что советскому гражданину точно так же не чуждо ничто человеческое и в кино он охотнее всего пойдёт, дабы посмотреть захватывающую, динамичную, зрелищную картину, а не что-то, что потом только вызовет сожаление по поводу зря потерянного времени), Большой экран Страны Советов упорно продолжал штамповать фильмы, мало способствовавшие возникновению сильного желания пойти в кинотеатр ещё раз – и мало-помалу душами «совков» всё больше завладевали зарубежные кумиры. Пока СССР экранизировал далёкие от современной жизни сказки (в которых чуть ли не самым любимым персонажем из фильма в фильм упорно становилась обаятельная Баба-Яга в исполнении неподражаемого Георгия Милляра), Голливуд делал упор на остроту сюжетов и технологическую составляющую фильмов, всё привлекательнее обрисовывая будущее, наполненное электроникой и роботами, в котором всем нам неизбежно придётся жить, хотим мы того или нет, на харизматичность и привлекательность персонажей – и потому в конце концов начал снимать фильмы, которые смотрит весь мир. Телевидение тоже не пожелало делать упор на зрелищность, на развлекательность снимаемых программ, всё больше «отделываясь» также не слишком затратными передачами наподобие «Вокруг смеха» и «Кабачка «13 стульев»» – и в результате достаточно динамичные, захватывающие, смотрящиеся на одном дыхании приключенческие телеигры, такие, например, как французская «Ключи от форта Бойяр» или японская «Замок Такеши», впервые появились на зарубежных телеканалах, голубой же экран Страны Советов предложить что-то подобное своему зрителю так и не сподобился. Гардероб советского человека не отличался разнообразием: борьба со всем «тлетворно-западным» в его одежде была доведена до полного абсурда, который в конце концов стал очевиден всем без исключения: даже самые убеждённые строители «светлого будущего» никак не могли взять в толк, чем же перед Советской властью столь сильно провинились самые обычные джинсы – одежда, практичней которой этот мир пока ещё не придумал. (Официального запрета на джинсы в СССР не было, однако путь всем мировым брендам за железный занавес был однозначно закрыт.) И, отмахав на праздничных демонстрациях красными флагами, на следующий же день со спокойной душой шли покупать изделие, подаренное миру Ливаем Страуссом, у нелегальных торговцев – знаменитых «фарцовщиков» Москвы, Ленинграда и других городов. Домохозяйки же, посмотрев очередной из немногочисленных, доходивших до советских экранов, западных фильмов, тут же бросались своими руками шить наряды, как у героинь этих самых фильмов, зачастую напрочь игнорируя то, что через свои магазины предлагал покупательницам родной «Текстильшвейторг». Власть СССР проводила политику, которую я бы охарактеризовал как «культурный тоталитаризм», по своему усмотрению запрещая всё зарубежное, что ей казалось плохим – независимо от того, так это или нет, – при этом совершенно не озабочиваясь мнением народа на сей счёт, и в итоге дозапрещалась до того, что дискредитировать её в нужный момент – и не в последнюю очередь именно за такое вот запретительство – оказалось не так уж и сложно…
Таким образом, в повседневной жизни глазу советского человека совершенно не за что было «зацепиться»: одинаковые микрорайоны одинаковых «хрущёвок», одни и те же автомобили в каждом дворе, серые стены заводских корпусов, стандартные городские парки, набор развлечений в которых зачастую ограничивался тиром, небольшим автодромом, колесом обозрения и примитивными каруселями и в которых слыхом не слыхивали об американских горках – уж не говоря о том, что предлагали своим посетителям знаменитые «Диснейлэнды». Магазины, которые рядом с сегодняшними торговыми центрами выглядели бы настолько убого, что их, скорее всего, просто никто и не заметил бы, множество улиц, на которых из года в год совершенно не на что было смотреть, до боли одинаковый в своей серости и однообразии репертуар кинотеатров и программы телеканалов – [i]какую
