Все, что мы видим вооруженным и невооруженным оком, есмь иллюзия, несуществующее. Ибо пока свет, бегающий, по лживой теории Эйнштейна, по вселенной, добежит до наших зрительных клеток, объект излучения этого света перестает существовать. И кто это выдумал, что быстрее света не движется ни что? - философ, местный скандалист и пройдоха, Виктор Павлович Безрукавников, громко чихнув, победоносно оглядел публику, которая, с достоинством римских патрициев, слушала когда-то белиберду сенаторов, позволил себе продолжить: - Итак, придя к выводу, что есть нечто, могущее позволить себе двигаться практически мгновенно, мы выходим на новый уровень осознания своей роли в развитии познаний человечества.
Тут внимание оратора остановилось на подошедшем к толпе человеке.
Тот был похож на сорокалетнего бездельника из соседней махалли, нажравшегося бесплатного плова, по случаю чьих-то поминок. Довольно потирая промасленные руки, икая, он стал в позу председателя махаллинской комиссии, сложил руки на начинающем выпирать наружу животе, и зычно произнес: - Виктор Павлович, если вы, благороднейший из благородных, стали выказывать вещи, касающиеся высших сил не только нашей вселенной, довольно таки примитивной, но и нахально ворвались в сферу высочайшего сознания, так поимейте скромность высказываться конкретней и проще.
– Да кто вы такой — послышался голос из толпы, - здесь вас никто не знает, это вы выражайтесь скромнее и понятливее. То была старуха Кригер, непонятной масти женщина, бывшая рабочая прилавка сбоев и всякой нечисти. Виктора Павловича она любила за то, что тот при покупке печени и почек не скупился и философски отвечал на любые замечания торговки. Так, например, продав ему цельную печенку, она советовала философу: - Витенька, хоть ты и большой ученый, но пленку с этой гадости все - таки снимай и, ковырнув грязным пальцем продукт, продолжала: - И вот эти желтые камни тоже не жри, от них в субботу каролилина псина сдохла.
- Э, все мы поздыхаем когда-то, кто от ишиаса, кто от триппера, а кто и от жадности, - логично рассуждал Виктор Павлович, заворачивая свою покупку в промасленную бумагу.
- Мое дело предупредить, - мрачно ворчала продавщица, печальным взглядом провожая покупателя. Она не раз билась об заклад с товаркой Симкой, что философ, после поглощения отбросов, так она награждала проданные ей продукты, не проживет и трех дней.
- Вот увидишь, сдохнет, на сей раз обязательно сдохнет, - убеждала она за чаем Симку.
- -Неа, выживет, - не соглашалась с подругой товарка и уверенно билась об заклад. - А сдохнет, немного и потеряю, - говорила она, протягивая замызганную трешку Тамаре, зеленщице, извечному третейскому судье подруг.
По прошествии трех дней, эта трешка перекочевывала в бездонный карман Симки, а затем в карман дяди Пети, местного базаркома.
После жесточайшей диареи, подарок зеленщицы к пасхе в виде требухи, подвигнул Виктора Павловича, раскошелиться и пригласить на обед , вегетарианский обед, Симку, мадам Кригер и Тамарку. Наскоро проглотив кучу салатов и винегрет, женщины засобирались домой.
– Что, это все? - разочарованно спросил хозяин, видя как товарки, столпились у двери.
А ты еще что-то хочешь? - внимательно глядя в глаза мужчины, спросила мадам Кригер?
Я предлагаю поговорить о любви, вернее, о ее материальной составляющей, то есть о сексе.
Не успел хозяин закончить фразу, как все три женщины вернулись за стол, и мастерски скрывая любопытство, уставились на Виктора.
|