Я подошёл к шару и остановился метрах в трёх. Подобно Ланселоту, я не мог подойти к нему ближе. Просто не было сил. Свет, исходивший от шара, был как солнечный ветер, вымывавший из меня и отбрасывавший назад тень из несовершенных атомов, которых я нахватался за свою прошлую бестолковую жизнь. Это было и больно, и блаженно одновременно.
Это было как очищение.
Шар висел, примерно, на высоте метра от земли, но потом он поднялся ещё на метр, и вдруг на его поверхности словно бы проступило лицо — нос, глаза, губы. Столб плотного жёлтого света упал от шара вертикально вниз, приобретая очертания женской фигуры. Образовавшаяся картина была в точности как на иконе "Жена, облеченная в Солнце". Мариам — мать Иисуса Христа. София Пронойя — так Её называли гностики в древние времена. Матерь, питающая богов и людей. В Китае Её называли Гуань Минь. В Индии — Деванагари. Более поздние толкователи, улавливая созвучие со славянскими языками, объясняли это имя так: жрецы ставили на какое-нибудь возвышение юную девушку, и та читала тексты из священных писаний для собиравшихся вокруг людей — девушка на горе. Какая наивность. Древние во многом были глубже и мудрее своих потомков, далеко отошедших от понимания основ мироздания. Они знали о вселенском материнском начале, периодически приходящем из горнего мира на Землю, чтобы дать начало новому духовному циклу. Не девушка, но Дева, рождающая богов и людей в вечную жизнь. Та, в чьих руках — ключи к Преображению вселенной...
Не помню, как я очутился на земле — невозможно было стоять перед такой красотой, только лежать ниц. Я не отрывал от Девы глаз, замечая, что она, оказывается, не одна — вокруг неё, как спутники вокруг планеты, носились разнообразные светящиеся точки, в которых я с обострившимся зрением узнавал очертания различных существ и предметов — маленьких птичек, звёздочек, цветов самых разнообразных форм и цветовых оттенков, крохотных белопарусных кораблей, космических звездолётов и добролётов, белых лодочек, и ещё много других существ, никогда мною не виданных, но прекрасных по сути и по форме, которые так легко и так изящно левитировали вокруг своей госпожи и которых было просто бесконечное количество... И чем больше я погружался в это прекрасное созерцание, тем этих существ становилось ещё больше, будто целый мир распахивался передо мной во всей своей полноте...
Я понял, что нахожусь на пороге преображения Земли. Моё согласие на это было Деве и нужно и не нужно одновременно. Да, в каждом акте Её действия не было ни малейшего насилия. Но, помилуйте, как можно было противиться такой прекрасной и великодушной воле, что исходила от Неё? Да, да, да! — только такими словами и можно было встречать каждое Её действие. Какими ничтожными и глупыми показались мне недавние страхи о прежних долгах, о семье, которую будто бы можно было потерять. Сердце Девы — самое прекрасное, самое безопасное место во всём мире.
Я весь был в это мгновение одно сплошное восторженное "ДА"!
Дева улыбнулась. Или это мне только показалось? Да нет же, вот, она улыбается!!
— Будь счастлив! — не то прозвучало, не то возникло каким-то непонятным образом у меня в сердце и голове. Тонкие невесомые пальцы легонько коснулись моего лба. В тот же миг словно вспышка от гигантского взрыва ослепила меня. Было ощущение, будто мир до последнего момента был какой-то театральной декорацией, окруженной серыми ширмами со всех сторон, и вот они, эти ширмы, вдруг лопнули, и всё, что находилось в мире: деревья, кустарник, небо, земля, облака, горы, города и пр., — заливает теперь море золотого света, преображая бытие до последнего атома.
"Всё сущее в конце времён станет просветлённым", — вспомнилась мне строчка из Алмазной Сутры.
Я сидел на вершине небольшого пригорка, озираясь по сторонам и отмечая про себя, как же всё-таки прекрасен наш земной, а теперь ещё и небесный, мир, как он чудесен, неповторим, свеж... Жёлтого шара я больше не видел, но я чувствовал — он где-то здесь, рядом, он со мной теперь навсегда. А откуда-то снизу из-за деревьев бежали с радостными воплями какие-то люди, в которых я с удивлением узнавал своих коллег по экспедиции. Вот Владлен, вот и Кирилл, и ещё какая-то девушка с ним, так удивительно похожая на Алёнушку, что мы видели три дня назад на берегу реки. Я вдруг сразу догадался, что это та самая смешливая Маринка, что связывалась со мной по рации. Кирилл легонько держал её за руку своей лапищей... Или это она держала его за руку? В общем, они оба друг друга держали за руки, и было видно, что оба этим чрезвычайно довольны. Ещё в ней было что-то от недавней Девы, облечённой в солнце. Может, я теперь всех женщин буду так воспринимать? Заметив мой взгляд, Маринка улыбнулась и, улучив момент (чтобы не было заметно для других), приложила палец к губам — мол, всему своё время. Я было задумался над этим, но тут на меня налетели. Первым на меня налетел Кирилл — повалил на землю, радостно тормоша и восклицая:
— Куда ж ты пропал? Мы ж тебя уже три дня ищем!
А Владлен вторил ему:
— Да, голубчик, нельзя же так. Мы тут уже все окрестности перерыли.
Прочие люди, мне незнакомые, но положительно очень приятные, тоже тормошили меня, хлопали по плечам, ерошили волосы. Кто-то уже тянул мне стаканчик с дымящимся чаем, бутерброды. Словом, радость была всеобщей и безусловной...
А я вдруг в какой-то момент подумал, ну какой же я всё-таки идиот — такой город лежал сегодня передо мной, а я даже не догадался заснять его на камеру. А впрочем... В памяти-то он у меня остался... А может, и не только в памяти. Может, он и сейчас ещё там? Настоящий...
7-9 сентября 2016 год.
Этот город, не имеющий нужды ни в Солнце, ни в Луне, ибо слава Божья осветила его, описывает и Иоанн Богослов в "Откровении" (21:23).