Предисловие: Рассказ сюжетно сопрягается с двумя другими рассказами: "На Урале" и "Человек".
В два пополудни Джейкоб Люминистер, взглянув на часы, вызвал секретаршу и распорядился через десять минут подать к выходу лимузин. Потом он придирчиво оглядел себя в зеркале и вышел из кабинета. Персональный лифт доставил его на первый этаж. Лимузин уже стоял перед выходом. Предупредительный швейцар распахнул перед Джейкобом дверь.
У машины его встретил личный доктор — точнее, один из трёх, что, сменяя друг друга, практически не расставались с Джейкобом ни днём, ни ночью, готовые в любой момент прийти на помощь своему подопечному, и начальник личной охраны — Шепард, старина Шепард Стигмарк, стоявший подле распахнутой дверцы автомобиля.
— Как ваше самочувствие, шеф? — поинтересовался он, сверкнув белозубой улыбкой.
— В порядке, — буркнул Джейкоб. На любезности у него настроения не было — предстоящий разговор занимал его мысли целиком.
Шепард не обиделся. Его профессия (сдобренная баснословными гонорарами) предполагала и не такие самопожертвования. Он захлопнул дверцу, а сам уселся на переднее сиденье рядом с водителем. Доктор залез во вторую машину, где, кроме водителя, находилась охрана — квадратные парни в тёмных костюмах, с которыми не страшно было спуститься даже в жерло действующего вулкана.
В машине Джейкоб включил радио — ничего особенного в эфире не передавали: очередной пикет зелёных у Белого Дома, взрыв в фешенебельном отеле на краю Бруклина — скорее всего, газового баллона (разгильдяи — что тут можно сказать), состоялась презентация седьмой модели айфона, дочку сенатора Андерсона, пропавшую на прошлой неделе в Майами, до сих пор не нашли, Хилари Клинтон упала в очередной обморок...
Джейкоб выключил радио и откинулся на мягкую спинку, снова сосредотачиваясь на предстоящем разговоре.
Между тем миновали Манхэттен, свернув в пригород, тянувшийся вдоль морского берега. Это был бедный район — относительно, конечно. Жилой фонд здесь состоял преимущественно из многоквартирных домов, набитых самыми разнообразными жильцами — как правило, со средним доходом. Дома лепились друг к другу, как грибы, дворики были тесными — то там, то здесь мелькало развешенное на верёвках бельё. Иногда мелькали и частные дворики, но этих было немного. И запах тут был не очень. Хотя окна были задраены полностью и работала Сплит-система, Джейкоб всё равно каким-то шестым чувством ощущал этот запах человеческой помойки — то и дело морщась. А может, он морщился не от этого, а от остаточной боли в груди, куда совсем недавно искусные хирурги вложили очередное донорское сердце.
И чего ему так приглянулось здесь, думал Джейкоб с неудовольствием. Сколько раз предлагал ему сменить местожительство. Чем ему не нравится Бруклин? Или Манхэттен? Можно и где-нибудь в глубине — на берегу Онтарио, например, целый замок там можно построить, никакой киллер туда не доберётся. А здесь как на витрине. Да и я — с этим лимузином, как бельмо на глазу. Прости, господи...
Автомобиль въехал в один из дворов и мягко остановился. Джейкоб, кряхтя, выбрался наружу. Шеппард и прочая охрана уже стояли вокруг, оцепив кортеж и внимательно оглядывая слепые окна.
— Стойте здесь, — распорядился Люминистер.
Шепард кивнул. Он знал, что шеф не любит повторять приказания — хотя, конечно, не мешало бы проверить весь предстоящий маршрут.
По скрипучей деревянной лестнице Джейкоб поднялся на второй этаж. Внутри было полутемно. Он миновал длинный коридор. Вот и нужная дверь, ничем из себя непримечательная, на вид деревянная, а внутри, скорее всего, из металла — хотя, может, и целиком деревянная. С этого Мойши станется...
Он постучал согнутым пальцем по двери и стал ждать. Примерно, через минуту за дверью раздались шаги. Щёлкнул замок. Дверь, защищённая металлической цепочкой, приоткрылась самую малость. На Джейкоба глянули старческие подслеповатые глаза — это была старуха с трясущимися руками и седой шевелюрой.
— Кого надо? — поинтересовалась она.
— Мистер Мойша дома? — вежливо спросил Джейкоб.
— А что?
— Я гостинец ему принёс.
В этот момент из глубины квартиры донёсся дребезжащий голосок:
— Кто там?
— Паренёк какой-то. Говорит, с гостинцем пришёл.
— Ну так впусти его, Софочка!
Старуха молча сняла цепочку, потом распахнула дверь и поплелась прочь.
— Дверь на щеколду заприте, — распорядилась она не поворачиваясь. Секунду спустя она исчезла в боковом проходе.
Джейкоб, вполголоса чертыхаясь, запер дверь и по давно знакомому коридору пошёл в глубину квартиры. Комната, в которую он попал, была большая, заставлена всяческим барахлом вроде старинного комода, резной тумбочки в углу, огромного трюмо с овальным зеркалом, деревянными стульями, различными картинами на стенах, ничего не стоящими по деньгам, хотя... Чёрт его разберёт, что тут стоит большую цену, а что нет. Справа в потёртом кресле сидел тщедушный человечек в ветхой одежде, которую с первого взгляда и не отнесёшь к какому-нибудь виду — то ли это затасканный до невозможного костюм, то ли халат. На голове у него была чёрная шапочка наподобие среднеазиатской тюбетейки. Словом, ничего особенного, что могло бы свидетельствовать, что этот зачуханный человечек и есть мировой предиктор, в нём не было. И, вместе с тем, Джейкоб, как и в предыдущие свои посещения, ощутил робость. Может быть, дело тут в атмосфере — словно бы сгустившейся до состояния иного мира, чуждого земному. А может, просто в этих чёрных глазах — совсем не старческих, а острых, как буравчики, которые, казалось, просверливают собеседника насквозь.
При виде гостя морщинистое лицо хозяина расплылось в улыбке.
— А, так это мой друг Джейкоб. А я думаю, про кого это там Софочка говорила.
Джейкоб ни на мгновение не поверил этим словам. Ясно, что хозяин не мог не знать, кто к нему сегодня придёт с визитом — чутьё у него было, как у акулы, тем более, что они заранее договаривались о встрече. Он, тем не менее, также расплылся в улыбке и, короткими подобострастными шажками приблизившись к человечку в кресле, приложился губами к коричневой морщинистой руке, лежавшей на полинявшем халате.
— Приветствую, мой господин, — сказал он.
Человечек внимательно его оглядел.
— Вижу, вижу, что в этот раз ты выглядишь значительно лучше. Как прошла операция?
— В порядке, Мойша, без рецидивов. Пришлось, конечно, пролежать две недели в стационаре, но теперь я будто заново родился.
— Присаживайся, дорогой.
Джейкоб сел на краешек стула.
— Итак?
— Пока всё по плану. Избирательная компания в самом разгаре. Наш кандидат набирает очки и впервые с начала последнего этапа вышел в лидеры. Пока преимущество два процента, но, думаю, вскоре будет и больше. Мы ещё не все свои козыри выложили.
— А что с дамой?
Джейкоб понял, что речь идёт о кандидате от демократов. Он пренебрежительно надул губы.
— Здоровье — главная её проблема.
— Нет, — не согласился человечек. — У неё настоящих проблем нет. Как и у нас. Проблема может быть только в искусстве агитационной компании. Если мы обыграем их именно в этом, тогда и выиграем выборы. Что там дальше? Как русские?
— А что русские? У них нет возможности влиять на события, хоть демократы и кричат о русских хакерах. Но они у нас на коротком поводке.
— Не нравится мне всё это, — сказал Мойша. — Они на данном этапе наши союзники, но что-то там есть ещё...
Он замолчал.
— Может, не делать на них ставку? — сказал Джейкоб осторожно. — Сделаем по старинке. Хрястнем всех через колено.
— Хрястнем! — передразнил вдруг Мойша, внезапно разозлившись. — Ты, что ли, хрястнешь? Не пришли еще для этого времена. У нас ещё недостаточно для этого сил. И потом. С русскими нам ещё новый миропорядок устанавливать.
— Вы по-прежнему на этом настаиваете?
— По-прежнему.
— Чем вас не устраивают американцы?
— Отработанный материал. Генетически оказались слабее, чем мы предполагали. Им уже никогда не подняться. А вот русские... У русских всё иначе. Эти генетически гораздо сильнее. И всё потому, что к источнику стоят значительно ближе.
— То же мне — образец, — не согласился Джейкоб.
— Погляди сюда, — сказал Мойша, ткнув коричневым ногтем в центр карты, лежавшей на столе. — Что видишь?
— Евразийский континент.
— А точнее?
— Сибирь, что ли?
— Да, Сибирь. А это Алтай... Вот где мы должны сосредотачивать наши усилия. Это центр всего континента — замечу, самого большого континента на планете. Если мы установим над этими землями контроль, то это будет контроль над всей Евразией. А контроль над всей Евразией — это контроль над всем миром. И нам там не нужна пустыня после ядерной войны. Эта территория, как крепость. Завладев ею, мы обезопасим себя на тысячелетия — во всяком случае, до конца текущего эона у нас не будет глобальных противников.
— Это понятно. Но согласятся ли на это русские?
— Согласятся. Мы их уже так обложили со всех сторон, что они будут рады любому союзу. Олимпиада закончилась — начинайте компанию по отбору чемпионата мира по футболу.
— Не слишком ли это?
— Что "слишком"? — спросил Мойша насмешливо. — С каких это пор ты стал таким сентиментальным?
— Да нет, я про другое. Слишком грубо, на мой взгляд.
— Ничего не грубо. Точнее — да, грубо. Но только откровенно грубые методы и воздействуют на массы самым верным образом. Мы доведём их до последней степени отчаяния, а потом, когда у них не будет надежды ни на что, откроем для них спасительную дверь. Мы станем для них словно манна небесная. Но сначала мы доведём их до предела. Как обычно, будем действовать через подставных лиц, которые потом не жалко выбросить на свалку, через подставные организации, фонды и прочую социальщину. Главное, чтобы мы сами оставались вне подозрений. Пока мы не подомнём под себя Россию, мы не можем считать себя полными хозяевами на Земле. А завоевать их внешне весьма проблематично. Ни у Гитлера, ни у Наполеона это не получилось. Только когда мы будем полностью контролировать российскую власть, мы сможем перейти к этапу полного переформатирования всего человечества. Тогда нам уже никто не сможет помешать...
Джейкоб всего этого совершенно не понимал. Да на кой ляд нам эти русские, думал он. Они и так уже загибаются от наших санкций. Ещё год-два, и этот глиняный колосс рухнет, как когда-то рухнул Советский Союз. Что-то старикашка совсем из ума выжил.
— Чепуха! — сказал он вслух. — Зачем? Зачем, Мойша? Мы ведь столько вложили в североамериканский континент. Тут у нас всё, вся инфраструктура. Мы отделены от остального мира океанами. Армия и ядерный потенциал остановят любого агрессора.
Мойша насмешливо на него смотрел.
— Затем, мальчишечка, — сказал он, — что
|