Шальная мельница

времени прошло? Сколько дней? Недель?
Живя в рутине, в покое, в тишине – время плывет мерно, тихо, отчего его не замечаешь. Но едва струна натягивается, и зазвучит гимн страха и отчаяния, каждая минута – равна дню, а сутки – целому году…
Состарилась. Сама уже даже вижу, как помрачнела и осунулась. Лицо, и так мало узнаваемое в отражении на водной глади, и того стало каким-то чужим… и мерзким. В глазах не только печаль, но и мука, мольба прекратить всё это. Мольба к Господу, имя чье теперь на моих устах не реже имени моего Генриха. Каждую минуту, как только в голове моей мысли вновь возвращаются к тому, что творится, происходит вокруг, я молюсь… о спасении, о прощении… и том, чтоб сохранил Господь им жизнь, моим невольным новым друзьям, близким: Генриху, Беате и Хельмуту.
С фронта приходят жуткие вести: силы неравны, подмога войскам Ордена все еще не пришла, и когда явится – неизвестно. Города, крепости падают один за одним:  Данциг,  Эльблонг, Прейсиш-Эллау, Фридланд и прочие, прочие, в том числе…громогласный Кёнигсберг и мой родной… Цинтен.
Мало кто остался не тронутым. Мариенбург, столица Ордена, будучи даже длительное время в осаде, выстояла героем, не сдавшись врагам, и еще несколько мелких городов, в том числе, и наша неприступная Бальга.
Залпы пушек, град осколков, крики, визг, плач… и трупы. Штабелями трупы, в жуткую вперемешку, в месиво с раненными. Работа на грани. Сон – как предательство, как наказание. Каждый норовил сотворить чудо. Отдать часть себя, если не всего, лишь бы спасти несчастных. Не супротивился впервые и Хорст. Горе заставило стать в одну упряжку и работать сообща, какими бы методами… не пришлось бы оперировать.
Мир переменился, и страшно было уже осознавать, кто ты, где ты и что тебя ждет. Кто враг, а кто друг. И по каким критериям стоит всё это делить?
Генрих. Лишь только любовь к Генриху, трепетные чувства, что в разлуке разгорались всё сильнее и невыносимее, давали силы жить, переносить это и верить, ждать светлое будущее...
 
***
- Анна! Анна, живо иди сюда! – крикнула мне Фреджа, стоя на пороге приюта, и тотчас замахала руками.
Кольнуло сердце, чувствую неладное. Бросаю всё, к чертям собачьим, так, во дворе (ведро, миску, тряпки), и мчу стремглав в помещение.
Неспешные, осторожные движения, шаги между койками (которых нынче было, казалось, больше даже чем места под них), с боязнью взгляд пред себя, по сторонам. Еще минута – и взор уловил нечто жуткое, страшное, пугающие, отчего разум вмиг завопил, отрицая очевидное. Да тело само сотворило необходимое. Мигом, ловко, сама не поняла, как за секунды пробралась к нему. Опустилась (медленно, в приговоре) на колени рядом. Дрожащей рукой (мурашки по коже) с опаской коснулась его щеки, несмело провела вдоль скулы. Теплый, еще теплый. Отчаянно зажмурить веки, с последних сил сдерживая визг.
Генрих. Мой Генрих… ты вернулся ко мне. Вернулся,… как и обещал.
Живой…
 
Встряхнуть головой, силой прогоняя мутные, ненужные мысли. Нырнуть рукой под покрывала, сдирая всё долой. Беглый взгляд по перебинтованному (окровавленному) телу. Жар. Грудь едва вздымается.
- Боюсь, ему недолго осталось, - едва слышно шепнула девушка, одна из помощниц Хорста. Не сразу сообразила, осознала, что это было адресовано мне. С ужасом уставилась на нее, едва внятно шепчу:
- В смысле?
Виновато мигом опускает та взгляд, попытка тут же скрыться от меня долой. Но живо вскакиваю (с последних сил, на жутком адреналине) и бросаюсь за ней, перехватываю за руку.
- В смысле, недолго?
Замялась та, беглый взор по сторонам, словно что-то выискивая, и, наконец-то, мне в очи. Приблизилась, шепотом:
- Я слышала слова Господина Хорста. Он уже даже за священником послал.
Словно током меня пронзило.
- Ах ты, сукин сын, - не сдержалась и рявкнула, сама того не осознавая (на русском).
Ошарашено уставилась девушка на меня, побледнела.
Нервно чиркнула я зубами; разворот, взгляд около, а затем снова на помощницу:
- Где этот ублюдок?
Пожала несмело та плечами.
- Вроде, в трапезной.
 
Бег на грани возможного, ловко проскальзывая между койками.
Резво рву на себя полотно и залетаю на кухню. Бешеный взгляд по сторонам – и, наконец-то, среди толпы отыскиваю нужное. Стремительных ход к цели (испуганно смотрит на меня Фреджа, но не перечит, уступает дорогу).
Обмерла я у стола, откровенно нагло, дерзко подавшись вперед, опершись ладонями на столешницу. Пытаюсь заглянуть в лицо этой твари. А он даже не реагирует. Все так же мерно, спокойно сидит и жует свой слюнявый сухарь, да запивает парным молоком.
- Ты что удумал?
Удивленно вздернул тот бровями. Наконец-то перевел глаза на меня. Нехотя прожевал.
- У Вас ко мне какое-то срочное дело? Или, всё же, соизволите подождать, пока я отужинаю?
- Ты когда ему операцию будешь делать? Хоть что-то, чтоб его спасти, кроме своих чертовых повязок и вонючей мази? Небось, еще и кочергой натыкал?
Ухмыляется вдруг.
- Я уже сделал всё, что посчитал нужным.  А если есть какие-то нарекания или предложения, то обратитесь… к Покровителю, если, конечно, он Вас услышит, - бездушно хохочет. – Или к Господу. Ваше здоровье, - и приподнял кружку с молоком, словно бокал, слегка махнув в мою сторону.
 
Ну, сука… Резво выхватываю у него из рук его чертов напиток и тут же плескаю в лицо.
- Будь ты проклят, ирод бездушный!
Молниеносный разворот – и помчать изо всех сил отсюда.
 
Нет больше выхода, неоткуда помощи ждать. Никто не заступится.
...но и отступать – самое низкое дело.
Не сейчас, не теперь.
 
Этот мир многому меня научил. Словно перерожденная, я совсем не та уже Лиля, коей являлась раньше. Не хилое эгоистичное бесцельное существо. Я теперь – Анна. Смелая и самоотверженная. Как священники, принимая сан, так и я, появившись в этом мире, приняла на себя новое имя, новую душу… и шанс всё исправить, переписать свою судьбу.
 
Не уступая страху, веря в свои силы, уповая на Божью (искренне, а не просто слова) помощь,… выбраться за ворота Бальги и пуститься темным коридором леса и еще недавних кровавых сражений в поисках единственной надежды. Единственной мечты.
Спасти его, спасти любой ценою, даже, если в итоге, самой умереть, или выжить… но всё равно его не обрести.
 
И не так уже страшны разбойники своей безжалостностью, как то, что они могут отобрать драгоценные минуты… и сам шанс спасти Фон-Менделя.
 
Но вот уже и очередной знакомый поселок на пути к Цинтену позади, а я всё еще жива и цела.
 
Цокот копыт по брусчатке, скрип колес. Отхожу немного на обочину, давая ходу невольным попутчикам. Но еще миг – и, вовсе сбавив скорость, молодой человек улыбнулся и крикнул мне (на польском):
- Dziewczynka, gdzie idziesz?[15]
Похолодело все внутри, сердце бешено заколотилось. Смущенно опускаю взгляд, не смотрю в глаза.
- Цинтен.
- О! Można jeździć? Ja też tam[15].
Несмелый, с опаской взгляд на него. Время – слишком бесценно сейчас, дорога каждая минута, мгновение… И то, если уже не опоздала. Некогда перебирать. Некогда бояться.
Обмерла на месте. Остановил повозку и незнакомец.
Еще миг – и храбро податься к «карете», живо, ловко запрыгнуть наверх.
 
***
- Анна?! – ошарашенная, вскрикнула Беата, не веря своим глазам.
Смеюсь счастливо. Тотчас бросаюсь на девушку и жадно прижимаю к сердцу.
- Я так скучала, как вы тут? Как? Где Хельмут?
- Над раненными корпит, а где же еще ему быть? А ты как?
- Над поляками? – удивленно переспрашиваю.
Обмерла Знахарка, печально скривилась.
- Увы, мы выживаем, как можем. И они – тоже люди, и у них тоже есть семьи.
Невольно, машинально киваю головой.
- Да не важно, -  резво махнула в ее сторону, грубо прерывая речь. На мгновение прикрыла я ладонью лицо, коря себя за глупые мысли и вопросы. – Беата, - полный отчаяния и мольбы взгляд в глаза подруге. – Прошу, спасай. Выручай, иначе… он не выживет...
- Кто? – округлились ее очи.
- Генрих. Беата, мой Генрих при смерти…
 
***
И хоть по лицу Хельмута было видно, что он не доволен мыслью, что впустую столько времени придется потратить (в дороге), однако, на удивление, и не пришлось уговаривать.
 
...
- Я с тобой пойду, - слышится тихий шепот Беаты из коморки.
- Не чуди, - отозвался Хельмут. - Сама знаешь, что за дорога нас ждет, да и кто за всем здесь присмотрит? Оставайся за главную, чтобы я был спокоен, …молю.
- Я же не переживу, если...
- А я не собираюсь сдаваться. Еще слишком много незавершенных дел. Да и на кого тебя брошу?
 
Несмелый мой шаг за дверь (увы, некогда ждать) - и оторвались эти двое друг от друга, отскочили, словно от кипятка. Стыдливо спрятали взгляды.
Быстрые шаги на выход Хельмута, бросая мне на ходу:
- Жду на заднем дворе.
 
Шумный вздох Беаты, метает пристыженные взоры то на меня, то так, по сторонам. Живо сгребла со стола пузырьки и протянула мне. Засовываем в торбу.
- Возьми, - взволнованный, дрожащий голос девушки. – Пригодятся.
- Беата, но есть «но». Огромное «но».
Обомлела та. Пристальный, с подозрением, сверлящий взгляд, словно выуживая мои мысли (невольно забывая уже о своей неловкости).
- Что такое?
- Хорст. Он не только не поможет, но и против пойдет. Даже подступиться не даст.
- Бунт?
Несмело закивала я головой.
- Помоги мне, Беата. Очень молю. Я не переживу этого.
Отвела та взгляд в сторону.
Еще миг – и бросается куда-то вбок, достает с полки глиняную посудину, а оттуда -вытаскивает мешочек. Отставить лишнее назад, и резво ко мне – ладонь к ладони, взволнованно зажимая дар.
- Береги его и никому не показывай. И сама пары не вдыхай. У тебя еще осталась та наша мазь? – многозначительный взгляд, казалось, глубиной в самую душу.
Едва заметно, коротко киваю.
- Добавишь в нее, разотри хорошенько, а дальше, - с опаской взгляд по сторонам, -… дальше - намажь на что-то острое, тонкое: спицу, иглу, край ножа – и уколи его, хорошо так, до крови. Буквально за считанные минуты в жар впадет, на несколько дней выпадет из жизни. Не лечи как простуду, не давай отваров и даже еды. Ничего - только компрессы и обильное питье. Придет в норму, но помнить обо всем будет очень смутно, а то и, вовсе, забудет.
- А если переборщу? – испуганно шепчу.
- То так тому и быть. Значит, Господь решит иначе.
Побледнела я. Похолодела. Но выбор – невелик. Тотчас сжимаю руку в кулак и киваю, шевелю губами:
- Благодарю.
- Хельмуту ни слова.
Живо закивала я головой, улыбаюсь. Чувствую, как по жилам моим растекается надежда.
 Шаг в сторону, но, тут же, помедлила. На прощание взор на подругу и несмело шепчу:
- Всё-таки решились?
Смущенно улыбнулась та, побагровела враз. Стыдливо спрятала взгляд. Едва слышно:
- Война берет свое. И нет уже времени ни на сомнения, ни на страх.
Колко, с опаской мне в глаза, выискивая порицание.
Закивала я головой, добродушно усмехаясь.
- Ты даже не представляешь, насколько я тебя понимаю.
Разворот - и помчать, побежать прочь, жадно сжимая свою драгоценную поклажу.
 
***
И снова судьба благоволит мне: буквально сразу находим добрых людей, что помогают добраться едва ли не до приграничной зоны. А там лесом, полем, перебежками…
Еще немного – и ступили на навесной мост.
 
***
Не знаю, как я решилась на это, не помню толком даже, как всё это произошло. Словно я не я, и действия – не мои. И это при том, что к Генриху по возвращению я даже не