сторону.
Две половины чердака не были перегорожены, и лишь год назад Иван разделил их обычной сеткой, коей обычно обтягивают курятники, чтобы соседская детвора не крала у него орехи, семенную кукурузу и прочее, что за неимением других мест, по осени размещалось на чердаке.
Чтобы оторвать сетку, Иван прихватил с собой щипцы, но, едва он вступил на чердак, как в глазах его потемнело от ужаса: пламя, прогрызшее соседский потолок, лизало своими жадными языками доски и шифер крыши. При том, что Юра и Паша бегали за водой метров двести, тушить здесь было бесполезно. Оставалось хоть как-то преградить огню путь.
Что-то дьявольски весёлое представилось Ивану в бликах уверенно горевшего пламени, когда он скинул сетку и уже вблизи оценил ситуацию. На какой-то миг ярко-жёлтое существо, играючи пожиравшее сухие доски старого дома, заворожило его, но сзади послышался крик сына, и Иван бросился в работу.
На крыше он сразу поставил крест: спасти бы жильё. Поэтому всю подаваемую воду лил прямо под ноги. К счастью, подъехал «газик» местного пасечника, пустившего под воду все свои свободные бидоны, и вёдра набирали прямо с кузова. Сыновья трудились без устали, Иван же вообще не чувствовал своего тела: «заклинила» ли спина, обгорели руки, обожглись лёгкие, с глубоким дыханием втягивающие дымный и горячий воздух – ничего этого сейчас он не ощущал и только мысленно отмерял квадратами пространство, уже залитое водой, от того, которое ещё сохранялось сухим и потому могло загореться. Один раз только он сбил этот горячечный ритм тушения – когда Дарья подхватила ведро оступившегося на лестнице Паши.
- Тебе что дороже?! – со злостью прохрипел он и накричал на сына.
Когда у Степанчуковзапылала крыша и шифер с треском полетел во все стороны, Ивану пришлось слезть с чердака. Он напялил себе и сыновьям на головы мотоциклетные шлемы и продолжил бороться с пламенем снизу, обливая водой коробку крыши.
- Ваня! – остановил его Степан Игнатьевич, который тоже, сколько хватало
158
сил, помогал добровольным пожарным. – У меня в погребе немного воды! Ежели свой насос переставишь да шлангу хватит, намочишь края крыши! Стены не загорятся!
Предложение подоспело как нельзя кстати, хотя оказалось трудновыполнимым. Но бывают моменты в жизни человека, когда самые немыслимые дела он совершает как нечто обыденное. Повозившись всего минут десять, которые, впрочем, показались часом, и соединив куски шлангов в одно целое, Иван включил насос в соседнем погребе. Пламя ровной полосой дошло уже до середины его крыши, но потолок, насколько можно было рассмотреть, не горел. Значит, не зря заливал его водой. Дарья сказала, что даже капает на пол, но это сейчас было не самым худшим. Иван стал поливать слабой, но всё же подымавшейся над головой струёй края своей крыши. Кое-кто с вёдрами взялся помогать ему: ту половину дома в основном уже потушили, и сильно горело только на веранде.
Юра с Пашей, похожие в касках и спортивных костюмах за заправских спасателей, проявили хладнокровие и сообразительность: они поднесли к веранде стол, поставили на него бочку и по этим «ступеням» подымались выше и довольно расчётливо поливали шифер из вёдер, оставаясь в безопасности. Иван крикнул было, чтобы отогнать их, но пожалел времени на спор, зная, что в такой момент сыновья от своей затеи легко не откажутся. К тому же они, не рискуя обгореть, спасали остатки крыши.
Вода вдруг перестала идти из шланга, и Иван заметил, что у деда Степана погас на веранде свет. Значит, отключили рубильник в трансформаторной будке. Мера предосторожности вполне понятная, хотя от горевшего дома провода давно откинули и забросили на дерево. Побеспокоился кто-то из своих, деревенских, потому что из города не то что электриков, и пожарных не вызывали: они по хорошей дороге в прежние годы успевали приехать только для того, чтобы посмотреть на головёшки.
Иван бросил шланг и присоединился к детям. Вскоре большинство людей перешло на его сторону дома: может, потому, что к нему было ближе от колонки, а все уже устали бегать туда-сюда; может, решили, что Степанчукам, сохранится ли веранда, нет ли, жить всё равно теперь негде. Крыша и потолок у соседей сгорели почти полностью; стена, выходившая на
159
улицу, - значительно; полы сохранились только по углам; сильно досталось и перегородкам между комнатами. Никто ничего не выносил из той жалкой мебели, что имелась у семьи, жертвовавшей значительную часть своих доходов Бахусу. Толькосложили посреди двора кучу какого-то скарба, который Юлька, оказавшаяся среди погорельцев самой хладнокровной, выбросила в окна. Как ни странно, это были в основном не кастрюли-сковородки и не одежда, а школьные принадлежности.
Пожар утихал, наступал рассвет. Но солнце будто стеснялось озарить своими весёлыми лучами прошедшую через испытание огнём землю: небо было пасмурным, упорно сохраняло едва ли не ночную мрачность, а дальние предметы не вырисовывались чётче с каждой минутой, как обычно по утрам, а маячили в густом воздухе, словно дым пожарища не стаял, а растёкся по окрестностям.
Добив последний огонь и успокаивая себя мыслью, что ещё легко отделался, Иван сел перекурить с дедом Степаном. Курил вообще-то дед. Иван такой привычки не имел, однако ноги больше не держали его измученное тело, и требовалось, прежде чем подводить скорбные итоги и выяснять ущерб, хотя бы просто перевести дух. Подошла и Егоровна.
- Ты, Ваня, не раскисай теперя, - сказала она. – И так молодец: дом отстоял. А крыша – дело поправимое. Главное – супружницу поддержи, на детей боль да злость не изливай: они у тебя как герои были. Нечего киснуть. Семья дружная, с такими Господь рядом трудится. Восстановитесь. Это рушить противно, а возводить завсегда приятнее. С шуточкой, с улыбкой. А мы с дедом распечатаем заначку, подождём помирать. Сперва вам поможем да порадуемся за хороших людей…
- Спасибо, соседка. Я не раскисаю… - ответил Иван бодро, но голос выдал его: дрогнул. –Посижу вот немного и за дело. А то словно в аду побывал… Смотрю, рубликов триста на ремонт надо…
- Севодни, Ваня, день такой злой. Исаакий Змеевик. Змеиный праздник.
- Да при чём тут Исаакий?.. Люди бывают хуже змей… - Иван поднялся. – Спасибо тебе, Игнатьич. Иной раз вода ценнее золота. Пойду за бидоном. Может, посплю ещё…
160
- И ты заснёшь?
- Шучу, конечно. Но ноги гудят жутко. Просто эта беспросветность уже опостылела. Я скоро отучусь расстраиваться и отупею от несчастий. Странно. Вроде бы живу по совести. Куда совесть направляет, туда и иду. Почему ж мне от жизни гадость за гадостью?.. Ладно. Идите отдохнуть, соседи дорогие. Спасибо вам за помощь.
Иван прошёл во двор Степанчуков прямо через разбитый в одном месте – так легче было подносить воду – забор. Соседская веранда ещё дымила, но нигде не горело, и потому почти все люди разошлись. Старшие дети погорельцев бродили, что-то отыскивая среди руин, и радостно вскрикивали при каждой находке. Ценности попадались ерундовые, зато перепачкались следопыты настолько, что были похожи на бесенят. «Где она теперь им постирает?» - мимоходом подумал Иван и вспомнил, что младшую девочку из этой семьи Дарья пока приютила у них. «Родные и близкие», ещё вчера охотно поминавшие в этом доме безвременно ушедшего Кольку, расположились теперь на чём попало вокруг хозяйки, и на их сочувственных минах было нарисовано страстное желание похмелиться.
Иван увидел, что на его бидоне сидит местный пьянчужка, большой поклонник свадеб и похорон, радовавшийся и горевавший всегда больше даже, чем заинтересованные лица. «Теперь эта рвань и пьянь будет ждать, когда Степанчихе кто-нибудь окажет материальную помощь, чтоб «обмыть пожар». И вдруг Иван, вспомнив о собственном ущербе, задался вопросом, а не должен ли он предъявить претензии этой компании за уничтоженную огнём половину крыши. С этой мыслью он забыл о вежливости и без слов потянул свой бидон из-под восседавшего на нём мужика.
- Ты чиво, фраерок? – деловито пробурчал тот.
- Подпрыгни: это моё.
Иван не ушёл сразу, решив посоветоваться с участковым. Тот стоял во дворе и, внимательно глядя в лицо Степанчихе, пытался хоть что-нибудь понять из её болтовни, часто прерывавшейся кашлем.
- Ты, Станиславич, разберись, - шипела она. – Здесь нечисто. Нас подожгли.
- Кто вас поджог? Были угрозы?
161
- Всё было. Было. Разберись. Твоя обязанность.
Она закашлялась, а участковый глянул на пожарище, словно хотел убедиться в подозрениях женщины, и вздохнул:
- Да кому вы к чертям нужны!..
«Жертва» резко вскинула голову, вытянула шею и разразилась угрозами:
- Не веришь?! Не веришь?! А я, может, протоколу требую?! Ты расследуй! Вот они все здесь! Допрашивай, как положено! По протоколу! Все здесь были! Ночевали! Кто поджёг?! Вот ты и обязан расследовать! Обязан! Я и выше обращусь, раз ты не хочешь! А поджигателя мы найдём, найдём! Вот все они здесь! Все пили вместе! Кто-то и поджёг! Никого не отпускаем, а утром докопаемся! Я что с детьми, на улице буду жить?! Ты что думаешь?! Нет, они мне всё восстановят! Мне с такой оравой трёхкомнатный дом положен! Вот власть пусть и даёт, раз не может найти поджигателя!..
Степанчиха ещё несколько раз повторяла одно и то же, а собутыльники сочувственно кивали головами, словно не их обвиняют в преступлении и они абсолютно согласны с требованием искать поджигателя среди лиц, находившихся ночью в уничтоженном огнём доме.
Иван в душе махнул рукой на свои претензии к соседке, но к участковому подошёл:
- О каком утре она бормочет?.. «А утром докопаемся»…
- Для неё всё ещё ночь… Приедут из милиции с пожарником – будет ей расследование. А может, и не приедут. Мне и так всё ясно.Увалились спать, а печь топилась. Дверца, я знаю, у них сломанная. Вот и выпала головёшка… Когда уже они все сгорят? Вчера, слышал, на Озере приключилась история?
- Да я вчера с Орловым весь день по делам мотался…
- Людку Шведову увезли.
- Кто?
- Ну, кто сейчас увозит? «Новые русские», наверное. По словам подруг, они ещё на пляже к ним приставали. Но там ничего не вышло. Потом девчонки пошли домой, а Шведова что-то отстала: цветы, что ли, рвала… Тут, как они
162
рассказывают, чёрная иномарка словно из-под земли выскочила, только они свою подружку и видели. Прямо иностранный боевик. Только похищение это или нет – ещё вопрос. В деревне болтают, что уехала добровольно, давно хотела в город. А что нашим дурам сейчас надо? На тачке, с золотой цепью на шее – вот и жених. Искать, конечно, будем. Мать её с заявлением сразу в райцентр поехала. Прокурору жаловаться. Только, может статься, её дочка сама не захочет назад. Она всё-таки совершеннолетняя… Ну, а ты как? Смотрю, работы будет… Хочешь, судись за ущерб. Только взять с этих вряд ли что получится.
- Сам отремонтирую.
- Твоё дело. От беспокойных соседей избавился – и то хорошо. Общая стена сохранилась, а их половину дома осталось только на дрова разобрать…
Часа через два, когда Иванова семья невесело позавтракала, переделала обычные утренние дела по домашнему хозяйству, а сам Иван слазил на чердак и точно определил, сколько досок и шифера ему потребуется для
