Прыжок над ветром Камикадзе 2.

бы подросток, почти юноша, что перед ним такой воин, который едва ль любовался красным закатом над пенистыми волнами Адриатического и Средиземного морей на восточном берегу, который едва ль видимой тенью сновал у стен Вены, с затаённым любопытством оглядывая леса на западной стороне вслед за уходящим солнцем, за холмами которых где-то возвышенно прекрасно стоит притаившись туманно призрачный Париж, о котором не раз слыхивал. Но лучше бы один раз увидеть…
 - Дабата? – спрашивал воин, воин из элиты, кивнув на север от Уды.
 - Дабата, – подтверждал догадку подросток.
   Стоило оглянуться. И первым делом внимание его, всегда заострённое, привлекло дерево, большое дерево, идущей ли интуицией сердца познав ли, что необычно оно, это самое дерево. Приглядевшись, стоило убедиться в том, что и право было то, что шевельнулось изнутри. Взгляд устремился в одну точку, за которым постарался также воззреть подросток, вдохновлённый любопытством.
 - Видишь ту ветку? Там стрела, стрела старика Ардана, воина Джучи. Значит, я точно переправился на том месте, как и тогда мой отец – указывал воин на ветку, из которой торчала стрела, едва ль покачиваясь на ветру, – Видишь, прошло много лет, а сок дерева, кровь дерева огибает её, и ветка жива.
 - Я знаю, мы все знаем. Это стрела воина Чингисхана, – всё тем же придыханием почтенного уважения говорил подросток.
 - И я знаю. Мой отец тогда подбил ворона на лету, – и воин перешёл на тихий шёпот, в котором также выразилось почтенное уважение.
   Знал бы подросток, что этот воин, главным оружием которого был вовсе не монгольский сложный лук, как и сабля, копьё, преобразился внутренне, вообразив ли, взыграв ли буйством интуиции от третьего глаза, от сил ли предвидения, от разума ли иного, поймав тот миг, тот миг давно ушедших лет, что он уже там, уже скачет, как тогда отец, обозначив цель, поскакавший.

   Галоп искромётности копыт свершает само подобие плавного, плавного полёта. И потому легко приготовиться. И вывернется левый бок вперёд в боковой изготовке по движению с одновременным натяжением лука, как и есть. Потому и пройдёт этап натяжения. Удержать тетиву на самом уровне груди у сердца, не столь затрепетавшего. Тетива под самой челюстью от полёта к полёту, в момент аллюра, в момент карьера. Поймана своя устойчивость, пойман миг! Воин – лук – монгольский конь – одна суть. Доминирующая рука последует за доминирующим глазом. Затаённое дыхание. Прицельный глаз, стреляющая рука, его цель – одна суть. Движение расслабленного пальца на тетиву, уменьшенным усилием на плавный выстрел. И спуск тетивы. Устремлённая стрела. И вот он – харбан на полном скаку! Разум и дух как согласованное единство. Искусство, идущее от сердца. Стрелок и выстрел – единая реальность в единой сути. Закрепленное мастерство – воин мыслит, и не мыслит. Он как падающий дождь, как ветер в степи, как тихое течение родной реки. И потому он гений нужного момента!
   Тогда одинокий ворон ниспадал подобно осенней листве, на лету испуская дух. Тогда старый воин Ардан от души восклицал знак восхищения. Так рассказывал отец.

   И тут же поймал взгляд мальчонки, подростка, с трепетным вниманием рассматривающего монгольский лук за его спиной. Знал бы он, что в войнах он ни разу не сразил стрелой ни одного воина противника, даже лук не вскинул. Никогда не понять этому подростку, что таких как он высоко, уж очень высоко ценил сам Чингисхан, приравняв к целому тумену одну лишь голову таких как он. Таких как он Чингисхан приглашал в юрту ставки и разговаривал так, как разговаривал с верными друзьями Боорчу, Джэлме, как разговаривал с гениями полководческого дара Джэбе, Мухали, Субудай-багатур, как и многие, такие как они, разговаривал так, как со своим советником, философом Елюй-Чуцаем, как и с даоским монахом, философом Чан-Чунем, как с людьми, достойными уважения.
   Ну, если его привлёк монгольский лук, то он покажет.

   Он определил цель. Взял монгольский лук. Натянул с силой лук. Посылом разума преобразился наконечником стрелы, что не задрожит, застынет в ореоле стен непроницаемости. Сосредоточенность взора, отточённого до лезвия дамасской сабли. Зеркально ровная недремлющая гладь тихой воды. В раскованной долине духа не встрепенётся ничто подобием ветра, никак не всколыхнув стебли цветущих трав Ая-ганга. Великое прозрение! Она ли – созерцающая истина?
   Тихо пальцы отпустили тетиву, что придала бешенство энергии в свистящий полёт стрелы, пущенной в цель.
 - Ох-хо. Воин!… – невольный вскрик с придыханием обозначило искренность восхищения мальчонки.
   Покачнулась, качалась ветка, когда вторая стрела в аккурат вонзилась ровно рядом со стрелой старика Ардана, воина Джучи. Но и он уже свернул на тропу старости.
 - Что ж, и ты будешь воином. Ну, а мне пора. Взгляну ещё раз на долину, берега родной реки отца. – говорил воин, оглядывая кругом.
  Дабата – родная земля отца, его тоонто. Долина, одна из долин племени хори. И берег родной реки племени хори. Неторопливо тихо течёт Уда. Кое-где неспешным ходом да взбурлится небольшой пеной, да и потечёт опять всё той же тихой гладью Так было давно до него, так будет давно после него. Но какие реки суждено было увидеть? И в тишине созерцания приходил на память разговор отца со стариком Арданом.
 - А знаешь, что предок Чингисхана по материнской линии из племени хори? – говорил старик Ардан.
 - Да? Как? – возглас радостного удивления вырвался тогда из груди Баяр-Туяа, его отца.
 - Хорилардай звали его предка по материнской линии. Так мне говорил мой командир десятки Жаргалтэ, родственник Борте, жены Чингисхана, урождённой в племени унгират. А ему, Жаргалтэ, говорил об этом сам Джучи, старший сын Чингисхана. А Джучи в свою очередь говорила его бабушка Оэлун, мать Чингисхана.
 - Я слышал о Хорилардае. Он из земли Баргуджин-Тукум, Он из берегов Уды. Он из нашего племени хори, – говорил его отец Баяр-Туяа.
 - Так и есть, – отвечал старик Ардан.
   Кивнув на прощание мальчонке, подростку он повернул коня и направился обратно вплавь через родную реку отца. Он успеет в своём пути в Ханбалык, в ставку Хубилай-хана, куда его приказом ли, но позвали. На другом берегу заводные кони отряхивались от воды, когда он обернулся ещё раз на тихие воды Уды.

  Он не узнает, не дано узнать, не суждено, что совсем в другом, намного нижнем истечении Реки-Времени, соизмерённой шестью столетиями с половиной, уйдут бурят-монгольские парни, славные сыны Баргуджин-Тукум на войну великую несоизмеримо, что и будет на той стороне, куда и заходит солнце. Уйдут, чтобы вернуться победителями. Но и многие останутся там навсегда, сложив головы за эти степи, за эти горы, за долины, за берега родной реки.

                                                             3

 «Чингисхан разрушил преграды тёмных веков. Он открыл человечеству новые пути. Европа пришла в соприкосновение с культурой Китая. … Открытие путей сопровождалось обменом идей. У европейцев появилась прочная любознательность в отношении далёкой Азии. Марко Поло отправляется туда вслед за Рубруком. Два столетия спустя отплыл на открытие морского пути…Васко да Гама. В сущности и Колумб отправился в путь на поиски не Америки, а земли Великого Могола», –  писатель, сценарист Гарольд Лэмб. Чингисхан – император всего человечества. Лондон. 1928 г.
 «Благодаря созданию разветвлённой сети уртонов (ямских станций) Чингисхану удалось связать воедино пути следования торговых караванов, путешественников, послов. При наследниках эта сеть распространилась помимо сухопутных и на водные пути, охватив тем самым весь цивилизованный мир того времени. Благодаря именно этой сети невиданных масштабов достиг обмен между Западом и Востоком. Тем самым монголы внесли весомый вклад в развитие мировой цивилизации. Некоторые сегодняшние исследователи, в частности корейский учёный Ким Жон Рэ, называют эти деяния древних монголов предтечей современной глобализации, а уртонную сеть – своеобразным прототипом сети Интернет». – Экс-президент Монголии Н. Энхбаяр.  

* * *
   
   Сады Ватикана обдавали свежестью, благодатным запахом олив, дубов, кипарисов, расцветая нежно ли под ласковым итальянским солнцем, приветствуя со смехом ли заливисто приход всегда искристо яркой весны в исконно благодатные земли Италии, земли уж истинно прекрасной сокровенно. Да, память всегда, навсегда вернёт, вывернет на тот самый изгиб тропы пёстрой, весьма пёстрой судьбы, что закинет затем в дали дальние, где бывал ли кто…
...

                                                           6

 «Как ни были гениальны его способности, Чингисхан был сыном своего времени, сыном своего народа. Поэтому его надо рассматривать действующим в обстановке своего века и своей среды, а не переносить его в другие века и другие места земного шара». – востоковед, монголовед, академик АН СССР Владимирцов Борис Яковлевич.  
 «Компетентный учёный не преминет поразиться «зловещей личности Чингисхана, которую, в конечном счёте мы могли бы объяснить не более, чем гениальность Шекспира». …человек, поднявший монголов от уровня никому неизвестного племени до властителей мира. Мы не можем оценивать его по меркам современной цивилизации. Мы должны рассматривать его согласно воззрениям сурового мира степей, населённого охотниками, кочевниками, скачущими на лошадях и использующими как средство транспорта оленей».
   Темучин научился избегать засад и прорываться сквозь цепи воинов, устраивающих на него облавы. За ним охотились, и с каждым разом он становился хитрее. Очевидно, что второй раз он пойман не был». – Американский сценарист, писатель, историк Гарольд Лэмб «Чингисхан. Император всего человечества. Лондон. 1928 г.
 «Я не был так счастлив, как Чингисхан». – Наполеон.
 «…величайший военный гений и вождь в истории, в сравнении с которым Александр Македонский и Цезарь кажутся незначительными». – Джавахарлал Неру. «Взгляд на всемирную историю».  

* * *

   Великие империи, порождённые одним человеком, имели разные судьбы, разные сроки жизни. Империя Александра Великого сразу же после смерти зачинателя, была разодрана на клочья диадохами. Даже великое имя Александра Македонского не смогло обезопасить его семью, которая подверглась истреблению, включая его мать Олимпиаду, сестру Клеопатру, сводного брата Арридея.  
   Империя же Наполеона Бонапарта прекратила своё существование при его жизни, когда он отбывал пленником англичан наказание в виде заключения на острове Святой Елены. Сын лишился наследства так же при его жизни.  
   Чингисхан, дожив до почтенной старости, предусмотрел многое, предусмотрел всё. Третий возрастом сын Чингисхана вступил на престол великой империи без всяких возражений, согласно завещанию великого отца. Внуки, правнуки, праправнуки правили ханами. Казалось, весь путь чингизидов и был усыпан розами…

   Но не всё так просто, заранее гладко. Со смертью великого Угэдэй-хана зарябили первые волны дворцовых интриг. Начало этому было положено при его сыне, наследовавшем престол, при Гуюк-хане, болезненному с рождения, да к тому же склонному к пьянству. Уже этой предрасположенностью нарушался один из законов Ясы Чингисхана, предписывающий