Свои берега

полагал, что ты слушаешь вполуха! Вот в том-то и соль! Её звали... Угадаешь?"
  "Ты хочешь сказать?.. Неужели?! Нет!"
  "Да! Её звали Тамара, а родня величала просто Томой. Вот так вот чудно сошлись звёзды: жена - Тамара, и любовница - Тамара! Я даже могу себе представить, что Герман Климентьевич, как человек пожилой, притом интеллектуал, мог запросто и что-то такое бормотать во сне, когда отключается вся логика и все условности. И вот, допустим, сквозь сплошной сумбур, привычный жене, он вдруг начинает неистово бормотать ещё что-то типа: "Тома, Тома, ты - любовь всей моей жизни! Каждый миг, проведённый с тобой - это кусочек счастья, подаренный мне Богом! Всё лучшее, что было и есть в моей жизни - это ты! Всегда юная, всегда прекрасная! Только не оставляй меня, только не оставляй!" Не забудь, он тяготел к пафосу! А рядом лежит жена. И что она может подумать?"
  "Млеет..."
  "Конечно! Единственное, что ей остаётся в такой ситуации - это нежно похлопать мужа по лысине (может быть - и поцеловать в макушку) и прошептать: "Спи, дорогой, спи. Не волнуйся. Твоя Тома здесь, рядом. Всегда с тобой."
    Алина хохотнула, отпила немного вина из бокала и принялась медленно выкусывать податливую мякоть из зефирины одними губами. Смотрелось действо очень эротично. Затем допила вино, облизала раскрасневшиеся от недавнего напряжения губы, и протянув к Смыслову руки, почти простонала: "Ну так что? Чего же ты ждёшь? Иди же ко мне, дорогой - я здесь, я рядом..."


АЛИНА

  Дело было в том, что она не носила лифчиков. Совсем. И всякий раз, когда она склонялась над его столом и двигала чуть вытянутыми губами, уточняя нюансы, то, будь она в кофточке или в блузоне, в толстом свитере или в летней майке с рисунком, он не мог не заметить, как груди её под одеждой аппетитно покачиваются. Он заприметил также, что при нём она часто краснеет, столбенеет, покашливает невпопад, и порой смотрит на него как сова - не мигая, - и в этом угадываются знаки!
  В конце концов они сошлись (Алина взяла его штурмом после недолгой осады; производственный, можно сказать, был роман: удачная сделка, ресторан, оба навеселе, и он, непосредственный её начальник, начальничек, и потому инстинктивно лучший самец в их маленьком стаде. Он её о чём-то спросил, а она прошепелявила что-то невпопад, с придыханием, расслаблено отвесив губу. Или просто переспросила, оглядев его маслянистыми глазами. В общем, в переводе на человеческий её мимика означала: "Чего же ты ждёшь? Возьми меня! Я не буду сопротивляться. Ты же видишь: я - твоя..." Чтобы превратить всё в шутку, достаточно было вскрикнуть: "А-га! - повёлся!" - и захохотать в голос, но по её шее нервной зыбью пробежал лишь сухой глоток в тот момент, когда он тронул её грудь. И он оценил. Решил, что "девушка созрела", увлёк в такси, отвёз к себе... К тому времени она как раз оформляла развод, и он даже не понял, как вляпался... В общем, лихо всё закрутилось...), она наоставляла в различных местах его комнаты лак и пенку для волос, тушь для ресниц с обязательным ёршиком, карандаш для подводки бровей, помаду, по темя вкрученную в розовый цилиндр, и разную другую свою мелочёвку. Предметы-обереги, одновременно пароль для возможных соперниц: и не надейтесь - место занято.
  А он легкомысленно полагал ограничить их отношения считанными встречами. Простой секс, без обязательств - как это принято у взрослых людей. Не сбылось. Плюсы, впрочем, были очевидны.
  В отличие от предыдущих его женщин (не натуральных блондинок), предпочитающих, чтобы на свидании мужчина подолгу бы за ними ухаживал, засыпал бы подарками, кормил, поил, приставал, а потом распистонил бы её, бедняжку-недотрогу, раздербанил бы, раздраконил всю до последнего жалкого лоскутка, и наконец оприходовал бы самом несуразным образом в самом неподходящем для этого дела месте (и в конце этот обязательный - "Да!-Да!!-Да!!!" - возглас подтверждения наслаждения взятый взаймы у фильмов "три креста"), Алина, подобно доброй жене, после ужина с вином деловито стелила постель, неспешно раздевалась, принимала душ и абсолютно голой забиралась под одеяло. Устав от действа, он откидывался на спину, на сбитую ставшую влажной уже простыню, предоставляя ей карт-бланш, и тогда Алина решительно и властно  вскарабкивалась на коня и долго прыгала, вымокая, как в бане, в попытках достичь разрядки. На самом пике она, как и положено блондинкам, здоровым во всяческих смыслах, совсем не кричала и почти не стонала - так, выпускала сдавленное мычание и сразу набрасывала неровные зубки на нижнюю расхлябанную губу, и в этом жесте был её весь видимый сладостный огнь.
  После короткого, но смачного отдыха, отороченного потягушечками и позёвываньями, внимание её вдруг одним невидимым внутренним махом с нынешнего времени и места перескакивало на собственные далёкие интересы; и там уже в одну кучу мешалась и крашеная хохлушка с рынка, что появилась недавно у бывшего (о ней - с нескрываемой злобой, передразнивая говорок), и клянчущие на родительских собраниях деньги учителя. "Всё, я им не буду больше ничего платить! Наглость невероятнейшая! Два месяца назад их классная собирала по две тысячи якобы на карандаши, линейки и контурные карты, а теперь диктует в дневник какие линейки и контурные карты родители должны купить на свои шиши. Я ей прямо так в лицо и выдала, так она юлить начала, чего-то мямлить, про экскурсии плести... Ха-ха! И ведь им прибавили, гадам... Хоть бы сейчас остановились (совесть-то надо иметь) - да где там! Кстати, про экскурсии - на них отдельно собирали. А я тут разузнала через интернет сколько они на самом деле стоят. И что бы ты думал? - в два раза дешевле! Каково?! "Англичанка" свою моду завела: даёт внеклассные уроки, а кто не ходит, в смысле, чьи родители не согласны платить, тех сажает на последнюю парту и занижает оценки! Ну почему, почему мы в такой стране живём!"
  Обмолвилась как-то, что замуж пошла девственницей, а вот теперь недоумевает - зачем? Поскольку развелась она уже при Смыслове, точнее, незадолго до того, как они сошлись, но буквально при нём она тогда писала заявление о разводе, это её откровение можно было расценить как намёк, этакую намётку всё объясняющего рисунка, пущенную пунктирным абрисом - что он у неё всего лишь второй, зато любимый, и теперь и навсегда единственный... Не оставляло ощущение, правда, что она хотела прибавить, что если он её бросит, он поломает ей жизнь...
  При повторных процедурах она залезала под него, и, подбадривая его хлопками, потрагивая и поглаживая пальцами его плечи и локти, нашёптывала ему на ухо: "Тебе хорошо? Хорошо?" - вопросы, не предполагающие обязательности ответа.  А он громко дышал и тёрся колкой щекой о её щёку, будто кивал...

  Бесспорно, секс с Алиной был приятен и ярок, однако Смыслов видел в их отношениях также и точки (и во множестве!), в которых их вкусы определённо не сходились. Но всё это были какие-то мелочи.
  С утра Алине хотелось громкой музыки и весёлого бодрого трёпа вперемежку с рекламой, и эту радость ей давало радио.
  "Боже, что за чушь они несут, что за бред вбивают в наши слабые головы!? - ворчал, бывало, Смыслов, ещё не вполне отошед ото сна. - Какая такая "неземная красота" Джулии Робертс!?"
  "Стоп! - вскричала тут Алина, растолкав его за плечо, и таким образом, окончательно его разбудив. - Что, по-твоему, она некрасивая?"
  "Конечно, нет: вобла с огромным ртом и длинным носом! Ни по каким канонам под красотку не подпадает."
  "Угу! - а снималась, между прочим, в "Красотке"! Забыл?"
  "Кстати, довольно гнусный фильм."
  "Это почему же? Мне, например, нравится! Я его могу смотреть не знаю сколько раз!"
  "Это мерзкий фильм по сути. По сам'ой своей концепции. Любимый фильм проституток всего мира. Сказка о шлюхе со счастливым концом. Фильм-призыв: идите, девочки, в проститутки! Это прекрасное, достойное занятие! А главное, там вы, не отрываясь от работы, прямо на панели отыщете жениха-миллионера, который вас, перетраханных, перелапанных многими руками, возьмёт замуж! Наденет на вас белое платье с фатой - символ невинности - и поведёт под венец!"
  "А что, такого не может быть?" - спросила Алина, прищурившись.
  "Подумай сама, что ты городишь! Ну кто возьмёт замуж проститутку?"
  "А что, проститутки не люди?"
  "Бомжи тоже люди... А проститутки с точки зрения моральной деградации практически равны бомжам. Такие же полностью опустившиеся твари."
  "Как ты их назвал?"
  "Твари. Да! - потому что людьми их назвать язык не поворачивается! Чего мотаешь головой? Не согласна?"
  "Да так... А ты - жестокий, оказывается..." - процедила Алина очень серьёзно.
  "Ах, какая у нас тонкая душевная организация!" - несколько издевательски подивился Смыслов, но, взглянув на её побледневшее, вытянутое лицо, тут же и подосадовал на себя за категоричность.
   "Ну здрасте, приехали: женская солидарность во всей красе! Теперь она  полдня будет дуться! Она добрая, сердобольная, а я, получается, циник и  тиран!" - решил он, и ошибся: Алина к тому же была женщиной отходчивой,  и в этом был ещё один её плюс.
  "Послушай, - мягко продолжил он, не желая заминать разговор на середине, - я хотел сказать только, что... чтобы жить с проституткой, а тем более, жениться на таковой, это надо потерять остатки самоуважения."
  "А если вдруг случится любовь?" - откликнулась Алина.
  "Вот! На этом-то посыле вас и ловят, а вы и уши развешиваете!" - вскричал Смыслов, почувствовав, что опять загорячился.
  "Кого это - "нас", и кто ловит?"
  "Вас. Зрителей, которые от этого фильма балдеют."
  "У-у... А если, допустим, она скроет своё прошлое? У ней же на лбу не написано, чем она занималась прежде. И потом, знаешь, бывают ситуации, когда женщине просто некуда деться. Вам, мужикам, этого не понять!"
  "Тоже мне - "некуда деться!" От голода, что ли, пухнут? А насчёт того, чтобы скрыть... Можно, конечно, попытаться, только поведение-то не скроешь. А оно, поверь, у них очень и очень специфическое. "
  "Разве?"
  "За километр видать!"
   "Да ладно!"
   "Представь! Вот вчера... Ехала одна такая в метро - так весь вагон  косился! Наштукатурена безбожно, одёжка - "мама не горюй!" Одни колготки  белые кружевные чего стоят! По телефону трепится, хохочет в голос...  Ну вульгарщина, одним словом. Причём сама она ничегошеньки вокруг не  замечала, и смотрела на всех свысока.  Будто мы все внизу, а она - принцесса Мира! Королева в хлеву! Прошлась:  бедрами виляет, как рыба хвостом бьёт."
   "У-у... Кстати, я тоже частенько виляю бёдрами. Не замечал?"
   "Ну что ты! По сравнению с ней... ты не виляешь - ты повиливаешь!"
   "И ты с такой вот встречаться не стал бы?"
   "Не понимаю, к чему все эти вопросы? Я, если ты не забыла, встречаюсь с тобой!" - несколько пафосно заявил Смыслов.
  "То есть хотя бы в интимном смысле я тебя устраиваю?" - уточнила Алина, улыбнувшись, и ямочки на её щеках призывно заиграли.
  "Вполне! Да, к слову! - не думай, пожалуйста, что я такой жлоб, и только ты одна тонко чувствующая натура, имеющая склонность к сопереживанию. Когда я был