замерли от досадной неожиданности, на минуту обомлев от содеянного. Скоропостижная гибель храброго товарища послужила спусковым крючком для повсеместного выплеска накопленного гнева и презрения к представителям высшего сословия базы. Глубокая и свирепая ненависть возобладала над умами угнетённых бойцов, а жажда скорейшего и самого жестокого возмездия явилась небывалым импульсом и приливом массы сил. Превозмогая жгучее чувство самосохранения, Николай с диким криком и злобой набросился на дикого душегуба, пока тот пребывал в плотном изумлении. «Ах ты мразь!» - с таким душераздирающим воем юноша всей своей мощью набросился на оголтелого убийцу, молниеносно выбив из его расслабленных рук смертельное оружие. Оба противника рухнули на твёрдый пол, но Николай, одержимый огненным вихрем бушующей мести, сумел перехватить инициативу. Забравшись на неприятеля, взбешённый боец нещадно колотил своего врага по лицу, желая только одного: совершить справедливое правосудие над кровавым преступником. Ему была абсолютно безразлична судьба этого человека, как и судьба его детей и жены, родителей и родственников. Его не волновала та гигантская и острая боль, свистящая в голове соперника, не интересовали кровавые побои на лице, нисколько не ощущались вдребезги разбитые костяшки кулаков. Николай являл своей яростью и упорством беспристрастный дух неотвратимого правосудия, призвавшего преступника к справедливому и беспощадному ответу.
Евгений и Алексей попытались вмешаться, дабы помочь своему другу в неравной борьбе, но остальные охранники взяли их на мушку. Один из них, наблюдая всеобъемлющее превосходство Николая и безоговорочное поражение коллеги, немедленно поспешил ему на выручку. Стражник прикладом автомата нанёс несколько тяжёлых ударов по спине юноши и, схватив того за шею, поскорее оттащил назад. Поверженный душегуб громко и противно вопил от непрекращающейся боли, словно маленький ребёнок, и еле-еле смог отдышаться. «Слушай, щегол, хочешь отправиться вслед за своим дружком?» - ехидно спросил охранник и наставил ствол прямиком на молодого «мстителя».
Сплюнув окровавленные слюни и утерев текущие сопли, побеждённый палач нервозно поднялся и истерично принялся колотить ногами скрученного на полу Николая. Однако столь громкое происшествие, разбудившее не только всех жителей крепости, но и голодных монстров, толпами бродящих по округе. В тёмный коридор экстренно подоспел весь воинский контингент, проснувшийся от близких и пугающих выстрелов, вместе с удивлённым начальником базы. Михаил Антонович со свирепым недоумением остановился у места трагедии и сурово взглянул на своих нерасторопных подчинённых:
- Да вы что? Совсем тут озверели что ли? – и он со всего размаху наделил яростными ударами обезумевших зачинщиков потасовки. – Вокруг бродят эти твари, которые только и ждут момента, чтобы нас сожрать, а вы тут… Ублюдки! Из-за вас о нашей базе будут теперь ходить всякие злобные байки. Мне плевать, как вы это сделаете, но сутра вы пойдёте на улицу и похороните Пашу, как подобает. Мне плевать, сожрут вас или нет. Смотрю, засиделись вы на базе, обленились, возгордились. Завтра будете с молодняком пахать. В дозор пойдёте, раз по-другому не понимаете, - и Михаил Антонович пал на колени перед безжизненным телом Павла. – Такой бравый парень был… Один из лучших… Паш, прости меня. Прости меня за всё…
- Миш, вообще-то он первый набросился на нас.., - начал оправдываться побитый охранник.
- Слушай ты, мразь, - и Михаил Антонович, встав на ноги, в приступе гнева резко вынул пистолет из-за спины и приставил ко лбу бессовестного стражника, решившего выкрутиться. – Молчать, я сказал. Сейчас пущу пулю аккурат промеж глаз. И не сомневайся. Мало помяли твою наглую морду, так я подправлю её свинцом. Вы меня слышали, чтобы завтра похоронили его, как подобает. Что вы здесь вообще забыли? У вас ведь есть своё помещение. Что бабу негде поиметь!? Ну так вообще без них останетесь. А сейчас закройте свои грязные пасти и пропадите с моих глаз. Я к вам вернусь позже. Наш разговор ещё не закончен. Тело положите на носилки и отнесите к выходу. Пошли теперь вон!
Повинуясь суровой и твёрдой воле начальника базы, виновники непростительного и ужасного несчастья испуганно покинули помещение, спешно забрав мёртвую плоть. Разгневанный и опечаленный Михаил Антонович с трудом созерцал ожесточённые физиономии пострадавших обитателей крепости, особенно их обозлённый и дикий взор, наполненный лютой ненавистью и жаждой отмщения. На него глядели с огромной и строгой укоризной, как на главного и безответственного негодяя, что недоглядел за своими подопечными. Остервенелые дозорные не принимали то, весьма мягкое и несправедливое наказание, не соразмерное содеянному. Они настойчиво требовали высшей меры наказания: смертной казни. «Жизнь за жизнь!» - чуть ли не хором провозгласили они. Командир невоспитанного гарнизона с неприятным выражением лица и превеликим стыдом внимал их требованиям, терпеливо слушал любые проклятия в адрес виновных. Накал вражды достиг взрывоопасной точки, поэтому Михаил Антонович делал всё возможное, чтобы заглушить разросшийся конфликт.
- Успокойтесь парни, успокойтесь! – рявкнул он. – Теперь послушайте. Сейчас сюда, со всех окрестностей, сбредутся толпы этих мутантов. Поэтому, видите себя спокойно. Если на нас начнут напирать, то нам не отбиться…
- К чему всё это умиротворение, командир? – не выдержал Евгений. – Мы это знаем и без тебя. Ты лучше скажи честно, что отмажешь своих костоломов. Ты нам мозги не пудри. Говори прямо, что ты телишься.
- Послушайте, нам нельзя сейчас опускаться до кровной мести. Так и будем друг другу мстить, пока все тут не подохнем. Они ответят за это, обещаю. Но пусть лучше принесут нам пользу. Пусть сначала похоронят Пашу, как виновники. Затем они будут, как и вы, ходить на вахту. Поверьте, я им найду достойное применение.
- Не верю, - Евгений прямо отверг всякие заверения Михаила Антоновича. – Походят, походят, но будут жрать лучше нас, будут девочек иметь, а главное будут жить. Ничего не измениться. Зачем ты их выгораживаешь? Ты же с ними не заодно. Вышвырни их с базы с чертям. Как после этого мы будем жить вместе с этими мерзавцами!?
- Жень, не зарывайся, - отдёрнул начальник убежища. – Я сам решу, что буду с ними делать. Давай обойдёмся без самосуда. Тут и так рук мало, а ты хочешь вышвырнуть их. Они лучше пусть кровью и потом искупят преступление. Так что не лезь со своими советами… Уйдёшь через несколько дней и живи, как хочешь.
- Каких рук? Они тут живут на птичьих правах. Польза нулевая от этих паразитов. Что с ними, что без них. Сидите, блин, здесь и ни черта не делайте. Штаны просиживайте, да жируете…
- Закройся, я сказал…, - стервозно заткнул своего оппонента Михаил Антонович.
- А с чего бы ему закрываться!? А? Паши больше нет, и вы помиловали этих подонков, - вступился за Евгения Николай. – Женя прав, выгоните их, и пускай идут своей дорогой. Жить в одном здании с убийцами и подонками. Смотреть, как они ни в чём не бывало хлещут водку и кувыркаются с бабами, немного неприятно…
- Колян, ну ты-то чего, - испуганно остановил своего друга Алексей.
- Выгонять никого не буду. Это окончательное решение. Пусть лучше сослужат полезную службу. А наказание они получат, не сомневайтесь. Сейчас ложитесь спать. Спокойной ночи.
После официального и предательского ухода Михаила Антоновича в помещении воцарилась угнетающая тишина. Помятые и униженные фигуры её обитателей ненадолго застыли в жестоком непонимании от сказанных слов, искренне уповая на мудрость и справедливость начальника крепости. В напуганном и подавленном сознании его преданных соратников слегка пошатнулся тот сияющий имидж доблестного и беспристрастного предводителя, коим обладал Михаил Антонович. Особенно болезненно и громоздко этот иллюзорный образ посыпался у Николая, который видел в командире убежища единственно положительного человека и одновременно союзника, способного защитить жителей от столь вопиющего произвола местной элиты. Под давлением той жуткой реальности скоропостижно развеялись в бездонной душевной пучине все предыдущие заслуги этого двуличного руководителя базы. Отныне уже ничто не могло опровергнуть ту эфемерную и пугающую теорию, недавно сложившейся в беседе с Евгением. И Николая мгновенно охватила коварная и леденящая ненависть к самому себе, кровожадно терзая и разрывая на мелкие кусочки всё его естество. Раздавленный юноша презрительно винил себя за собственную гнусную наивность, приведшую к смертельному результату, корил себя за откровенное предательство Павла и отвергал любые доводы в своё оправдание. Кровь погибшего товарища покоилась на его совести. Из всех уголков внутренней вселенной лился огненный поток свирепого и жестокого порицания за то, что Николай не поставил в известность умершего сожителя, промолчал и наивно понадеялся на заступничество лукавого Михаила Антоновича. Никакая физическая боль от полученных травм и увечий не могла заглушить неконтролируемый внутренний пожар самобичевания, вылившийся в хаотичные удары руками по собственному лицу. Одержимый неминуемым возмездием за собственное прегрешение, Николай яростно стал рвать на себе волосы и открыто бросаться проклятиями в свой адрес. Нестерпимое отвращение и дикая жаждая немедленного наказания пожирали его изнутри, выворачивая сломленную нервную систему наизнанку и заставляя биться в добровольных истязаниях бесчувственной плоти. Никто не решался остановить отчаянный личностный самосуд, поэтому все терпеливо взирали на падшего духом товарища. Его измождённая натура являла собой безнадёжный символ горя и отчаянья, безысходности и человеческой слабости, а сам юноша вызывал лишь ответные чувства жалости и сожаления. Остальные видели в нём безжалостно сломленную и равнодушно избитую жертву дьявольского заговора пьяных и безнаказанных подонков. В припадке раскаянья Николай трижды ударился головой об холодный и бетонный пол, после чего больше не шевелился. Какой-то острый и горячий твёрдый механизм невыносимо давил ему на сердце, лютый паралич вновь поразил его тело от ответственности за совершённую ошибку. Взгляд, наполненный острым чувством вины, устремился в никуда, едва сдерживая слёзы. Огненный смерч яростного отвращения к самому себе ещё долго будоражил раскалённое и напуганное нутро. Тяжёлая поступь карающего воздаяния растоптала всё его естество, оставив глубокий и ядовитый след.
Но Николай не мог бесконечно пребывать в угнетённом и печальном состоянии, лёжа на холодном и грязном полу, из-за чего в его погасшем сознании твёрдо обосновалась успокаивающая идея о мужественном смирении. Устрашающий клубок событий, скреплённый той дьявольской печатью в виде скоропостижной смерти Павла, подвёл морально сломленного юношу к необходимости безотлагательно воспрянуть духом и отбросить подальше сомнения. Столь мощное и публичное унижение не затмило своей ноющей болью светлую и высокую цель, к которой стремились два друга с дерзкого и относительно
