эротическими фантазиями и со ставшим вдруг непослушным собственным телом. Справившись с шоком, я на всякий случай отплыл в сторону камышей и сделал вид, что собираю кувшинки. Сам же исподволь ненасытными глазами наблюдал за тем, как эти обнажённые нимфы резвились в воде.
Вначале они просто плавали, а затем принялись нырять, соревнуясь, кто достанет со дна самую большую ракушку. И, поскольку здесь было довольно мелко, все они непременно сверкали появлявшимися на несколько мгновений над водой незагорелыми, в отличие от остальных частей тела, попками. Одна из них, видимо, заинтересовавшись кувшинками, поплыла в мою сторону.
- Девочка, можно полюбоваться твоим букетом? - спросила нимфа. Она стояла по пояс в воде метрах в двух от меня и выжимала намокшие пшеничного цвета волосы.
Я утвердительно кивнул, жадно разглядывая её налитые, удивительно белые груди и радуясь, что она до сих пор не поняла, кто перед ней. Я, хотя тоже купался голышом, надеялся, что меня спасает от разоблачения мутная вода.
Сердце колотилось все сильнее, голова начинала кружиться. Девушка взяла протянутый мною букет и, прижав его к груди, стала с наслаждением нюхать. И как бы невзначай, хитро улыбнувшись, сказала:
- Между прочим, мальчик, подглядывать за девушками, особенно когда они купаются без трусиков, - нехорошо.
Я обречённо опустил глаза, даже боясь представить, какое меня может ждать наказание.
- Но если ты пообещаешь, что больше подобное не повторится, я не буду звать сюда своих подруг.
- Хорошо,- сгорая от стыда, испуганно выдавил я, робко поднимая глаза.
- Тогда я разрешаю тебе поцеловать меня один раз в щёчку, - заговорщицки прошептала она.
Мне показалось, что я ослышался. Но нет. Эти слова были произнесены наяву. Пока я приходил в себя от шока, полногрудая нимфа сама приблизилась ко мне, звонко чмокнула в губы, а её рука скользнула по моему животу вниз и на миг, всего на какое-то мгновение задержалась там, в паху. И почти сразу же она, ощутив моё напряжение, вскинула удивлённо-озорные глаза, со смехом неожиданно осыпала меня кувшинками и, поднимая тучи брызг, быстро поплыла назад.
Я, глядя на неё, содрогался в сладких, неведомых мне доселе конвульсиях, испытывая по всему телу медовую сладость и одновременно ощущая непонятный, но от этого ещё более сильный стыд...
Тогда я плохо понимал, что произошло со мной. Теперь же случившееся было до убийственности ясно. Несмотря на все усилия, я не смог контролировать себя и непроизвольно кончил, увидев прямо перед лицом полуобнажённую девчоночью попку. Это был финиш.
«Немедленно отсюда бежать. Немедленно. Пусть даже в мокрой одежде. Иначе либо тронусь рассудком, либо случится непоправимое», - только эта мысль занимала теперь моё сознание.
Но прежде надо было привести себя в порядок, а для этого на время удалить из квартиры Полину.
- Сходи, пожалуйста, за пивом,- крикнул я, торопливо подворачивая намокшую часть простыни.
- Для кого? - выглянув из кухни, стала уточнять эта юная пьяньчужка.
- Для меня.
- Для кого?
- И тебя, разумеется.
- Правда?
- Чтоб мне сдохнуть!
- Ладно.
Обойдя кровать, Полина подошла к шифоньеру, скинула свой эротический наряд и надела простенький чёрный сарафан, украшенный изображениями подсолнухов. Когда за ней хлопнула входная дверь, я сразу же встал и направился в ванную, чтобы смыть последствия приключившейся со мной неприятности. Голова кружилась, но двигаться я всё же мог. Это вселяло надежду, что я смогу уйти отсюда. Куда конкретно - в тот момент не думал.
Быстро сполоснувшись, я прошёл на балкон, снял с веревки свою уже высохшую – слава богу - одежду и вернулся в прихожую. Случайно посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся. Лицо, утром ещё почти нормальное, за прошедшие часы превратилось в одну жуткую синюшную маску: с затылочной части гематома распространилась по всей голове.
Выходить с таким фэйсом на улицу нечего было и думать. Меня задержал бы для выяснения личности первый же встречный ментовский патруль. А если ориентировка из Подмосковья уже поступила в столицу, то такая встреча не могла сулить ничего хорошего.
Получалось, в этой квартире я вынужден буду оставаться ещё не меньше недели и, следовательно, буду ежечасно, ежеминутно выдерживать пытку искушением. За это время я уж точно или тронусь умом, или не смогу устоять перед приставаниями этой испорченной, но такой восхитительной в своем шокирующем поведении девчонки. Или случится и то, и другое.
Одежда сама вывалилась из моих рук. Я на автопилоте вернулся в комнату, лёг в постель и закрыл глаза. Это было даже не отчаяние. Наступила полная апатия к происходящему.
Нет. Одно желание у меня всё же оставалось. Я, как был голышом, прошёл на кухню и, вылив в стакан остатки коньяка, допил его. Потом вновь зашёл в ванную, чтобы лучше - в прихожей был полумрак - рассмотреть своё лицо. Впечатление было ещё более удручающее, чем при первом беглом взгляде.
«Неделей тут не обойтись. И не надейся. Придётся оставаться в этой квартире дней десять, не меньше».
Дверь в ванную отворилась, вошла Полина. Мельком и, как мне показалось, как-то странно, с улыбочкой глянув на меня, она прошла к унитазу, подняв подол сарафана, приспустила до колен трусики, села и сразу звонко зажурчала. Я, нисколько не удивившись её появлению, обернул бёдра полотенцем и, не торопясь, вышел.
Поступи она так до того, что случилось десять минут назад со мной, я бы обязательно сделал этой особе замечание. Но теперь её поведение меня не шокировало. Что-то во мне изменилось. Я вернулся в комнату. Постель была тщательно застелена свежей простынёй. Чёрт! Она всё знала. Хуже того, не зная точно, что случилось на самом деле, Полина могла подумать про меня вообще что угодно!
Но странно. Это открытие не очень задело меня. Я лёг под простыню и закрыл глаза.
Последующие пять дней мы почти не общались, если не считать самых необходимых слов. Я не смотрел на неё. И Полина вела себя по другому: она перестала расхаживать передо мной голышом, была тиха, скромна и заботлива. Хотя спали мы в одной постели, даже во сне она не приближалась ко мне, сохраняя расстояние между нами не менее полуметра.
На шестой день утром я подошел к зеркалу и убедился, что лицо стало почти нормальным. Перестала кружиться голова, да и рана затянулась. Поэтому, когда Полина предложила сходить в соседний парк, отказываться я не стал.
Порывшись в шкафу, она нашла мне подходящую одежду: джинсовые шорты и белую майку. Мою голову заботливо повязала разноцветной банданой - как раз по молодёжной моде этого лета. Сама тоже натянула шорты, потом - оранжевый топик, собрала волосы в два забавно торчащих в стороны пучка и, несмотря на озорно приподнимавшие топик груди, стала выглядеть ещё моложе своего возраста.
Лишь выйдя на улицу, я почувствовал, как ещё слаб. Тягучая, настоянная на московском смоге жара была мучительна. Если бы мы через пять минут не вошли в густой парк, я бы, наверное, потерял сознание. Здесь тоже была жара, но другая, прозрачная и лёгкая. Чувствовалась близость воды.
Мы медленно шли по тенистой тропе вдоль кромки леса, к которому примыкал неширокий, местами переходивший в песчаный пляж луг. С другой стороны эта равнина окаймлялась рекой. Чем ближе мы приближались к воде, тем больше на лугу было отдыхающих. С удивлением я заметил, что у большинства загоравших девушек и женщин отсутствовала верхняя часть купального костюма. Я слышал, что в Европе это уже давно считается нормой, но чтобы здесь, в Москве! Неужели я настолько отстал от жизни?
Впрочем, это открытие недолго занимало меня. Я, как мальчишка, был счастлив от одного сознания того, что Полина шла рядом со мною, что никто нас здесь не знает, что никому до нас нет совершенно никакого дела и что, о глупость, на многих встречных парнях были повязаны подобные моему пиратские платки.
Вскоре тропа исчезла. Мы вышли на широкий песчаный пляж, густо усыпанный загорающими.
Занятый своими мыслями, я не обращал внимания на людей, и всё же не мог не заметить: что-то на этом пляже было не так. Боже! Почти все находившиеся здесь были в чём мама родила: и дети, и женщины, и мужчины.
Эта бестия опять издевалась надо мной! Поскольку парк находился рядом с домом, она не могла не знать, куда мы идём.
А Полина, как ни в чём не бывало, уже ушла вперёд, подыскивая свободное место, чтобы расположиться. Она остановилась на краю поляны, под большим клёном. Когда я, осторожно обходя загорающих и стараясь при этом не смотреть на них, приблизился, эта бестия заботливо пояснила:
- Я специально искала место в тени, чтобы тебе не напекло голову. Нравится?
Я огляделся. Рядом с нами отдыхала лишь семья с двумя детьми - мальчиком лет десяти и девочкой чуть младше Полины, худенькой, но уже с небольшими острыми грудями. У их мамы, ещё довольно стройной, загоравшей лежа на спине с закрытыми глазами, груди, наоборот, были округлые и пышные. Её ноги были раскинуты, волосы на лобке тщательно выбриты. Я, мгновенно смутившись, отвернулся.
Поразительно, но у этой с виду приличной женщины совершенно отсутствовало чувство стеснения перед детьми, перед окружающими! А муж? Неужели ему приятно, что все без исключения прелести супруги видны здесь каждому мужчине? А его достоинства - подрастающей дочке? Я совершенно не понимал этих нудистов.
Скучавшие подростки сразу же заинтересовались моей спутницей, а родители, правда, куда более сдержанно, мною. Но это длилось всего несколько мгновений. Взрослые вновь закрыли глаза, а дети принялись рассматривать журнал с комиксами.
Я понял, что более уединённое место на этом пляже мы вряд ли найдем, и, согласно кивнув своей бестии, без сил опустился на траву.
- Я позагораю, ладно? - продолжая играть в скромницу, спросила разрешения Полина.
Она не могла не догадываться, что я возмущен, и не хотела подать повод для очередной ссоры. В ответ я холодно пожал плечами. Полина секунду помедлила, вышла из тени клена, скинула топик, шорты и блаженно растянулась кверху попкой на песке. Через несколько минут предложила:
- А ты что медлишь? Раздевайся тоже!
Я бросил на нее испепеляющий взгляд. Она обиженно отвернулась и стала корчить рожицу сидевшему напротив мальчишке. Тот ей ответил, затем к игре присоединилась его сестра, и вскоре все трое, взявшись за руки и сверкая попками, со смехом побежали к воде. Мама подростков поднялась и, захватив полотенце, двинулась вслед. Она гордо несла по поляне своё стройное, удивительно красивое тело и, странно, никто из загоравших не провожал ее взглядом. Здесь, как оказалось, люди вообще обращали друг на друга внимания меньше, чем на пляже обычном. В этом, очевидно, заключалась своеобразная нудистская этика.
- Судя по всему, вы впервые здесь, - обратился ко мне мужчина, проводив перед этим к воде жену и детей, - мой вам совет. Не напрягайтесь. Раздеваться донага вовсе не обязательно. Особенно если вы ещё не готовы. Поверьте, это придёт само.
Смущенно кивнув, я снял рубашку, перебрался в более густую тень и привалился к стволу.
Всё здесь было почти как на пляже обычном. В
