Spoudogeloion. История Европы в романах

на положении не то пленницы, не то незваной гостьи? Не забывайте, что она королева, самая настоящая королева, – каково же ей вот уже двадцать лет угасать в богом забытом замке? Случайно я раздобыл её стихи, вот послушайте:

Чем стала я, зачем ещё дышу?
Я тело без души, я тень былого.
Носимая по воле вихря злого,
У жизни только смерти я прошу.

Мое упованье, Господь всеблагой!
Даруй мне свободу, будь кроток со мной.
Терзаясь в неволе, слабея от боли,
Я в мыслях с тобой.
Упав на колени, сквозь слёзы и стоны
Тебя о свободе молю, всеблагой.

– Очень трогательно, мне жаль Марию, – но что поделать? Господь устроил так, что наша правительница – Елизавета. Мы не можем ничего изменить, нам остаётся только молиться о бедной Марии, – сказала Джейн.
– А если можем изменить? – теперь уже Энтони внимательно смотрел на Джейн.
– Что изменить? Я опять вас не понимаю, – растерянно произнесла она.
– Снимаю шляпу перед королевой Елизаветой, – ей удалось вырастить целое поколение людей, которые считают, что порядки в нашей стране незыблемы и установлены Богом!  Однако давайте поговорим о нас. Дорогая Джейн, скажите мне по совести, вы могли бы простить любимого человека, если бы он совершил поступок, двойственный с точки зрения морали?
– Как это – двойственный? Разве мораль может быть двойственной? – удивилась Джейн.
– Почему нет? Возьмите Ветхий Завет и Новый: в Ветхом написано о воздаянии за грехи уже в этой жизни – «око за око и зуб за зуб» – причем, на тех, кто почитает Господа и служит ему, возложена прямая обязанность покарать нечестивцев; в Новом призывается к всеобщему прощению – «любите врагов ваших… подставь левую щеку, если тебя ударили по правой» – там говорится, что только Бог имеет право на воздаяние и отмщенье. Как узнать, что за мораль подходит к определённым обстоятельствам – взять ли нам в руки карающий меч или дождаться Божьего суда над преступником?
– О чём вы, Энтони? Вы сегодня решили загадывать мне загадки?
– Послушайте, моя милая Джейн, если бы вы точно знали, что некий человек является тираном, палачом, убийцей, что он принёс огромное горе людям и принесёт ещё большее, что его надо остановить для спасения тысячей жизней, – вы одобрили бы убийство этого человека?
– Нет, не одобрила бы, – твёрдо ответила Джейн.
– Но почему? Ведь сохраняя ему жизнь, вы умножите число его жертв.
– Разве для того чтобы прекратить убийства, надо убивать? Можно сделать так, чтобы убийца никогда не смог убить, тогда и убийства прекратятся.
– И как это сделать? – усмехнулся Энтони.
– Как?.. Я не знаю… Наверно, все добрые люди должны объединится против злых людей, и не давать им совершать преступления. Добрых людей больше, чем злых, и они сильнее их, потому что добро сильнее зла.
– А пока мы будем ждать объединения добрых людей для борьбы со злом, смерть будет продолжать своё победное шествие; слёзы и кровь будут литься по-прежнему. Нет, моя дорогая Джейн, кто-то должен остановить зло уже сейчас, кто-то должен взять карающий меч и нанести удар возмездия, кто-то должен спасти невинные души, положив свою душу за них! – вскричал Энтони.
– Вы меня пугаете, – сказала Джейн. – Что вы задумали?
– Любимая моя, – Энтони не удержался и поцеловал её, – обещайте мне, что вы не будете строго судить меня, чтобы вы обо мне не узнали. О, если бы мир был устроен иначе, наше счастье было бы так близко, так возможно! Но мир жесток, и если нам не суждено быть рядом, вспомним, что есть мир совершеннее нашего:

Наш век – как капля из ковша,
Как кем-то брошенное слово.
Зачем же ждёшь венца земного,
Землей пленённая душа?

О чем мечтаешь, чуть дыша?
Зачем ты мучаешься снова?
Сними с очей своих оковы
И к небу обратись спеша.

Там свет, которого ты жаждешь,
Там отдых, о котором страждешь
Средь ежедневной суеты.

И – напряги воображенье –
Увидишь там отображенье
Здесь позабытой красоты.

Что-то у меня нехорошо на сердце… Нет, нет, не смотрите на меня с таким отчаянием, – так ерунда, пустые страхи… Мы встретимся, мы обязательно встретимся, – но простите меня за всё, Джейн, и знайте, что я вас никогда не забуду.
– Господи, что вы говорите! Что с вами, Энтони, что вы задумали? Неужели… – она вдруг побледнела.
– Прощайте и простите, – Энтони зашагал к воротам парка.
– Энтони, Энтони! Постойте! – закричала ему вслед Джейн, но он будто не слышал её.
Садовники, работавшие неподалёку, с интересом наблюдали эту сцену.
– Энтони! – ещё раз позвала Джейн, но уже тише.
Когда он скрылся из виду, Джейн сказала себе:
– Нет, этого не может быть. Бог весть, что я вообразила; он честный и благородный человек, а я дурная женщина, если такие мысли приходят мне в голову. Он вернётся, обязательно вернётся; завтра мы встретимся. Просто у него сегодня плохое настроение, с мужчинами это случается.
***
Елизавета одевалась для игры в мяч. Портные королевы пошили для неё платье нового фасона, Елизавета хотела поразить сегодня придворных.
– Да, да, да, оно короткое, – посмеиваясь, говорила она своим изумлённым горничным, – оно не закрывает лодыжки. Но кто сказал, что платье для игр должно волочиться по полу? Думаю, что вид нижней части моих ног не очень-то смутит наших джентльменов, – но в любом случае, им придётся привыкнуть, потому что мне так удобнее. И никаких фижм – это платье свободного покроя, а на поясе мы стянем его ремнём.
– Мадам! – в ужасе вскричала главная хранительница гардероба. – Вы будете почти голая!
– Между прочим, в мяч играют даже монахи в монастырях. Во время игры они снимают рясы, оставаясь лишь в набедренных повязках, а то и вовсе нагими. А я не собираюсь раздеваться до исподнего, не пугайтесь, – ответила Елизавета, продолжая смеяться, а затем обратилась к Джейн: – Мой отец превосходно играл в мяч, несмотря на свою грузность. Залы для игры здесь, в Вестминстере, и в Хэмптон-корте построены им; он же разрешил мастерам, изготавливающим мячи и ракетки, основать собственную гильдию, которая существует у нас до сих пор. Мы превзошли французов в этом искусстве: наши мячи сделаны из  хорошей кожи и набиты шерстью, не содержат песок, мел, известь, отруби, опилки, мох, золу или землю, – а ракетки очень прочные и струны на них никогда не рвутся. Но надо признать, что французы больше нашего привязаны к игре в мяч. Я слыхала, что в Париже есть больше двухсот залов для этого: есть залы, где играют люди из низших сословий, свой зал есть в университете, для профессоров и студентов, – а во дворе Лувра построена открытая площадка для благородных джентльменов. Всех превзошел Франциск, дед нынешнего короля Генриха, – он оборудовал на своей яхте роскошный зал для игры.
Французы называют игру в мяч «jeu de paume», что означает «игра ладонью». Вначале мяч, действительно, отбивали ладонью, потом появились биты, – ну, а теперь мы пользуемся ракетками. Поэтому сейчас во Франции больше распространено другое название: «тenez», будто бы означающее «вот вам, берите!». Якобы слуга, вводящий мяч в игру, выкрикивает именно эти слова на латыни, а во французской интерпретации они звучат как «тenez». Чушь! Где ты видела слуг, говорящих на латыни? Я утверждаю, что «тenez» – это искажённое древнегреческое «tennia» – «тесьма», то есть лента, через которую греки перебрасывали мяч при игре. Об этом пишет, например, Гораций, который советует тем, кому не нравятся римские игры, попробовать греческие, в том числе «tennia».
Но бог с ним, с названием! Пусть французы и ошибаются в его происхождении, но играют в «тenez» они очень хорошо, – и женщины часто лучше, чем мужчины. Более века назад, в разгар Столетней войны, как раз в то время, когда Жанна из Арка так удачно выступила против наших войск, в Париже молодая и красивая женщина по имени Марго – опять Марго, заметь! – играла настолько блестяще, что с её темпом игры не могли сравниться лучшие из мужчин-игроков. Преклоняюсь перед француженками!.. Нет, туфли дайте мне из мягкой замши и без каблука, – сказала Елизавета горничной, принесшей ей обувь. – Я мучаюсь с каблуками каждый раз, когда играю… Да, французы любят игру в мяч, – продолжала она разговор с Джейн. – Карл Девятый, старший брат короля Генриха, был неплохим игроком и называл «тenez» одним «из самых благородных, достойных и полезных для здоровья упражнений, которыми могут заниматься принцы, пэры и другие знатные особы». Кстати, он сказал это за год до того, как кровавые Гизы устроили, с его разрешения, страшную резню в Париже накануне праздника святого Варфоломея… Прекрасные родственники у моей кузины Марии: Гизы – её дядья и кузены по материнской линии, Карл – её деверь, брат первого мужа! – неожиданно воскликнула Елизавета. – А если вспомнить, к тому же, её свекровь Екатерину из рода Медичи, отравившую больше людей, чем чудовищный Александр Борджиа, то стоит ли удивляться, что такие родственники постоянно толкали и толкают Марию на преступления.
Джейн вздрогнула.
– Ваше величество, но Мария Шотландская уже столько лет находится под вашей опекой, – сказала она. – Разве она не искупила свою вину долгим затворничеством?
– Мою кузину держат под стражей для её же блага, – тут же ответила Елизавета. –  Марию вечно вовлекают в какие-то заговоры. Кажется, злоумышленники должны были бы уже понять, что устраивать заговоры с участием моей кузины это всё равно что строить дом на болоте – обязательно провалится. Господи, Мария и заговоры! Смешно. Что бы она ни затевала и что бы для нее ни затевали другие, заранее обречено на неудачу.  Иногда я думаю, какая славная получилась бы пара, если бы Марию выдать замуж за моего Дадли, – улыбнулась королева. – Вот был бы союз двух неудачников, – впрочем, слишком опасный как для них самих, так и для окружающих! Мария приносила несчастье всем, кому пришлось  быть с ней рядом. Её первый муж умер, не прожив с ней одного года; второй муж был убит сразу после свидания с ней; третий муж потерпел полное поражение в войне со своими противниками, лишился состояния, уважения, чести и с позором покинул родину.
После смерти первого мужа Мария стала никому не нужна, и её попросту выгнали из Франции. О, я представляю, каким это было ударом для моей кузины, – как же, перед ней преклонялись, ей писали стихи, из-за неё дрались на поединках, – а потом прогнали прочь. Её, истинную королеву, в чьих жилах течёт кровь сорока поколений королей, имеющую права на половину Европы, такую красивую, утончённую, прекрасно воспитанную, образованную и умную – выставили вон за ненадобностью!
Приехав в свою Шотландию, она вообразила, что здесь-то покажет чего она стоит. Напрасно. До её приезда страна процветала, а своенравные шотландские лорды кое-как ладили между собой. Моя кузина перевернула всё вверх дном; желая создать великое государство, она подняла в нём разрушительную бурю гражданской войны, и через несколько лет Шотландия уже находилась на краю гибели. Второй муж Марии, лорд Дарнли, был ещё меньше пригоден для помощи в государственных делах, чем мой Дадли. Но Дадли, по крайней мере, джентльмен и ведёт себя достойно, а Дарнли отличался грубостью и буйным нравом. Марии приходилось одновременно бороться со своими лордами и с ним, потому что он с редким постоянством предавал её, занимая их сторону. В конце концов, он так