разноцветные глаза.
Естественно, больше всего, меня интересовали женские портреты. Вот уж где выразительность черт и бурное извержение чувств! Императрица, потерянно склонилась над телом, собственноручно зарезанного, любовника. Рабыня, бывшая прежде принцессой, гордо вскинула голову, надменно улыбаясь хмурому палачу. И наконец, настоящая жемчужина коллекции, с моей точки зрения.
Я подвёл Зару к огромному полотну, помещённому в неглубокую нишу, чтобы отделить его от остальной экспозиции. Некоторое время девушка, потерянно, рассматривала изображение, а потом повернулась ко мне, за объяснениями.
- Таким, как ты, это должно нравиться, - сказал я, задумчиво, - смотри – царствующая королева Целидара, в последние минуты своего правления. Все крупные города, к тому времени, были нами захвачены и этот оставался последним. Похоже, самка полностью лишилась разума, потому как обязала всех покончить жизнь самоубийством. Естественно, никто и не подумал так поступать. Тогда она заперлась в тронном зале со своими детьми и заколола всех ножом. В том числе, трёхлетнюю дочь. А потом перерезала себе горло. Первыми её обнаружили львы, но картину писал человек. Красиво?
- Красиво? Ужасно! Как такое, вообще, может нравиться?
Приглушённые, красно-коричневые тона. Окружение теряется во мгле, можно различить лишь тусклые очертания каких-то предметов. Свет от свечей, на трех высоких канделябрах, выхватывает из мрака пять детских тел, распростёртых на пушистом ковре, расцвеченном яркими алыми пятнами. Над крошечными фигурками, в пышных костюмчиках, сидит, на коленях, красивая женщина, бессильно уронившая руку с окровавленным кинжалом. Распущенные волосы падают на лицо, но они не в силах скрыть безумный блеск широко открытых глаз. И последний штрих: свободная рука прижата ко рту, заглушая отчаянный крик, рвущийся наружу. Занавес!
- Это всё ваша вина! Из-за вас произошёл весь этот кошмар!
- Неправда, - мягко возразил я, - мы всегда старались избежать лишних жертв, среди людей. Это было бы глупо.
- Ну, ещё бы – еда пропадает! – ядовито отрезала Зара, - я устала и хочу отдохнуть. Мы, люди, знаешь ли, устаём, поэтому нуждаемся в отдыхе и сне.
Возвращались мы в полном молчании. Охотница была сумрачна и погружена в какие-то свои мысли, однако несколько раз, я ловил на себе её косые взгляды.
Около её комнатушки я остановился и прислушался: откуда-то, издалека, доносился радостный визг и тихий топот – похоже у Галиных питомцев продолжались развлечения. Охотница истолковала мою задумчивость на свой лад:
- Что замер? – нарочито грубо спросила она, - будешь ждать, пока я усну?
- Жду, не дождусь, - подтвердил я, - а потом, надругаюсь над тобой и убью. Или – наоборот. Как там, у нас, у львов, принято? Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - вырвалось у неё, и она сама вытаращила глаза, от удивления, - чтоб тебя черти взяли!
Дверка захлопнулась и в тишине оглушительно щёлкнул запор.
Была уже глубокая ночь, когда в окно библиотеки запрыгнула гибкая фигура льва. Илья был уставший, но довольный. Сидя на подоконнике, он осмотрелся, оценил меня, читающего книгу у свечи; Галю, терпеливо вычесывающую волосы зеленоглазой девчушки, и только после этого, втянул носом запах.
- О, маленькая стерва?
- Спит, - пояснил я, не отрываясь от чтения, - ты не в курсе, где и зачем построили блок военных лабораторий «Питомник»? Похоже, очень древнее…
- Слыхом не слыхивал, - он спрыгнул в комнату и мяукнув, растянулся на диване, - какое блаженство! Ты её уже трахнул?
- Нет, - спокойно ответил я, не потрудившись узнать, кого он имел в виду, - и тебе не дам.
- Вот такая собака на сене, - пояснила Галя и полюбовавшись переливом волос своей воспитанницы, сказала, - иди, солнышко и помни: ты, как старшая, обязана следить за поведением остальных.
«Солнышко», приплясывая удалилось, на прощание подмигнув мне. Я подмигнул ей, в ответ и захлопнул книгу. Илья, лёжа на животе, с прищуром, смотрел на меня.
- Нет, я всё понимаю, - сказал он, - но, по-моему, это уже переходит все разумные границы. Или у тебя есть какой-то план?
- Не знаю, - честно ответил я и потянул кошку к себе, - такое ощущение, будто нечто блуждает по самому краю сознания, какая-то мысль, которую я никак не могу поймать.
- Иди, к своей Заре! – заявила Галя и прыгнула на диван, к Илье, - мои зверушки мне всё рассказали: как ты её обхаживал, за локоток придерживал, картинки ей показывал, статуи…А нам – ни выпить её, ни сексом заняться! Правда, милый?
Она поцеловала Илью и покосилась на меня. В её жёлтых глазах плескался смех. Похоже, львица понимала какую-то вещь, недоступную мне, но не торопилась делиться догадками. Засранка, что с неё взять!
- А, у тебя, как дела? – поинтересовался я, покусывая нижнюю губу, - нашли проход к центральному куполу?
- Чёрта лысого мы нашли, - хихикнул Илья и укусил Галю за сосок, - целую толпу чертей лысых. А я был герой! Двух охотников от смерти спас.
- Это ты не герой, - спокойно объяснила Галя и вцепилась ему в ухо, - это ты – дурак. А вообще, просто эпидемия какая-то: один – охотницу выгуливает, другой – охотников спасает. Это же ненормально и неестественно! Надо вам мозги вправлять.
- Это точно, - согласился я и прыгнул на подоконник, - пойду, прогуляюсь, мозги вправлю. А вы займитесь чем-нибудь нормальным и естественным. Потрахайтесь, что ли…
- Да, папочка, - сказала Галя, совершенно невинным голоском, - спасибо, хоть разрешил.
Некоторое время я сидел около окна, разглядывая панораму ночного города. Потом достал Ольгин медальон и покачал его на цепочке. Что-то…Нет, никак не могу сообразить.
- Видишь? – спросил я, обращаясь к мёртвой кошке, - теперь я очень скучаю по тебе. Счастлива? Так и вижу тебя, в твоём раю для стерв, как ты там сидишь и улыбаешься. Думаю, теперь бы я позволил тебе выиграть.
Спрятав медальон, я прыгнул в ночь.
Когда я вошёл в комнату, Зара торопливо завтракала. Увидев меня, она едва не подавилась куском какой-то коричневой пластинки. Откашлявшись, девушка вытерла слёзы и сердито уставилась на меня. На ней была давешняя жуткая ночная рубашка и как мне показалось, её это здорово смущало.
- У вас вообще есть хоть какое-нибудь понятие об уединении и личной жизни? – ехидно поинтересовалась охотница, - а если бы я… Ну, скажем, если бы я не ела, а делала что-то ещё?
- У нас нет такого понятия, - спокойно пояснил я и положил рядом с ней огромный прозрачный пакет, - мы не едим и не делаем чего-то ещё. У нас нет ничего, что стоило бы скрывать от других львов. Я тебе очень мешаю?
- Если я скажу: очень, ты уйдёшь?
- Видимо, нет, - пожал я плечами, - хотела изучать львов - изучай. И вообще, говорят: визуальная информация о чём-то прекрасном, улучшает у вас, у людей, пищеварение. Попробуем проверить.
- И это прекрасное – ты, так ведь?
- Угу, - подтвердил я, - да ты ешь.
Она злобно посмотрела в тарелку, на остатки своей коричневой гадости, потом, ещё более злобно, на меня и с огромным трудом, удержалась от какой-то шпильки. Я приподнял бровь и Зара принялась яростно уничтожать остатки завтрака.
- Говорят, львам не очень приятно смотреть на едящего человека, - пробурчала она, с набитым ртом, - правда?
- Я потерплю, - хладнокровно парировал я.
Некоторое время мы молчали. Она ела, не поднимая головы, но несколько раз, стрельнула исподлобья своими чёрными стрелами, при этом делая вид, будто ничего особенного не происходит. Я же просто рассматривал питающегося человека. Волосы на её голове, и без того короткие, за ночь успели свернуться смешными кудряшками, торчащими в разные стороны. Глаза, как я заметил, были слегка опухшие и отдавали розовым: то ли плохо спала, то ли опять плакала.
- Ты не похож на обычного льва, - внезапно сказала охотница, оторвавшись от тарелки, - что-то в тебе не так.
Нет, ну ладно выслушивать такое от Ильи, а теперь ещё и эта…Невесело!
- Ты, наверное, знаешь так много львов, - констатировал я, а затем грустно улыбнулся, - но, вообще-то, ты права. Я – необычный лев. Сломанный. Можешь гордиться – это сделали вы.
Зара, недоумевая, захлопала ресницами, а потом отставила тарелку в сторону.
- Всё равно кусок в глотку не лезет, - пояснила он, - как понимать: «сделали мы»? Кто такие «мы» и как мы могли тебя сломать?
- Ну, скажем, посадить пойманного льва в клетку дней на двести, морить его голодом и непрерывно пытать. Думаю – этого вполне достаточно, чтобы сломать, кого угодно.
Глаза охотницы округлились.
- Бойня в Сревенаге, - прошептала она, - так это был ты? Я читала отчёт…
- Я теперь знаменитость? – грустно спросил я, - дать тебе автограф?
- Слушай, - она поперхнулась и кончик её носика порозовел, - никто из наших не одобряет произошедшего там. Даже жители Сревенага считают, будто бойню спровоцировали местные защитники. Очевидцы рассказывали, что с пленником, ну с тобой, обращались очень жестоко, - она сглотнула, - правда теперь некому рассказать, зачем это было нужно. Чего они хотели?
- Поставить льва на колени. Остальное – мелочи, - я закрыл глаза и опёрся головой о стену. Воспоминания были ещё слишком свежи, - бойня в Сревенаге, вот как это назвали…Можешь не верить, но некоторых убитых мне искренне жаль. Я был зол, да что там, все мы были в ярости и не очень разбирались, кто попадается под руку. А потом оказалось слишком поздно – мёртвых не вернуть. Ни львов, ни людей. Честно говоря, даже не знаю, что именно меня сломало: сама клетка, или произошедшее после.
Я слышал, как она тихо встала и подошла ко мне. Потом её рука осторожно коснулась моей головы. Глупая девочка, разве ты не знаешь: львы хитры и коварны? Даже такие, как я. Особенно такие, как я…
- Почему мне жаль тебя? – спросила она негромко, - я же знаю, ты убивал людей. Там, в Сревенаге, погибли целые семьи!
- Если бы меня не поймали, - сказал я, с горечью, - все эти семьи остались бы живы. Мы ведь не настолько прожорливы, как про нас рассказывают. Ну и да, меня можно было просто убить, а не засовывать в клетку.
- Тогда бы я никогда не узнала, что львы способны чувствовать, - я открыл глаза и увидел её, стоящую рядом, - похоже, сломавшись, ты научился этому.
Она была совсем близко. Крохотный толчок энергии, незаметный никому, кроме меня и страсть захлестнула бы её с головой. Слово, данное человеку, ничего не значит. Меньше, чем ничего! Прежде я, не задумываясь, сделал бы это, тем более, девушка была молода и красива. Одно незаметное движение – и она полностью в моей власти.
- Там на кровати, пакет, - сказал я и закрыл глаза, - разверни его. Внутри – одежда. Я взял её в торговом центре. Она никем никогда не использовалась, можешь одеваться, без опаски.
Я чувствовал, что она не торопится уходить.
- Иди, - попросил я, - сегодня мы будем гулять по улицам. Представь, как нехорошо получится, когда прохожие увидят тебя в твоих кошмарных тряпках. Мне будет стыдно.
- Ты – нехороший! – сказала Зара и очень тихо добавила, - спасибо. Думаю, ты бы мог сейчас околдовать меня.
- Очень хотелось, - признался я, - сам не понимаю, как удержался. Так ты будешь одеваться или мне помочь?
Охотница расхохоталась, и я услышал шелест разворачиваемой ткани. Девушка негромко бормотала себе под нос, а потом, очень строго, сказала:
- Только не подглядывать!
- Конечно, - согласился я и естественно,
Мне рыдать хотелось!