Эти гордые лбы винчианских мадонн
Я встречал не однажды у русских крестьянок,
У рязанских молодок, согбенных трудом,
На току молотивших снопы спозаранок.
У вихрастых мальчишек, что ловят грачей
И несут в рукаве полушубка отцова,
Я видал эти синие звезды очей,
Что глядят с вдохновенных картин Васнецова.
С большака перешли на отрезок холста
Бурлаков этих репинских ноги босые…
Я теперь понимаю, что вся красота —
Только луч того солнца, чье имя — Россия!
«Я, как часы, заведен на сто лет», — это запись Кедрина в его рабочем блокноте, содержащим роспись заготовок, планов, набросков к будущим, так и не родившимся произведениям. Да, к сожалению, творческим замыслам его не суждено было осуществиться. Через четыре месяца после Победы в Великой Отечественной войне, защищая достоинство другого человека, он погиб как воин на передовой. Такова одна из версий о смерти русского советского поэта, переводчика (а он переводил произведения с украинского, белорусского, литовского, грузинского и других языков...).
Его дочь Светлана Кедрина вспоминает, что накануне оставления нашими войсками Днепропетровска «мать и я в одном из последних битком набитых поездов сумели город покинуть, архив отца, поэта Д. Кедрина, при этом почти весь погиб».
Однако лучшие его стихи живут и находят своего читателя. Поэт очень любил Русь, простых людей, природу, ему не была чужда лирика, об этом его стихи: «Аленушка», «Красота», «Россия! Мы любим неяркий свет», «Мне все мерещится поле с гречихой…», «Подмосковная осень», «Зимнее» и другие. Его можно смело назвать и поэтом-патриотом, поэмы «Дума о России», «Князь Василько Ростовский», «Ермак» подтверждают нам это.
…Близка осень. Приму, пожалуй, приглашение моих друзей и родных, у них на даче почитаю «осенние стихи» поэта. К примеру, одно из них – «Осенняя песня».
Улетают птицы за море,
Миновало время жатв,
На холодном сером мраморе
Листья желтые лежат.
Солнце спряталось за ситцевой
Занавескою небес,
Черно-бурою лисицею
Под горой свернулся лес.
По воздушной легкой лесенке
Опустился и повис
Над окном — ненастья вестником —
Паучок-парашютист.
В эту ночь по кровлям тесаным,
В трубах песни заводя,
Заскребутся духи осени,
Стукнут пальчики дождя.
В сад, покрытый ржавой влагою,
Завтра выйдешь утром ты
И увидишь за ночь наголо
Облетевшие цветы.
На листве рябин продрогнувших
Заблестит холодный пот.
Дождик, серый как воробушек,
Их по ягодке склюет.
Несмотря на сегодняшнюю утрату интереса у читателей к настоящей литературе, твердо уверен, что поэзии Дмитрия Борисовича Кедрина суждена долгая жизнь.
«Вокзал» Николая Глазкова
Помните летающего мужика из фильма Тарковского «Андрей Рублёв»? Это была не единственная эпизодическая роль поэта Николая Глазкова. Он и в жизни был тем самым летающим мужиком, который с риском для жизни прыгает с колокольни, ломая крылья, все равно летит…
Малоизвестный современному читателю поэт Николай Иванович Глазков (1919 — 1979) родился в небольшом приволжском селе Лыскове Нижегородской губернии, но еще с дошкольной поры переехал с родителями в Москву. Родился на Волге, а вырос в Москве. В его стихах указан даже точный московский адрес:
Арбат, 44,
Квартира 22 .
Живу в своей квартире
Тем, что пилю дрова.
Однако далеко не всегда его можно было застать дома. Для одной из своих книг поэт придумал название — «Вокзал». Прочитанное наоборот, это слово производило почти всю его фамилию, а главное, отвечало глазковской страсти к путешествиям. Якутия, Тамбовщина, Урал… Где только не побывал поэт Глазков! «Сочинять стихи, — говорил он, — дело простое. А вот создать свое особое слово, которое запомнилось бы, почти невозможно». Николай Глазков придумал два слова, оставшихся в русском языке и русской культуре.
Первое, «самсебяиздат», хотя и созвучно со знаменитым «самиздатом», означает все-таки нечто иное. Родилось оно в ту пору, когда поэта не печатали, вот Глазков и переписывал от руки, позднее перестукивал на машинке свои стихотворения, составляя книжечки, дарил их своим друзьям и знакомым.
Все молодые поэты в тридцатые цитировали ходившие в списках или просто устно стихи Глазкова, отличавшихся от официального канона. Почти два десятилетия Глазков издавал себя сам. Едва ли не половина стихов его расходилась по стране изустно, становясь достоянием фольклора, как стали и вот эти строки:
Мне говорили много раз:
Пишите про полезное.
Полезен также унитаз,
Но это не поэзия.
Поэты Луконин, Межиров, Гудзенко, Слуцкий высоко ценили поэзию Николая Глазкова. Так продолжалось десятилетия.
Моих, пока я инвалид,
Стихов не издадут.
Меня не принимают в Лит
Институт.
Мне школу не дает роно,
И денег вовсе нет;
Но устрою все равно
Друзьям банкет.
Но я построю все равно
Себе Поэтоград,
Чтоб было у меня вино
И виноград.
Нет ничего, но я поэт
Небесный и земной,
И будет множество побед,
И все они за мной.
Второе слово и самое главное — «Поэтоград». Поэт мечтал, что будет такое замечательное место, где если и не текут меж кисельных берегов молочные реки, то бесперебойно работает винопровод. И в этом прекрасном городе станут жить люди, влюбленные в поэзию.
Я скоро возвращусь к стихам
от рынка
И всякой прочей суеты сует.
Есть комната, где лампа
как фламинго,
И выключатели,
которым равных нет.
Я с этой комнатой
традициями связан,
А расхождения, что были,
ни при чем.
И, недоступные широким массам,
Я стихи той комнате прочел.
Там, ибо люди, для которых надо
Писать поэмы о самом себе,
Они родились для Поэтограда,
А их судьба толкнула в ССП.
Давно наскучили им те легенды
И надоел непризнанный Глазков,
А все-таки мы все интеллигенты
И ничего не значим без стихов.
Считается, что глазковское творчество делится на два периода. Ранний — время надежд. И поздний — время разочарований и поэтического труда без особых взлетов. Тот период, когда Глазкова печатали (вера в поэтический «Поэтоград»), закончился. О нем помнили, рассказывали сказки и анекдоты, его афоризмы вспоминали при любом удобном случае. Поэт Сергей Мнацаканян вспоминал: часто теперь печатающийся в «Литературной газете» Н. Глазков в своей поэзии был остроумным пересмешником, в «шутливых» эпиграммах беспощаден — вот в этих строчках он умудрился обидеть сразу трех поэтов:
Как серебро сверкает дрянь.
Блестит, как злато, сор.
Долматосовская ошань
Повылезла из нор…
Н.Глазков потешался и над собой:
Как великий поэт
Современной эпохи
Я собою воспет,
Хоть дела мои плохи…
Он был автором множества других блистательных стихотворных афоризмов, острот, словесных находок, которые сохранились в памяти современных ему поэтов, почитателей его таланта.
Глазков писал стихи о природе, тонко ее чувствуя:
К нам весна приходит снова,
Дни ее светлы, ясны,
И веселье — это слово
Происходит от весны!
А вот строчки из поэмы военной поры «Хлебозоры»:
Господи, вступися за Советы,
Сохрани страну от «высших рас»,
Потому что все твои заветы
Нарушает Гитлер чаще нас.
В сентябре 1978 года Н. Глазков тяжело, почти безнадежно заболел, и секретариат Союза писателей принял решение об издании книги его избранных стихотворений. Это был акт запоздалого признания. Избранные «Стихи» — небольшой том с портретом автора и предисловием поэта Н. Старшинова вышел из печати в июле 1979 года. Однако даже шестидесятилетие уже обреченного поэта было отмечено более чем скромно. «Литературная Россия» опубликовала небольшую подборку его стихотворений, а в «Литературной газете» появилось приветствие секретариата правления Союза писателей с подверстанным к нему поздравлением Д. Самойлова. Читаю в «Литературной газете»: «…Глазков принадлежит к тем поэтам, которые печатаются сразу, но не сразу усваиваются, несмотря на необычайную естественность и простоту стиха. В нем есть истинная сложность большого поэта, масштаб которого постигается со временем и слово которого не стареет». К этому, с привкусом горечи, слова Б. Слуцкого: «Это Коля — шумный, как перемена в школе, тихий, как контрольная в классе…».
Спустя месяц в «Литературке» появился пронзительный некролог, подписанный С. Наровчатовым, Д. Самойловым, Н. Старшиновым, Е. Евтушенко, Ю. Левитанским: «Поэт великого дарования, изломанный эпохой, притворившийся шутом гороховым и поэтому уцелевший, тем не менее все-таки состоявшийся как уникальное явление».
В молодости Николай Глазков в шутку оценивал себя так:
Очень трудно гению Глазкову,
Потому что
он всего лишь гений…
В 2006 году из печати вышла книга И. Винокуровой «Всего лишь гений… (Судьба Николая Глазкова)» (М. : Время. Серия «Диалог»).
Слово, обращенное к душе
Русская литература щедра талантами. Но мы не всегда любопытны к нашему словесному богатству. В самом деле, стоит начать считать, так одних только первостепенных писателей наберется у нас десятки. Один из них Юрий Павлович Казаков (1927–1982), имя которого незаметно исчезло из литературного и читательского обихода.
Мое знакомство с творчеством Ю. Казакова падает на начало 60-х годов прошлого века, когда по радио прозвучала чудесная постановка по его рассказу «Голубое и зеленое». Кто слушал ее или читал этот рассказ, никогда не забудут благоухания и свежести, горечи и боли — вечных свойств первой любви. А затем в скромном сборнике писателя «Легкая жизнь» (М. : Правда,1963) прочитал прекрасный рассказ «Артур — гончий пес», который без волнения и непередаваемой сердечной боли до сих пор не могу перечитывать…
Юрий Казаков родился в Москве и долго жил на Арбате, чем гордился. «Здесь в одном из самых заповедных и литературных районов Москвы, освещенных именами Пушкина, Гоголя, Герцена, а в советское время — Шолохова, Гладкова, Новикова-Прибоя, он взрастил в себе все, чем как писатель был славен», — писал В. Распутин («Литературная газета», 30.04.2003).
Сегодня Москва с Арбатом стала иной. Москва теперь едва ли не самый прозападный город и, будем говорить прямо, нерусский и, более того, антирусский город в России (Завтра. 2013. № 38).
Казаков учился в музыкальном училище, потом поступил в Литературный институт, который окончил в 1958 году. Печатался в газете «Правда», журналах «Знамя», «Октябрь», «Огонек», «Москва». В издательстве «Советский писатель» вышли две его ранние книги: «На полустанке» (1959) и «По дороге» (1962). Наиболее активно выступал в печати в 60—70-х годах, после в его работе случались продолжительные паузы. Однако его присутствие в литературе ощущалось и тогда, когда он подолгу ничего не публиковал.
Незабываемы его поэтические, грустные, острозлободневные, неподражаемые рассказы: «Некрасивая», «Трали-вали», «На полустанке», «В город», в которых чувствуется музыка большого города, московских улочек, переулочков, дворов, мостовых, а главное, природы. Во всем этом сказывается музыкальное образование писателя.
В раннем рассказе «На охоте» Юрий Казаков пишет о чувствах героя его повествования, когда тот посетил места, в которых он когда-то давно охотился, будучи в таком же возрасте, как и его сын-студент, сопровождающий его в этой поездке. Охотник, просыпаясь на