…И отступилась я здесь от всего,
От земного всякого блага.
Духом, хранителем «места сего»,
Стала лесная коряга.
Все мы немного у жизни в гостях,
Жить — это только привычка,
Чудится мне на воздушных путях
Двух голосов перекличка.
Двух? А еще у восточной стены,
В зарослях крепкой малины,
Темная, свежая ветвь бузины…
Это письмо от Марины.
Поэту М. Петровых принадлежит стихотворение, которое как бы продолжает разговор о стихотворении А. Ахматовой «Нас четверо».
Ахматовой и Пастернака,
Цветаевой и Мандельштама —
Неразлучимы имена.
Четыре путевых знака —
Их горний свет горит упрямо,
Их связь таинственно ясна.
Неугасимое созданье!
Навеки врозь, навеки вместе.
Звезда в ответе за звезду.
Для нас четырехзначность эта —
Как бы четыре края света,
Четыре времени в году.
Их правотой наш век отмечен.
Здесь крыть, как говорится, нечем
Вам, нагоняющие страх.
Здесь просто замкнутость квадрата,
Семья, где две сестры, два брата,
Изба о четырех углах.
Комарово, 19 августа 1962 года
(М. Петровых. Избранное. М. : Художественная литература, 1991. С. 112).
М. Петровых, отозвавшись на стихи А. Ахматовой «Нас четверо», не оставляет места в этом избранном кругу для себя. Говорит поэтесса о себе жестко: «Ни ахматовской кротости, ни цветаевской яркости…» Арсений Тарковский в предисловии к первой прижизненной книге ее стихов и переводов отметил, что тайна поэзии М. Петровых — «тайна сильной мысли и обогащенного слова… Слова из обычного литературного лексикона приобретают новую напряженность, новое значение…»
Народ — непонятное слово
И зря введено в оборот —
Гляжу на него, на другого
И вижу людей, не народ.
Несхожие разные люди —
И праведник тут, и злодей.
И я не по праздной причуде
Людьми называю людей.
Привлекают М. Петровых вечные темы: любовь, счастье, мир природы. Более всего поэтесса ненавидит фальшь, неискренность, ложь и воспевает истину, правду.
И будь я проклята, когда солгу
Хотя бы раз, хотя б единым словом.
Нет, если я смогу преодолеть
Молчание, пока еще не поздно, —
Не будет слово ни чадить, ни тлеть,
Костер, пылающий в ночи морозной.
М. Петровых своим творчеством выбивалась из когорты громко заявивших о себе в 60-е годы молодых поэтов.
Е. Евтушенко в стихотворении «Памяти Ахматовой»:
Ахматова двувременной была.
О ней и плакать как-то непристало:
Не верилось, когда она жила,
Не верилось, когда ее не стало.
…………………………………
Шло будущее, слабое в плечах.
Шли мальчики. Они себя сжигали
Пожаром гимназическим в очах
И в кулачках тетрадочки сжимали.
А. Вознесенский в стихотворении, посвященном Б. Ахмадулиной, писал: «Нас много. Нас может быть четверо…» Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Б. Ахмадулина, Р. Рождественский, Ю. Мориц, Р. Казакова… Кто ж из них четвертый?
Разговоры о стихах, как правило, бесконечны, а начинаются они ни с того ни с сего, с пустяка, как будто случайно, хотя, конечно же, ничего случайного нет в том, что два человека, встретившись в Комарово, говорят о стихах. Так, собственно, возникают стихи.
Анна Ахматова писала:
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
А вот четыре строчки А. Ахматовой из цикла «Тайны ремесла»:
Не повторяй — душа твоя богата —
Того, что было сказано когда-то,
Но может быть, поэзия сама —
Одна великолепная цитата.
4 сентября 1956 года
Б. Ахмадулина в одном из интервью: «Я не лукаво, как умею, буду продолжать служить русскому слову, русской словесности. Я другой такой же драгоценности на белом свете не знаю». Эти слова — лучшая эпитафия большому поэту. Читатель не может расстаться с поэтессой. И, впитывая строки Беллы, заново чувствует, как
«…нежный вкус родимой речи
Так чисто губы холодит».
Н. Кондакова в стихотворении «шестидесятники», посвященном памяти Беллы:
В глухой тоске семидесятых
как я любила их троих
(в разладе бывших),
вместе взятых,
усыновивших русский стих!
Как я дружила с ними — порознь!
Но больше всех ее свирель
нас утешала — будет поросль
средь волю любящих зверей.
………………………………..
…Троих уж нет,
и только жженье
тоски немыслимой — в груди…
(Нет А. Вознесенского, нет Р. Рождественского, нет Беллы Ахмадулиной… Кто четвертый?)
Памятен переполох в либеральной прессе по поводу «государствообразующей идеи». Заказчиком тогда являлся президент России, тот, который был не дурак выпить. Задача оказалась сложной, «роют» до сих пор.
Когда в нашу литературу вводят бизнес-правила, литература умирает. Сегодня утверждается мнение о так называемой «рыночной культуре», которой нет и быть не может. Утверждается, что писателям помощь не нужна. Рынок, мол, все сам определит.
Если верно утверждение, что «поэзия — слезы души», то от прошлого будущим поколениям остаются в первую очередь только слезы.
Наша страна была единственной соборно слушавшей стихи на стадионах и площадях городов. Сколько десятилетий мы зазнайски говорили, что у нас — лучший читатель в мире. Сегодня мы говорим о необходимости придания государственного статуса национальной программе поддержки чтения. Подобная программа, например, действует в любимой Путиным Германии.
2014 год объявили Годом культуры, а Россию — страной культуры, страной Нестора и Рублева, Пушкина и Лермонтова, Толстого и Достоевского, Бунина и Чехова (этот ряд, к счастью, можно длить бесконечно долго).
Был еще счастливый отрезок времени (1965—1980 гг.), когда словно через угольное ушко в большую литературу пробились такие мощные писатели, как Ф. Абрамов, В. Солоухин, Ю. Бондарев, В. Белов, Е. Носов, В. Шукшин, Д. Балашов, В. Чивилихин, Б. Можаев и многие другие. Сравнивая тот и нынешний период истории России, невольно проникаешься гордостью за русскую литературу. А нынче что? Сегодня все еще находимся во власти попсы, примитива и масскульта. Вот это и определяет пока настоящее положение России, лишенной единой национальной духовной культуры. Сегодня, как сказал один поэт, «проглядев Есенина, упустивши Пушкина, люди должны создать Общество охраны памятников будущего параллельно с Обществом старины».
Хотя в последнее время замечаю изменения к лучшему в программах некоторых телевизионных каналов — больше стало передач о великом русском искусстве прошлого и настоящего, вершинах музыкальных, театральных, художественных, литературных. Мероприятия к Дню славянской письменности и культуры, концерт светской и религиозной музыки на Красной площади нельзя было смотреть без слез — так много у нас прекрасных песен, великой музыки, которые забыты, заменены пошлостью, бессмысленностью попсы. Концерт на Исаакиевской площади Санкт-Петербурга «Песни России на все времена» убеждает нас — не все потеряно. И последнее. Недавно президент России В. Путин подписал указ об утверждении 2015 года Годом литературы! Значит, будет Россия жить! Будет!
Прекрасное должно быть величаво
Нет, не пейзаж влечет меня,
Не краски зоркий взор подметит.
Но то, что в этих красках светит, —
Любовь и радость бытия.
И. Бунин
Кто-то из великих сказал фразу, ставшую хрестоматийной: русский пейзаж возвестил о своем рождении криком саврасовских грачей. С тех пор много замечательных художников внесли свой вклад в живописную песню о Родине. У нас были Ф. Васильев, И. Левитан, В. Серов, К. Коровин, а позднее — А. Пластов, А. Рылов, Н. Ромадин..
Художник Ф. Малявин в письме И. Грабарю писал, что после Левитана нельзя даже писать пейзажа! Левитан все переписал, и так написал, как никому ни за что не написать. Однако художник-реставратор Савелий Ямщиков выразил уверенность в том, что «эта традиция не прервется. Люди устали от постмодернизма, от выкрутасов. Мы вернемся к настоящему наследию».
Подтверждение этому — персональная выставка народного художника России Валерьяна Сергина, посвященная его 70-летию. Обладая редким даром чувства природы, ее скрытой жизни, ее эстетических возможностей и, разумеется, способностью создания впечатляющего и значительного пейзажного образа, В. Сергин принадлежит к числу художников, без полотен которых теперь невозможно представить себе лицо не только сибирского, но и российского пейзажа.
Уместно вспомнить слова А. Бенуа о пейзажах Левитана — слова, которые с полным правом можно отнести к пейзажным полотнам В. Сергина: «Они чудно пахнут свежим ветром, снегом, сухими листьями и распустившейся березой. Обыкновенно же пейзажисты пишут пейзажи, и они пахнут маслом».
Народный художник России, действительный член Петровской академии наук и искусств Валерьян Алексеевич Сергин, педагог и художественный руководитель Красноярского художественного училища им. В.И. Сурикова, окончив в 1958 году Иркутское художественное училище, вновь стал прилежным учеником. Правда, он приобрел гениального учителя — Природу, которая стала для него близким другом, и советчиком, и исповедником. В пейзажах он нашел возможность рассказать о Сибири, о Родине и о себе.
Гоголь в «Мертвых душах» очень точно определил характерную особенность русского пейзажа — это его необъятный простор. И русской жизни изначально была присуща любовь к этому особому строю пространства — широко открытому взору, с видимым вдали горизонтом, бескрайнему его размаху.
Этому определению точно соответствуют представленные на выставке эпические полотна «Утро России. Половодье», «Сибирские просторы», «Красноярск. Вечер», а также многочисленные изображения сибирской русской природы. На полотнах она во все времена года и в самых различных состояниях: и ранним утром, и в полуденные, и в вечерние часы, и в тот момент, когда солнце посылает на землю свои последние лучи. В этом отношении примечательны полотна «Мартовское утро», «Дни золотой осени», «Апрельская стихия», «Ночной город», «Вечер после грозы», «Бузим. Последний луч».
Конечно, у художника В. Сергина есть самые любимые им состояния природы. Это, прежде всего, время ранней весны. Полотна с изображением весны занимают значительное место на выставке: «Весенняя пора», «Последний снег», «Распутица», «Весенний хоровод», «Весна. Тихий вечер», «Март». На полотнах березовые рощи, мартовские проталины на лесных полянах, цветущая верба, отражение весеннего голубого неба в первых лужицах — словом, художник в своих работах стремится отыскать в самом простом и обыкновенном то глубоко трогательное, иногда печальное, что так сильно чувствуется в нашем родном пейзаже и так неотразимо действует на душу.
Но в творчестве В. Сергина есть еще одна тема, к которой он возвращается снова и снова. Это зимние пейзажи — «Рождественское утро», «Рождественский куржак», «На Рождество», «Вечер на Рождество», а также «Зимнее утро», в которых художник передает утренние, дневные, вечерние морозно-снежные состояния природы, находя каждый раз для этого все новые оттенки серебристого, голубоватого, розоватого, перламутрового. Чувствуется,