Удивительное рядом, или тот самый, иной мир Главы 6-18

неприятность можно легко исправить. А, следовательно, в случае удачного случайного отравления вполне можно рассчитывать и на хорошие скидки. Тогда Дормидорф, естественно, в шутку, но с самым что ни на есть серьёзным выражением лица, а он это умел и любил делать, заговорщицким голосом поведал Корнезару историю про то, что совсем недавно Коршан тоже осторожно выспрашивал и выведывал у него про яды. И не просто про яды, а про те, которые наиболее надёжно действуют именно на человека и наверняка приводят к концу, но, что особенно интересно, не сразу, а постепенно, чтобы тот имел счастливую возможность напоследок ещё и хорошенько, от души помучиться.
   На изумлённого Корнезара без слёз было невозможно смотреть. Я терпел, терпел и, не удержавшись, хмыкнул несколько раз подряд. И даже чуть не поперхнулся, закашлявшись для отвода глаз. Корнезар встрепенулся и придирчиво принялся всматриваться в моё лицо, заподозрив неладное. Пришлось делать вид, будто я зазевался и мне здоровущая муха попала в рот на вдохе, потому я и закашлялся, а заодно и в глаз, от того и слёзы потекли. Корнезар милостиво соизволил постучать мне по спине, что было бы весьма учтиво, если бы не было так больно. Мне показалось, что он несколько переусердствовал в своём порыве.
   Мало-помалу, в приятных спорах и добрых беседах прошёл день, начинало смеркаться. Настала пора задуматься о ночлеге. Ночевать на плывущем или даже пришвартованном к незнакомому берегу плоту никому не хотелось, одни комары чего стоили, да и опасно. Но Корнезар, как видно, не очень спешил с ночлегом. Неужели нам и ночью предстоит плыть? Как-то не похоже это на осторожного Корнезара, скорее всего, он что-то задумал и потому выжидает.
   Так и есть, он просто ждал, когда вернётся Коршан. Ворон тяжело приземлился, по инерции, словно заправский гусь, сделав несколько тяжёлых шагов перед окончательной остановкой. Он сказал, обращаясь ко всем сразу, голосом, весьма далёким от совершенства, и тоном, оставляющим желать лучшего:
   – За следующим поворотом есть неплохая площадка на правом берегу, а приблизительно в полутора километрах вниз по течению расположен небольшой островок посреди реки. Он весь покрыт деревьями и кустарником, а посередине стоит большой бревенчатый дом, в котором кто-то живёт. Мы его и раньше много раз видели, но обычно проплывали мимо, ибо было ещё светло и останавливаться на ночёвку рано. Дотянули, копуши тягомотные, теперь отстаём от графика. Ну да ладно, нагоним. В том доме топят печь, а из трубы очень вкусно пахнет, готовят что-то вкусненькое! Не знаю, как вам, а мне совсем не помешает слегка перекусить. Настоятельно советую учесть это при выборе места для ночёвки. Выбор невелик, зато очевиден! Словом, выбирайте сами!
   Мы почему-то быстро пришли к общему решению: причалить к острову и попытаться напроситься  на ночлег. Может, нас и пустят, чем чёрт не шутит! По крайней мере, попытаться следует. А заодно неплохо было бы выяснить, кому принадлежит эта избушка на курьих ножках, надеюсь, не людоедам.
   Минут через двадцать мы удачно вошли в маленькую тихую заводь посреди острова, где течение было, словно черепаха – только за смертью посылать. Но прежде нам пришлось хорошенько попотеть, борясь с быстрой водой на подходе к этой обители покоя. Река всегда ускоряет свой бег, омывая какое-нибудь препятствие, а в данном случае это был целый остров, это вам не какой-нибудь камешек или маленькая коса. Нам всем пришлось взять в руки шесты и вёсла и что есть силы налечь на них, чтобы не проскочить! Лишь благодаря удобной бухточке это удалось, а то бы неминуемо снесло в сторону, и не видать нам тогда крыши над головой сегодняшней ночью, как своих собственных ушей.
   Удачно высадившись на берег, мы решили не идти гурьбой, а отправить на разведку двух человек. Пошли Корнезар, который непременно жаждал всё держать под своим неусыпным контролем, и Дормидорф, желающий держать под контролем самого Корнезара. К тому же он был незаменим для придания делегации солидности. Идти было недалеко, дом виднелся из-за деревьев на пригорке. Слабо мерцали окошки, и действительно приятно пахло берёзовым дымком и чем-то вкусным.
   Стоило нашим разведчикам скрыться за деревьями, как мы тут же с удовольствием растянулись на тёплом прибрежном песочке, с нетерпением ожидая их возвращения и машинально наблюдая за слоняющимся взад-вперёд Коршаном. Перо ему в бок, как метко высказался про это его расхаживание Юриник. Ворон непрестанно что-то бубнил себе под нос, без устали шаря клювом в песке. Создавалось впечатление, что он всегда чем-то недоволен. Юриник, нехотя беря в руку булыжник, задумчиво произнёс:
   – Да-а… надо сказать, прескверный характерец… и бешеный нрав. Как я понимаю беднягу Корнезара… и сочувствую… Не повезло ему. Уж насколько мне нелегко приходится с некоторыми умниками-переростками, а тут ведь – застрелиться и не встать! Не позавидуешь.
   Дорокорн только тяжело вздохнул и перевернулся на другой бок. Коршан продолжал свои хождения по мукам. В его ворчании можно было разобрать отчётливо прозвучавшее имя Корнезар и сразу что-то резкое и грубое, уж не комплимент – это точно. Но после пламенной речи Юриника на счёт «достоинств» ворона, сказанной хоть и тихо, но, видимо, услышанной Коршаном, слово «Корнезар» было тут же заменено на «Юриник». Услыхав эту перемену, Дорокорн радостно и одобрительно захмыкал и довольно заулыбался, а Юриник раздосадовано фыркнул.
   «Раз уж делать нечего, – подумал я, – попытаюсь-ка проверить то, о чём проговорился как-то Корнезар на счёт ворона и удивительной потери его слуха, когда к этому процессу присоединяется безусловный рефлекс трепетного отношения к поглощаемому мясу». Я залез в свой рюкзак, где хранилась часть запасов нашей провизии, и достал кусок копчёного мяса. Как только на свет показалось источающее аппетитный запах мясо, случилось чудо! Шорох песка и недовольный бубнёж резко прекратились. Воцарилась оглушающая тишина. Ворон нагло уставился на меня, замерев на месте и выпучив глаза. Он только частыми рывками крутил головой, разглядывая меня то правым, то левым глазом. Я не собирался долго испытывать его терпение, тем более, что второй моей целью было попытаться хоть немного подружиться с этой строптивой и беспардонной птицей. Я миролюбиво произнёс:
   – Коршан, ты, может, перекусишь немного, а то мы-то сейчас поедим и ляжем спать, а ты, наверное, всю ночь глаз не сомкнёшь, будешь нас охранять?
   Он, колеблясь, вразвалочку сделал пять-шесть нетвёрдых шагов в мою сторону, несколько раз щёлкнул клювом и, громко сглотнув, интенсивно закивал головой в знак безусловного согласия и полного одобрения. Теперь ворон уже не сводил глаз с манящего и завораживающего куска.
   – Ты уж извини его, что так, прямо из рук, по-простецки, а не на блюдечке с голубой каемочкой! – ехидно пробасил Юриник под тоненькое попискивание Дорокорна, которое должно было означать одобрительный смех.
   Ворон даже глазом не повёл в их сторону! Даже клювом не дрогнул ни на йоту. Будто действительно ему разом начисто, просто-таки напрочь отшибло слух. Загипнотизированный куском мяса Коршан, пошатываясь на заплетающихся лапах, сделал ещё несколько шагов в моём направлении, преодолев, таким образом, уже добрую половину расстояния, разделявшего нас.
   У меня молнией пронеслась мысль: «а не оторвёт ли этот живоглот мне палец вместе с вожделенным куском мяса?». Как будто читая мои мысли, Дорокорн предостерегающе произнёс:
   – Надеюсь, он копчёное мясо предпочитает сырому. Ты будь поаккуратней со своими пальцами! Я бы на твоём месте так не рисковал! Смотри, сейчас вместе с рукой оторвёт!
   И в самом деле, изголодавшийся Коршан был настроен более чем серьёзно, мне показалось, что у него закапала слюна, как у голодного пса при виде любимого лакомства. Я не стал рисковать, взял и подбросил навесиком мясо в сторону напрягшегося всем телом вечно голодного ворона. Коршан с приглушённым гортанным рыком опрометью ринулся в мою сторону, пробуксовывая на месте и швыряясь песком из-под «копыт». Он сделал гигантский скачок вверх, с шумом расправил крылья и на лету схватил вожделенный кусок! Сделав небольшой круг, он плавно спикировал на ближайшую ветку. И тут же приступил к набиванию своей утробы. Разрывая мясо на мелкие кусочки, Коршан начал жадно заглатывать их, подкидывая некоторые в воздух, чтобы лучше залетали в глотку. Мы восхищённо переглянулись. Ворон действительно теряет голову при виде мяса, иначе непременно отреагировал бы на подшучивание над ним.
   Быстро расправившись с угощением, Коршан удовлетворённо крякнул и, подлетев ко мне, пробурчал неразборчиво: «Наверное, медведь в лесу сдох. Но всё равно благодарю, было вкусно, но мало». А, по-моему, вовсе и не мало, он же не орел. А запросики, как у аэрокрокодила!
   Ворон вразвалку заковылял в сторону и, взлетев на дерево, принялся чистить клюв о ветку, точь-в-точь, как разбойник очищает нож от крови невинной жертвы. В этот раз мне так и не удалось узнать, проникся ко мне Коршан чувством глубокой признательности или нет, но уже скупое «благодарю» из его клюва было для меня более чем достаточно для первого раза. Ещё несколько таких подношений и глядишь, мы с ним станем лучшими друзьями. Он будет плакаться мне в жилетку, а я подтирать ему клювик своим носовым платком.
   Стало совсем темно. От реки потянуло прохладой. Комары атаковали нас не на шутку. От их отвратительного жужжания у меня начало свербить в зубах. Прилетели, понимаешь, поужинать нашей кровушкой. Мы все чесались, словно бродячие шелудивые псы, так что приходу Дормидорфа и Корнезара искренне обрадовались.
   Они рассказали, что в избушке живут, на первый взгляд, гостеприимные и любезные старики со старухами. Точнее, два престарелых братца со своими жёнами. И они вовсе не против того, чтобы пятеро здоровенных мужиков немножко их объели, а вдобавок ещё и переночевали, проявляя тем самым, по моему мнению, чудеса гостеприимства. С нашей стороны это напрашивание в гости выглядело, как: «дайте воды напиться, а то так кушать хочется, даже переночевать негде»! Правда, еда и питьё у нас свои, ещё и их угостить хватит, но пускать незнакомых людей в дом не каждый отважится, тем более живя в столь глухом и отдалённом месте. Но раз они решились, то мы не заставим себя уговаривать.
   Приведя себя в должный порядок, мы дружно отправились в гости к хозяевам острова. На душе стало веселее и радостнее от осознания того, что мы будем ночевать в доме, а не в лесу. Уж очень нам хотелось поскорей и подальше спрятаться от злобных и голодных прибрежных комаров, которые обглодали нас почти до косточек.
   Через несколько минут мы уже знакомились. Стариков звали дед Кузьма, а сокращённо Кузя, и деда Миша. Но все звали его почему-то Мойша, когда хотели подшутить, или Михась, когда о чём-то попросить. Старушек величали баба Лена, в простонародье бабка Ленка, жена деда Кузи, и баба Ксения, сокращённо Ксеня, супруга Михася.
   Дедушка Мойша, младшенький братец, был на редкость смешливым добродушным старче. Этаким дородным лоснящимся увальнем, любящим поговорить, порассуждать,