Удивительное рядом, или тот самый, иной мир Главы 6-18

по листве, на радость муравьям и лягушкам.
   А мы, в благодарность, общими усилиями нарубили, напилили и накололи им за час с четвертью огромную гору дров для печки. Словом, все остались очень довольны знакомством. Теперь мы были всегда желанными гостями в этой одинокой и всеми забытой лесной избушке, находящейся на далёком речном острове. На том и распрощались. Мы отчалили от берега, а вдали ещё долго виднелись маленькие фигурки, о чём-то спорящие на берегу и изредка, видимо, вспоминая о нас, махавшие вслед.

       
Глава 15

                                                     СЮРПРИЗ

   Всё утро и середина дня прошли без особых приключений, если не считать того сюрприза, который отчебучил ворон. Оказалось, у него есть чувство юмора. Правда, несколько гипертрофированное, но всё же есть, а, следовательно, не всё потеряно. Сначала он неожиданно плюхнулся на середину плота, закатил глаза и вывалил тёмно-фиолетовый язык, видимо, изображая голодный обморок. Сделал я подобное заключение потому, что немного погодя, пораскинув мозгами, он шустро вскочил, отряхнулся, как хитрющий старый лис, и как ни в чём не бывало заковылял ко мне. Передвигался он вразвалочку, воровато озираясь по сторонам, как настоящий пиратский боцман после нескольких перерезанных глоток и такого же количества кружек ямайского рома. Коршан, будто читая мои мысли,  вдруг запел хриплым задушевным голосом прожжённого в боевых походах пирата:
   – Ох, вдарила мне в темя кровь с вином…
   Затем гордо окинул всех взглядом и продолжил:
   – И очертя башку, мы смело ринулись на абордаж…
   Он стоял, покачиваясь, посреди плота. Наверное, о чём-то усердно размышлял. Или ноги его плохо слушались, потому что он их отлежал. Ну, думаю, сейчас мяса затребует. Давно ведь, поди, не ел, пиранья крылатая, вот и подкатывает издалека. Тогда это означает одно – сработало! Найден общий язык на фоне взаимовыгодных интересов. Ещё немного, и он начнёт делиться со мной самым сокровенным, а мне только этого и нужно.
   На плоту до его эффектного появления царило сонное царство – атмосфера всеобщей дремоты и расслабленного уныния. Слышно было только, как жужжали назойливые мухи и стрекозы, да волны привычно хлюпали под брёвнами плота. Дремали все, кроме, естественно, нашего бессменного и сурового капитана Юриника, который зорко всматривался вдаль, вытянув худую шею. Юриник правил плотом с очень серьёзным выражением лица, и было отчего! В этом месте речка заметно обмелела и расширилась. На нашем пути то и дело встречались подводные камни, отмеченные на поверхности гребнями вздымающихся загривками волн. Приходилось старательно следить за водой, дабы ненароком не сесть на мель и не развалить плот, ставший уже таким родным.
   После внезапного появления нашей развесёлой и удалой птички картина уныния резко переменилась на прямо противоположную. Все встрепенулись и с интересом стали наблюдать за развитием событий. Мы хоть и с нетерпением ожидали продолжения, но старались при этом не показать вида, дабы не спугнуть главное действующее лицо и не вогнать его ненароком во смущение, что, кстати говоря, было очень и очень маловероятно.
   Ворон на мгновенье замер и вдруг подозрительно и придирчиво, рывком огляделся по сторонам. Понятное дело, он не заметил ровным счётом ничего необычного или странного, ибо мы были начеку, и потому визуально всё было в норме, все вокруг продолжали честно и безмятежно дремать. Он тут же успокоился и повернулся к нам спиной. И сразу мирно похрапывающий Дормидорф, продолжая издавать всё те же характерные внутриутробные звуки, не меняя тембра и тональности, медленно приоткрыл один глаз и принялся наблюдать за происходящим. Приблизительно тоже проделали и Дорокорн с Корнезаром. Тем временем долгожданное продолжение концерта по заявкам рекоплавателей хоть и медленно, но неотвратимо начиналось.
   Все замерли, не забывая создавать нужный звуковой фон и атмосферу всеобъемлющей дремоты тихого часа. Коршан, немедля, но и не спеша понапрасну, сохраняя остатки величественного достоинства, доковылял, наконец, до меня, ни секунды не раздумывая, нагло и деловито взгромоздился, цепляясь отточенными когтями за штаны, на моё колено, исцарапав мне при этом всю ногу. Он истекал тягучей слюной, источающей далеко не аромат духов моей бабушки. Видимо, у этого гнусно смердящего крылатого крокодила уже начался приступ голода. В своих тайных желаниях, вызванных очевидной и настойчивой потребностью, я занялся многократным и целительным, а главное, таким освежающим промыванием собственного желудка по всем правилам первой медицинской помощи.
   На деле же, в суровой действительности, мне приходилось стойко терпеть смердящего ворона, почти интимно пристроившегося на моей ноге и положившего свою «нежную головку» мне на плечо. Дошло до того, что я боялся глубоко дышать, ибо мне казалось, что стоит только слегка сдвинуться или как-то неловко пошевелиться, и меня тут же бурно своротит с души. А Коршан, поудобней устроившись, оказал мне великую честь: сожрал с плеча огромного зазевавшегося жука и аппетитно похрустев, приглушённо крякнул, сглотнул и замер, ласково всматриваясь мне в глаза. Я, честно говоря, ума не мог приложить, что мне делать дальше, может, за ушком ему почесать?
   Он продолжал сидеть и пристально смотреть на меня, а весил он, между прочим, немало, килограммов пять-шесть, как хороший глухарь! И к тому же его цепкие колючие когти, пронзив мои штаны, пребольно впились в ногу. Как-то очень подозрительно и упрямо он смотрит мне прямо в глаза, гипнотизирует, что ли? Вдруг пронеслась «успокаивающая» мысль, от которой мне сделалось и вовсе не по себе: «а вдруг он решил позавтракать ими, мяса-то не дают?». Я где-то читал, что вороны своим жертвам выклёвывают в первую очередь именно глаза. У них это считается деликатесом, вот он и примеряется, гадёныш!
   Нужно было что-то срочно делать, пока не совсем ещё поздно. Хорошо бы прямо сейчас вбить ему в клюв какое-нибудь полено, да побольше, тогда я бы почувствовал себя в относительной безопасности. В поисках совета и поддержки я посмотрел на моих спутников и еле сдержался, чтобы самому не рассмеяться. Позабыв о конспирации, они смотрели на меня во все глаза с таким неподдельным удивлением, смешанным с восхищением, что я на мгновение перестал опасаться за своё зрение.
   Никто не произносил ни слова, но затянувшееся молчание длилось недолго. Ворон превзошёл все ожидания. Он произнёс, причём не своим обычным хрипловатым голосом, а ловко и точно подражая Юринику, сочным басом:
   – Приплыли, ядрёна Матрёна, отдать концы! Чтоб вам, олухи царя небесного! Оглохли все там, что ли? А ну, живей, сонные тетери! Свистать всех наверх, по сторонам не глазеть, по трюмам не шкериться! Шевелитесь, увальни, а то сейчас всех отконопачу без всякого сожаления! Клянусь ржавой якорной цепью, поужинаю сегодня вашими глазами!
   Все прямо-таки остолбенели, особенно я. Ага, значит с «глазами» в самую точку, этого я, выходит, опасался не зря! А ворон хрюкнул, затрещал, будто тумблер какой переключил, и тут же ответил сам себе, но уже другим голосом, голосом Дорокорна, отчаянно и немилосердно писклявя:
   – Слушаюсь, предводитель, всё будет исполнено в лучшем виде! Со всем нашим старанием и усердием, мой любимый капитан! Вы останетесь очень довольны, очень!
   С его последними словами грянул дружный взрыв хохота. Все долго смеялись, и даже сам Коршан довольно покрякивал. Когда же веселье немного улеглось, ворон тихонько проговорил мне на ухо:
   – Знаешь, друг, я тут заметил: только один ты меня понимаешь. А ведь я это ценю. Представляешь, хоть тебе это покажется странным, но я сегодня ни разу не позавтракал! Думаю: «полечу, что ли, сначала ребят развеселю, а потом уж и откушаю, чем случай пошлёт». Ты ведь угостишь меня, раз мы с тобой такие друзья?
   Ну, конечно, я его угостил! После такого концерта любой на моём месте сделал бы то же самое.
   Между тем мы приплыли на место. Настала пора высаживаться на берег. Дальше нам предстояло довольно приличное пешее путешествие по лесу. Мы давно уже находились на территории лесных людей, но пока не встретили ни одного из них. Впереди у нас было около двух дней перехода по лесу, а там, кто знает, как всё может обернуться? Нам-то, надеюсь, бояться нечего, раз лесные умеют читать мысли, но Корнезару с Коршаном вполне может не поздоровиться.
   Вдруг мне в голову пришла одна неожиданная мысль: «а что, если это тоже проверка?». Ведь что получается? Если нас не тронут, значит, мы не те, за кого себя выдаём. А если так, то наше присутствие здесь наверняка не случайно! И, следовательно, мы пришли сюда с какой-то определённой задачей, но тогда встаёт вопрос, с какой? Естественно, с целью внедрения в их организацию, это и лешему понятно. Так что коли нас и вовсе не тронут, тут-то мы и влипли по самые ноздри! Нужно что-то срочно придумать! Но с другой стороны, если лесные читают мысли, то они должны понимать, что не трогая нас, они способствуют нашему разоблачению. Значит, должны обязательно тронуть, но не сильно… а нежно. Всё зависит от того, что в их понятии «нежно», и насколько хорошо они читают мысли. Если отчётливо и подробно, то сделают, как нам нужно, а если только чувствуют, с добром к ним пришли или со злом, тогда нам несдобровать.
   Так думал я, ступая за Юриником и ощущая сзади дыхание Дорокорна. На всякий случай я решил подумать об этом ещё несколько раз, с промежутками в пару часов, чтобы до лесных отчётливо дошло, что надлежит с нами делать. Если же сегодня ничего не получится, то завтра начну думать о чём-нибудь плохом. Но и это вполне может оказаться небезопасным для здоровья, а вдруг так нападут, так приголубят, что потом костей не соберёшь?
   По возможности нужно будет обязательно переговорить с Дормидорфом на эту животрепещущую тему. Ведь очень может статься, что он тоже об этом думает и у него заготовлен хитроумный план, вроде передачи информации через лесовика, или ещё что-нибудь в этом роде. Он ведь старый выдумщик, каких мало, никогда не знаешь, что у него на уме, и с одной стороны это хорошо, но с другой не очень! Может, он сейчас подслушивает мои мысли, что же в этом хорошего? А если бы я, к примеру, думал о чём-нибудь другом? Кто меня знает, я и сам на себя порой диву даюсь, особенно по весне! А тут ещё и старина Дормидорф со мной вместе дастся! Как это на нём может отразиться? Я-то ладно, уж переживу как-нибудь, ибо привык, а у него может и давление подскочить от переживаний! Нет, не бережёт он себя, совсем не бережёт!
   Мы уже около четырёх часов неутомимо мерили вёрсты, шагая по лесу, грибов море, вот бы их пожарить с лучком, а потом ещё и с жареной картошкой перемешать! Мы с женой именно так больше любим! Эх, пальчики оближешь! Да, если Дормидорф меня прослушивает, то у него ум за разум точно зайдёт, ну да ладно, сам будет виноват. Пусть мне спасибо скажет, что я только о еде да о лесных людях думаю, а то ведь я способен и на большее…
   Появилось ощущение, что я начинаю кое-что понимать. Если на нас и будут нападать, то не сейчас, а либо на привале, когда мы наедимся, расслабимся и станем вялыми, либо ночью, когда будет всё выше