Парадоксальная история России. Не очень серьёзные повести о русской жизни в 19 и 20 веке

эта цифра не есть полная. Все, кто был свидетелем того времени, отмечали, что Россия сильно опустела после царя Ивана.
– Хороший русский царь, – сказал Булгарин с противной улыбкой. – Однако мы не станем записывать ваш рассказ. Напишем, что количество убитых при царе Иване Васильевиче не превышало четырёх тысяч человек, – изменников, заговорщиков и супостатов. О каждом убиенном он плакал и молился, – хотя вина их была несомненна, а жизни отняты во имя построения великой православной державы, Иван Васильевич как подлинный христианин скорбел о пролитой крови, – Булгарин потёр руки. – Пожалуй, неплохо получилось.
– Mein Gott! – закричал Иоганн Христофорович.
– Ничего, ничего, дорогой герр Шлиппенбах, мы пишем такую историю, которая нужна России, – подмигнул ему Булгарин. – Не забудем отметить расширение государства при Иване Васильевиче: присоединение Казанского и Астраханского ханства, а также Сибирской Орды.
– Чужой земли, которой русские никогда дотоле не владели, – не удержался Иоганн Христофорович.
– Кого этим удивишь? – искренне поразился Булгарин. – Мало ли, кто чем раньше не владел, а потом завладел… А что касается русских, то если вспомнить хорошенько, что в историческом плане им не принадлежит, они останутся вообще без земли, – Фаддей Венедиктович от души рассмеялся. – Казанских, астраханских и сибирских татар мы, само собой, представим злодеями, дабы завоевание Россией их родины было полностью оправдано, – деловито продолжил он.
– Mein Gott, – повторил Иоганн Христофорович.
– Ливонскую войну упомянем мельком, – главным образом, как пример совместных действий Запада против ненавидимой им православной России.
– Но русская армия в Ливонии…
– Нет, нет, даже не думайте! – замотал головой Булгарин. – Всё это выдумки врагов России. Мы пишем книгу для воспитанников военно-учебных заведений, будущих офицеров, а вы собираетесь опорочить русскую армию? Господь с вами, Иоганн Христофорович, – армия это столп российского государства, о ней следует говорить исключительно в хвалебном тоне. Когда русские начнут ругать свою армию, наступит конец их государству, – к счастью, и в Европе это понимают. Ну, что ещё об Иване Васильевиче?.. Пожалуй, надо усилить абзац, где говорится о его образованности, и добавить взлёт культуры в это время.
– Запрет на свободную мысль – это есть взлёт культуры?! Не давать открыть университеты, преследовать науку, приказывать обращаться к прошлому, а не к будущему – это есть взлёт культуры?! В Европе тогда было много недостатков, но было и Высокое Возрождение, – а в России?
– Полноте, меня-то вы в чём хотите убедить? Вы опять-таки не осознали, что русская культура не может быть отсталой: она – самобытная и непревзойдённая, – усмехнулся Булгарин. – Возвращаемся к Ивану Васильевичу. Надо добавить о царевиче Иване – он не был убит отцом, он умер от болезни, а возможно, был отравлен ненавистниками государя и России.
– Пишите тогда, что царь не виноват, когда убивал митрополита Филиппа.
– Это вопрос скользкий, – Фаддей Венедиктович отложил перо. – Тут надо по краюшку, по краюшку, – ведь Филипп-то объявлен святым русской православной церкви. Вы что-то хотели предложить?
– Я предлагаю записать, что Филипп был хороший священник и человек святой жизни, но связался с противниками русского государства, – проговорил Иоганн Христофорович с деланной улыбкой. – Царский слуга, добрый человек Малюта хотеть убедить его хорошим тихим словом отказаться от заблуждения, но митрополит Филипп в ярости потерял ум и пытался задушить Малюту. Малюта защищался и случайно убил Филиппа. Филипп умер с раскаянием и большой верой в Россию.
– Замечательно! – расхохотался Булгарин. – А вы остроумец, как я погляжу… Ладно, пока обойдём историю с Филиппом, – после допишем… Однако, коли мы завели речь о загадочных смертях, следует намекнуть, что Иван Васильевич тоже стал жертвой отравителей.
– Яд? О, здесь есть точное свидетельство, что царь Иван Васильевич пользовался мышьяком, ртутью и сулемой. Правда, для излечения от венерической болезни, которой заразился из-за своих многочисленных связей с женщинами.
– Господи, да вы прямо русофоб какой-то! – снова расхохотался Булгарин. – Так изобразили православного русского царя, что дальше некуда!
– Я русофоб?! Это вы есть русофоб! – вспылил Иоганн Христофорович. – Вы ненавидите Россию, а мне она полюбовна! Вы издеваетесь над Россией!
– Помилуйте, я пишу о ней только хорошее. А вот вас мне приходиться постоянно сдерживать от нападок на Россию и русских, – заметил Булгарин, сразу же став серьёзным.
– То не есть нападки, то есть попытка разобраться, чтобы было хорошее для самих русских. Но с вами это не может случаться; ваша работа есть вред для России, и я более не намереваюсь работать с вами, – Иоганн Христофорович вскочил и начал собираться. – Прощайте навсегда, herr Bulgarin. Leben Sie wohl für immer! Я ухожу навечно.
– Пожалеете, герр Шлиппенбах. Вы многое потеряете, – со значением произнёс Булгарин.
– Зато я не потеряю совесть, – Иоганн Христофорович вышел из комнаты и хлопнул дверью.
***
Александр Гаврилович Политковский любил Россию, государя и русский народ. При слове «Россия» он обычно закатывал глаза и томно вздыхал; при слове «государь» на его лице появлялось восторженное выражение; при слове «русские» он становился торжественным и величественным. Для него не подлежало сомнению, что Россия – лучшая страна на свете, что русский царь – лучший из всех государей, а русский народ – самый лучший из всех народов на земле. Служить России было огромным счастьем и Александр Гаврилович гордился, что служит ей. Всё остальное было несущественным приложением к этим основным понятиям –  деньги Пенсионного фонда для инвалидов, которыми Александр Гаврилович распоряжался как собственными деньгами и тратил по своему усмотрению; безудержное пользование благами, которое давалось его положением при дворе: роскошные обеды в доме Александра Гавриловича, нередко переходящие в разнузданные оргии; дикие выходки в пьяном виде, нарушающие всякие понятия о приличии. Александр Гаврилович был действительно предан России и государю, и это было главным.
В русле таких представлений последняя его шалость, то есть похищение Медного всадника, была может быть несколько чрезмерной, но вполне допустимой шуткой. Он понимал, что памятник надо будет вернуть на место, однако гордыня не позволяла ему сделать это самостоятельно: непонятно для чего он продолжал запираться даже тогда,  когда к нему нагрянули обер-полицмейстер Кокошкин и полковник Верёвкин.
– А, господин обер-полицмейстер! Какая приятная неожиданность, – сказал Александр Гаврилович, выйдя к ним. – Как ваша белокурая мадемуазель? По-прежнему любит сладости и украшения? Какой она у вас, однако, розанчик в сахарном сиропе, – пальчики оближешь.
– Мы, господин Политковский, приехали к вам по важному государственному делу, – побагровев, отвечал Кокошкин. – Нам нынче не до шуток. Вот извольте познакомиться – полковник Верёвкин из Жандармского корпуса.
– Очень рад, господин полковник, – дружески проговорил Александр Гаврилович. – А не желаете ли господа выпить и закусить? А может быть, партейку в вист составим? Сергей Александрович, вы ведь от виста не откажетесь?
– Господин Политковский, я должен доложить вам, зачем мы здесь и что мы от вас хотим, – отчеканил Верёвкин.
– Вот так сразу? А как же выпить и закусить? А вист как же? – удивился Александр Гаврилович.
– Прежде всего, что нам о вас известно, – продолжал Верёвкин. – Судьба не наградила вас завидной родословной. По нашим сведениям, вы принадлежите к числу небогатых дворянских детей; закончив пансион при Московском университете, вы пошли на службу в цензурный отдел министерства внутренних дел, а затем устроились в Главный штаб военных поселений. Генерал Чернышев тогда обратил на вас внимание, и вы оказались в числе любимцев генерала:  когда он стал военным министром, вас назначили директором канцелярии «Комитета раненых» Военного министерства. Всё так, нет ошибки?
– Никак нет, – по-военному отвечал Александр Гаврилович.
– Ваша новая должность, конечно, лучше предыдущих, но всё же не очень доходная и к тому же не на виду, – будто по писанному читал Верёвкин. – Зато она чрезвычайно удобная, так как не привлекает внимание высших должностных лиц. Чрезвычайно удобная, правда?.. Вскоре вы получили звание камер-юнкера, а после – звание камергера. Награждены орденами Святого Владимира 3-й степени, Святой Анны и Святого Станислава 1-х степеней.
Прежде у вас была небольшая квартирка, а теперь вы обзавелись этим огромным домом. Вы нужны многим людям, господин Политковский: у вас ищут протекции, купцы приходят с разнообразными коммерческими предложениями, служители муз просят о помощи в делах, – наконец, петербургские дворяне находят в вашем доме место, где можно весело провести время за игрой в карты.
У нас, в Третьем отделении ходят легенды о ваших вечерах. У вас в доме собирается  общество, обычно называемое «полусветом». Это вполне обеспеченные, – и даже богатые, –  но недостаточно знатные люди. Вы не прочь перекинуться в картишки, – к тому же вам очень везёт в игре: как-то вы изволили выиграть 30 тысяч рублей за вечер.
– Фортуна! – воскликнул Александр Гаврилович. – Слепая удача, – ну, и некоторый опыт.
– Возможно, – согласился Верёвкин. – Игра в карты, впрочем, не возбраняется законом, – однако вопрос в другом: откуда у вас, при вашем скромном жаловании, берутся средства на увеселения? Можете не отвечать, я вам скажу. По нашим подсчётам, в вверенном вашему попечению инвалидном фонде существует недостача на сумму более 1 миллиона 100 тысяч рублей серебром, – неслыханные деньги, согласитесь!
– Но я…. Однако вы… Как это возможно?! – вскричал Александр Гаврилович.
– А вот как. Движение сумм, назначаемых на лечение раненых, их проезд, расчеты по увольнению, назначение пенсий, – определяются документами, подготовкой которых занимаетесь лично вы. Все необходимые для начисления денег справки, выписки, требования сосредоточены в ваших руках. Документы, совершив круг по канцеляриям министерства, в конце концов, возвращаются к вам же. А в дальнейшем ваша расписка в получении денег попросту изымается из дела. В результате этого любая проверка пришла бы к убеждению, что пенсионер-инвалид получил на руки всю начисленную ему сумму.
По документам «Комитета о раненых» всё выглядит так, будто человек получил увечье по службе, лечился, уволился из армии с выходным пособием и за счет казны уехал к себе на родину. В действительности вы и ваши пособники вписывали и продолжаете вписывать в списки раненых солдат и офицеров несуществующих людей, которые якобы лечились в лазаретах, получали отпуска домой, умирали, становились инвалидами и прочее. Разумеется, такие приписки теряются в общей человеческой массе.
Мошенничество поставлено у вас на такую высоту, что не существует ни одного верного признака, который позволил бы быстро отличить сфабрикованные документы от настоящих. Нашим агентам пришлось немало потрудиться, чтобы выявить эту хитрую механику, – и я полагаю,