только слабая искра света на границе сна.
«Нет, нельзя!»
Будто резкий толчок изнутри.
Санитар вздрогнул и качнулся в кресле.
Флоранский поспешно схватил стакан с горячим чаем и, прошипев что-то невнятное, тут же выпустил. Кончиками пальцев потрогал мочку уха.
- Чёрт! Напугал меня… Сидел, сидел спокойно, а тут…
Санитар вздохнул смущённо и ладонью прикрыл зевок.
- Я это… Сморило что-то.
Флоранский подул на пальцы.
- Сморило, - повторил санитар. – Душно стало. Да… Может, вытяжку отключили?
Он встал, подошёл к двери и, вытянув руку, поднёс пальцы к вентиляционной решётке.
- И как? – спросил Флоранский.
- Вроде, дует, - как-то не слишком уверенно ответил санитар.
Он вернулся на место и всё ещё осовелыми, мутными, сонными глазами уставился в монитор.
- Доктор-то наш, - удивлённо произнёс санитар. – Уникум! Столько дел наворотил, кровищи из-за него столько пролилось. И сколько ещё прольётся! Вся Москва на ушах стоит, а он… Спит как младенец! И чего за ним присматривать? Вон он, спокойный какой…
- Состояние может измениться, - туманно ответил Флоранский.
И пояснил:
- Средства, вроде, безопасные подобрал. Отработанный вариант. Однако дозировка… На такой долгий срок я ещё никого не укладывал.
Он с беспокойством посмотрел на экран, на котором зубчатой зелёной линей вычерчивался график сердечного ритма Балицкогого.
И на соседний экран, где ряды цифр показывали содержание кислорода в крови доктора, количество ударов сердца в минуту, давление крови, температуру тела и процентный состав газов в дыхательной смеси, подаваемой доктору через дыхательную трубку.
Флоранскому показалось, что значение индикатору пульса скакнуло вверх.
- Да, - согласился санитар, - долгий у доктора сон.
И, повернул голову, посмотрел на часы.
- Почти сутки… Пять раз ему мочу через катетер сливали. Как вы думаете, Константин Евгеньевич, доктор…
Санитар запнулся на секунду.
- Слушаю, - подбодрил его Флоранский, вглядываясь в экран.
- …Не припомнит нам, когда проснётся? – спросил санитар. – Мы же не слишком вежливо в постель его укладывали.
- Не знаю, не знаю,.. - пробормотал Флоранский, наводя резкость на камере наблюдения. – После такого сна он недели две в себя будет приходить, а мы уж к тому времени… Ничего не замечаете?
- Что такое?! – удивлённо воскликнул санитар.
Цифры на контрольной панели запрыгали. Значения индикаторов стали быстро меняться. Участился пульс и сердечный ритм.
Флоранский увеличил изображение на мониторе. Теперь ясно было видно, что лицо доктора быстро розовеет и кода на лбу покрывается мелкими каплями пота.
- Чёрт, с ним? – прошептал санитар.
Флоранский удивлённо вскинул брови.
- Если с ним что-то… Нам же конец тогда! Конец! – заныл вполголоса санитар.
- Реакция,.. – выдохнул потрясённый состоянием доктора Флоранский. – Не видел такой реакции… Невозможно! Его сознание отключено… Должно быть отключено!
- А это тогда что? – и санитар показал на экран. – Вот… Он же заметался уже! Заметался!
И санитар, вскочив, двинулся было к двери.
- Стой! – крикнул ему Флоранский. – Никаких капельниц и инъекций! Он на предельной дозе! Нельзя ничего добавлять, иначе угробишь!
Санитар замер. Потом повернулся к Флоранскому и спросил растеряно:
- Так что же делать?
- Ждать, - ответил Флоранский. – И хотел бы я верить в то, что твои познания в реаниматологии нам не потребуются… Но ведь!
Он покачал головой.
- Я поклясться могу, что ему что-то снится. Какие-то видения… Но ведь это же невозможно! Сновидения в таком состоянии?
Флоранский ещё увеличил изображение, и лицо доктора заняло теперь весь экран. И отчётливо увидел движения глаз под веками.
- Невозможно! – повторил Флоранский.
Он достал диктофон и зашептал быстро, сбивчиво:
«Сегодня в два часа тридцать две минуты…»
В машине тепло.
Там, снаружи – зима. Степной, беспощадный мороз.
Воздух будто сжижен холодом, воздух тяжёл на вдох. Льдинки в воздухе, вкус зимы – с мороженой кислинкой, с кусочком луны.
Перехватывает горло. Лёгким тяжело, не расправить – зима.
На окраине посёлка, на площадке у железнодорожного переезда, шагах в сорока от станции стояла машина. В машине сидел мальчик.
Мальчик смотрел на бело-голубую в лунном свете степь. На луну. И на звёздное небо.
Там, на небе – добрые звери.
Они живут среди звёзд, в белом и добром мире, где серебряные фонари плывут в молочном небе, где сотни радуг загораются одновременно и висят без опоры разноцветными, вспыхивающими яркими праздничными огнями арками.
Там всегда тепло и спокойно. Там Волк тёплым языком облизывает сладкую, сахарную Луну. Там Скорпион ползёт по поляне, собирая ягоды. Там Лебедь летит над небесным озером. А Рак, что живёт на дне озера, выбирает клешнями из раковин жемчужины – и считает их. Когда-нибудь жемчужины станут новыми звёздами…
Надо сосчитать звёзды.
Нет снега….
Там живут добрые звери. Там, на другой стороне, за синим хрустальным куполом – их мир.
Свет от звёзд и свет от их мира проходит сквозь купол. И виден здесь, на земле.
Добрым зверям нет дела до мира людей. Быть может, он и вовсе не виден им. Ведь с Земли свет не идёт…
Разве только Волк удивительным нюхом своим чует проникающие сквозь купол запахи далёкого, зимнего, печального мира.
Беспокойный Волк обнюхивает купол. Трогает лапой Луну. Он смотрит сквозь синий хрусталь.
Вниз… Быть может, на него?
Полгода назад мама принесла из библиотеки звёздный атлас. Она рассказывала маленькому Сёме о созвездиях Северного и Южного полушарий, о Зодиаке, о Солнце и планетах, о космических туманностях, об астероидах и…
Мальчик был мал. Быть может, он понял не всё. Может, мало что понял. И запомнил лишь названия… Имена! Имена добрых зверей.
«Вот, Сёмушка, смотри. Это Волк, слева от Скорпиона. Наугольник, Весы… Лебедь. А там…»
Кто такой Кентавр, он не знал. И Кассиопея была ему незнакома.
Мальчик был ещё мал, и читать ещё не умел. Только начал учиться…
Но что на небе живут звери – понял хорошо. Он и раньше догадывался, что на небе кто-то живёт.
Теперь знал – кто.
Он пытался найти Волка.
Созвездие это не видно в северных краях. Разве только в самых южных местах страны виден небесный волк, да и то - частично.
Но мальчик о том не знал.
И вообще… Разве Волк не может прибежать на эту сторону неба?
Надо только позвать его. Он услышит.
Хлопнула дверь.
Капитан с белыми от инея усами, запахнув тулуп, устроился на переднем сиденье и, тронув водителя за плечо, хриплым голосом произнёс:
- Бектурганов, хватит мальца морозить! Час, небось, стоите… Давай, двигаемся!
- Я печку включил, - отозвался водитель.
Перегнувшись через сиденье, посмотрел на маленького пассажира.
- А куда его?
- Пока в отделение, - ответил капитан.
И затопал ногами по полу.
- От, беда… в валенках, а как деревянные стали! Ног-то не чувствую!
- Попарить, жиром натереть, - посоветовал водитель, поворачивая руль. – Я такое средство знаю!..
Капитан отмахнулся.
- Не до средств! Парня сейчас пристраивать, бумаги оформлять…
И вздохнув тяжело, заметил философски:
- Помирают люди, а проблем только прибавляется. Особенно нам…
- Это точно! – согласился водитель.
И повёл машину к переезду.
Путь предстоял неблизкий. Отделение милиции было на другом конце посёлка.
Всю дорогу по степному пустырю смотрел мальчик в небо.
И, водя пальцами по запотевшему стеклу, рисовал звёзды и соединял их линиями, отмечая путь следовавшего за ними Небесного Волка.
Александр Уваров (С) 2008
